Маскировка для злодейки - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 16

– Гошка, ты можешь пойти со мной, я сказала, что приду с братом…

– Нет, иди лучше одна. Лишнее это, – поморщился Гошка. – А мы лучше тут побудем, подождем тебя.

– Слушай, не знаю, как вы, а я сейчас коньки отброшу, так жратеньки хочется! – простонал Леха.

– Вообще-то да, – согласился с другом Гошка. – Перекусить не мешает!

– Пошли, пирожков каких-нибудь купим, – предложила Маня, которой вдруг тоже захотелось есть.

– Да, нелегкая вообще-то жизнь у сыщиков, – заметил Леха, стряхивая крошки с футболки. – Бегаешь, как жучка, даже поесть нормально не получается. Я все-таки, наверное, сыщиком быть не хочу.

– Тогда почему за нами таскаешься? – не без яда спросила Маня.

– Так интересно же! И потом, когда все распутаешь, кому-то поможешь, на душе такая удовлетворенка… Кайф!

– Леха, ты какой-то непоследовательный, – хмыкнул Гошка.

– Просто я думаю, что пока нам все-таки везло, все удавалось, но ведь когда-нибудь пруха кончится, и тогда будет так кисло… так хреново…

– Надо просто верить, что все получится! – твердо заявила Маня.

– А если не верится?

– Тебе не верится? Во что? В то, что мы найдем шантажистку? – рассердилась Маня. – Найдем, я просто уверена, что найдем! А если ты не веришь, езжай домой! Нам пессимисты не нужны!

– Маняша, ты не злись, – примирительно сказал Гошка. – У Лехи просто пирожки еще в пузе не осели, а как осядут, он тоже во все хорошее поверит.

– Ну, Гуляев, ты даешь – пирожки в пузе не осели! – расхохотался Леха. – Но, как говорят, доля правды в твоих словах есть. Я, когда голодный, злиться начинаю. Есть такой грех, а сейчас вроде жизнь уже веселее кажется, тем более пирожки классные были!

Время пролетело быстро. Маня собралась идти к Елизавете.

– Значит, со мной не пойдешь? – спросила она Гошку.

– Нет. Зачем? У тебя одной лучше получится.

Маня решительно вошла в подъезд.

Женщина, открывшая ей дверь, ничем не напоминала Ираиду Керженцеву. Маня незаметно перевела дух.

– Здравствуйте! – улыбнулась она.

– Заходи, девочка. Как тебя зовут?

– Маня.

Женщина очень пристально на нее посмотрела, словно что-то припоминая. Но ничего не сказала. Провела Маню в большую комнату, обставленную старинной мебелью. Книг в ее квартире тоже было много.

– Садись. Рассказывай!

Маня еще раз повторила все, что видела и слышала.

– А как они выглядели, во что были одеты?

– Ну, один – обычный парень лет двадцати, наверное, в черной майке с надписью «У вас губа не дура!». Волосы у него темные, каштановые, очень коротко стриженные, на левой щеке родинка небольшая, нос картошкой, глаза маленькие, цвет не разберешь. Плечи широкие, накачанные. А второй… как бы это сказать… Он такой гнилой шмендрик…

– А татуировка у него на руке есть?

– Да! Есть!

– Какая, ты не заметила?

– Заметила! На левой руке повыше запястья какая-то надпись. Но что написано, я не разглядела.

– Очень интересно, – тихо проговорила женщина.

– Вы его знаете? – удивленно спросила Маня.

– Боюсь, что да. Я только не думала, что он… Да ты, девочка, права, он действительно гнилой шмендрик. Надо же, ты как только это сказала, я сразу поняла, о ком речь… Что ж, будет мне урок, нельзя связываться с такими типами, у него же все на его поганой морде написано. Ну ничего, я с ним разберусь!

– Вы теперь на него в милицию заявите, чтобы поймать с поличным, да?

– Ты, я вижу, детективы любишь?

– Люблю, кто ж их не любит!

– Слушай, а твоя фамилия случайно не Малыгина? – вдруг спросила Елизавета Платоновна.

Маня от неожиданности рот раскрыла:

– Откуда вы знаете?

– Значит, я не ошиблась? У меня отличная зрительная память! Я недавно у отца твоего была и видела твою фотографию. У тебя ведь еще сестра есть, верно?

– Верно. А вы папу знаете?

