Брачный марафон - Веденская Татьяна - Страница 41

– Странные у вас отношения! – как-то вечером, после того, как мы с Лайоном в очередной раз поругались у моего одра, заметила девушка. Девушку звали Мария, она была пуэрториканкой, эмигранткой во втором поколении. Наверное, поэтому у нее было красивое живое лицо с выразительными карими глазами и такое похожее на мое мнение обо всех этих радостях американского реалити-шоу.

– В каком смысле? – не поняла я. Вернее, я просто решила уточнить, что именно показалось ей странным. Потому что у нас были странные на все сто отношения.

– Ну, он ходит к тебе как на работу, а глаза холодные. Ты ждешь его, а сама, по-моему, ненавидишь его лютой ненавистью, – пожала плечами Мария.

– Ненавижу? – удивилась я. – Он же мой муж.

– И что? Одно другому не противоречит, – глубокомысленно встряла соседка с диабетом. Я посмотрела на Марию. Надо же, как точно она отметила мое настоящее отношение к Лайону. Я его ненавижу.

– Да. Я его ненавижу, – кивнула я и зажевала слова куском банана. – Как странно, я ни разу вот так честно не сказала этого вслух. Даже про себя, даже самой себе.

– Нормальная женская реакция, – с удовольствием принялась препарировать меня диабетичка. – Психологи отмечают, что женщина стремится свалить всю вину за свои чувства на мужчину.

– Что это за бред? – скорчила рожу пуэрториканка Мария.

– И не бред вовсе. Вот ты ненавидишь мужа. Почему? – блистая от удовольствия глазами, соседка повернулась ко мне.

– Ну… он плохо со мной обращался. Он относится ко мне как к рабыне. И… и у него нет никаких интересов, с ним невероятно скучно. Но он упертый, шагу мне не дает ступить, – начала перечислять я.

– Вот и смотри сама, – тоном фокусника, демонстрирующего отгадку взмахнула рукой соседка. Даже Мария сбросила мнимую апатию и повернулась ко мне. – Она ненавидит его, потому что он ничтожество и мерзавец. Верно?

– Ну, да. В конце концов, он даже не отправлял ее к врачу, – напомнила ей Мария. Я кивнула. Про это я как раз забыла упомянуть.

– А вот и нет. Это все ерунда. Она ненавидит его, просто потому что ненавидит. И все! – победно закончила соседка. Мария от разочарования аж сплюнула. Я тоже как-то ожидала более глубоких выводов.

– Глупости, – фыркнула Мария и щелкнула пультом телевизора. Соседка обиженно покраснела.

– Вы не понимаете. Нельзя ненавидеть за что-то. Можно просто ненавидеть. Потому что этот человек ненавистен. Именно этот, а не кто-то другой. С другим вы все пережили бы по-другому. Вы нашли бы какие-то плюсы, которые оказались бы для вас существенными. А с этим все плохо. И плохо-то все именно потому, что он – это он, а не кто-то другой.

– Гениально. А теперь можно, я посмотрю ток-шоу? – едко спросила Мария. Она явно была не в восторге. Я же, тем временем, переваривала услышанное. И оно не показалось мне совсем уж бессмыслицей. Почему-то.

Я проснулась посреди ночи. Не оттого, что меня что-то разбудило, а сама по себе. От мысли, которая варилась во мне даже во сне, как рагу на медленном огне. Почему я так сильно ненавижу Лайона? Когда все это началось? Еще в России? Но ведь тогда он не был таким уж мерзавцем. Кольцо подарил, за все платил. Да и здесь, что он уж ТАКОГО страшного делал? Экономил? Да они все тут на этом помешаны. Мух на лету трахают!

– Он тебя ударил. Поднял на тебя руку, – уверенно произнес внутренний червяк.

– Ага. После того, как я подняла на него ногу. Не надо грязи. Он ударил меня в живот, я отшибла ему яйца. Еще неизвестно, что хуже. И потом, если бы не он, рожать бы мне сейчас, как миленькой.