– Я у него брала интервью. Помню, еще он мне фотографию дочек показывал, а я подумала: какие разные девочки, одна красавица, а другая, наверное, умница. А ты и вправду умница! Да ты не огорчайся, умной в нашей жизни быть лучше, чем красивой, к тому же через годика три-четыре неизвестно еще, за кем парни больше бегать будут, за твоей сестрой или за тобой. У тебя черти в глазах пляшут, это очень ценное качество. Но подумать только, до чего же тесен мир! Вот брала интервью у знаменитого артиста, а через две недели его дочка ко мне с таким делом явилась. Это папа такой неравнодушной тебя воспитал?

– Мама! – твердо ответила Маня.

Елизавета Платоновна улыбнулась. И вдруг ужасно понравилась Мане. Она почувствовала, что этой женщине можно доверять.

– Ну, Манечка, пойдем-ка на кухню, я тебя чаем хоть напою. У меня пирожные вкусные есть.

– Спасибо, с удовольствием, – быстро согласилась Маня.

– А у тебя в соседнем подъезде мальчик живет, я правильно поняла?

– Нет, я это придумала, для вашей соседки!

– То есть как? – нахмурилась Елизавета Платоновна. – Что это значит?

– Это очень сложная история… Понимаете, я вообще-то вас ждала, а потом вдруг услыхала разговор и поняла, что надо торопиться. Вот и пошла к вашей сеседке и придумала про свиданку…

– Ты меня ждала?

– Да!

– Зачем?

– Поговорить… Понимаете, я про вас только сегодня узнала и решила кое-что выяснить.

– Ничего не понимаю! А про гнилого шмендрика – это выдумка?

– Да нет же! Чистая правда! Только я его уже и раньше видела.

– И где же?

– Вы Маргариту Сергеевну Велленберг знаете?

– Велленберг? Первый раз слышу, а кто это?

– Она – невеста Владислава Игоревича Комова, – без запинки проговорила Маня.

Елизавета Платоновна вдруг побледнела.

– Невеста? Ее фамилия, значит, Велленберг? Нет, я ее даже никогда не видела. Но при чем тут она? Я совершенно ничего не понимаю!

– Я вам сейчас объясню! Этот шмендрик шантажирует Маргариту Сергеевну, деньги у нее вымогает и относит одной женщине, которая живет по чужим документам…

И Маня рассказала Елизавете Платоновне все, умолчав только о той истории в Омском университете. Зачем рассказывать о том, чего на самом деле не было?

– С ума сойти! – пробормотала Елизавета Платоновна. – Да вы целое расследование провели… И чем же этот мерзавец шантажирует госпожу Велленберг? У нее есть какие-то страшные тайны?

– Наверное, у всех есть какие-то тайны… – неопределенно ответила Маня.

Елизавета Платоновна грустно улыбнулась:

– И никому не хочется, чтобы эти тайны всплыли. А ты, значит, решила, что за этим шантажом стою я?

– Я не решила, а предположила!

– Нет, деточка, я слишком хорошо понимаю, что заставить себя полюбить невозможно, даже если вылить грязь на счастливую соперницу. Выйти замуж так можно, а стать любимой и единственной – нет!

У Мани комок стоял в горле.

– Но ведь как-то заслужить любовь, наверное, можно?

Елизавета Платоновна внимательно взглянула Мане в глаза и поняла, что девочка говорит о своем.

– Ах, Маня, любовь такая странная штука. Если бы любовь можно было заслужить, все было бы несколько проще. Хотя такое тоже бывает, но редко. И знаешь, я еще поняла… Когда говорят – я люблю ее или его за то-то и за то-то, это не любовь. Любовь – штука странная, непредсказуемая… Иной раз смотришь – всем человек хорош, а тебе он не нужен. А другой – одни сплошные недостатки, а ты вдруг взглянула ему в глаза и – бац – полюбила.

– Но если безответно… это больно…

– Господи, да неужели у тебя безответная любовь? – ахнула Елизавета Платоновна.

Маня только молча кивнула.

– Ничего, надежда всегда есть. У него ведь тоже могут глаза открыться. В один прекрасный момент он на тебя посмотрит и подумает: а где у меня глаза были? Как же я не замечал эту чудесную девчонку?

– А так бывает?

– Да сплошь и рядом!

Они посмотрели друг другу в глаза и засмеялись. Правда, смех был не очень веселым.

– Ты мне нравишься, Маня. И давай-ка подумаем, что нам теперь делать.