– Молчу, – затих червяк. И правильно. Я вдруг все поняла.

– Я все поняла! – затрясла я Марию за ее смуглое красивое плечо.

– Что? Кого позвать? Тебе плохо? Который час? – отреагировала потоком сознания на мои потрясывания она.

– Я все поняла! Я не могу с Лайоном спать. Я его ненавижу, потому что ненавижу с ним спать. Я ненавижу его тело. Если бы на его месте был Полянский, я бы позволила ему бить меня по голове кирзовыми сапогами. Я бы прожила всю жизнь без единого доллара, только бы спать с ним по ночам. Мне вообще бы не было нужно ничего!

– Ну, это ты загнула, – с сомнением терла глаза Мария. Мои откровения сильного впечатления на нее не произвели.

На следующий день я в полной ажитации еле дождалась Лайона. Я даже смотрела на него теперь другими глазами. Вот, чуть не испортила жизнь и себе, и хорошему человеку. То есть, о чем это я. Вполне испортила. Но, возможно, что я еще смогу все исправить!

– Лайон! Ты пришел? Что так поздно? Мне надо с тобой поговорить! – набросилась на него я. Он с опаской на меня посмотрел. После того моего разговора с сотрудником службы социального надзора он все время боялся, что я организую ему каких-то проблем. Термин «поговорить» он воспринимал только в таком ракурсе.

– Что-то не так? Тебя обидели?

– Нет. Не обидели. Все в порядке! Но все не так, – волновалась я. – Я вдруг поняла, отчего у нас берутся все проблемы.

– Да? – заинтересовался Лайон. – И откуда?

– Мы просто не любим друг друга! – открыла ему глаза я. Он помрачнел и отвел глаза.

– Я тебя люблю, – уперто пробурчал он.

– Но ты не понимаешь! Нельзя рожать детей с нелюбимой женщиной. Нельзя спать с нелюбимым мужчиной! Я честно пыталась. Но это невозможно. Я повеситься готова от мысли, что это придется делать всю жизнь.

– Почему же ты не сообщила мне об этом в России? – упрекнул он.

– Я сама тогда не понимала, насколько это важно. Все говорили, что можно обойтись, что деньги все решают. Даже мама!

– Ты просто взбалмошная девчонка, несмотря на возраст. Придумала какую-то ерунду, – затрещал Лайон. Я даже растерялась. С чего я решила, что он сразу все поймет и отпустит меня с пожеланиями большого женского счастья.

– Я не люблю тебя! И никогда не полюблю. Нам надо развестись!

– Сама додумалась! Или кто присоветовал? – он с подозрением обвел взглядом палату. Пуэрториканка Мария отстраненно листала журнальчик.

– Господи, да как ты не видишь сам? Мы будем несчастны всю жизнь. Отпусти меня.

– Никуда я тебя не отпущу. Надо тебя выписывать поскорее. Может, у тебя кризис на почве выкидыша. Откормишься и придешь в себя. Съездим в Майами, отдохнем. Тебе никогда не было противно со мной спать. Ты это просто придумала.

– Не смей врать! – заорала я. – Ты врешь самому себе. Я ненавижу тебя, как мужчину ненавижу. Мы могли бы даже стать друзьями, это по всему видно, но я ненавижу твои холодные мокрые пальцы, твои худые ноги.

– Перестань позорить меня на людях, – зашипел Лайон. – Секс должно обсуждать только в постели, вдвоем. Если ты так уж настаиваешь, что у тебя проблемы, я готов пойти к сексопатологу и их решить. Я не для того женился, чтобы развестись.

– Это какой-то бред. Ты не слышишь меня! – я обессилено упала в кровать и заплакала. Лайон оглядел меня, поставил на тумбочку сок и вышел. Я испугалась. Вот теперь я испугалась по-настоящему. Если он готов жить со мной, даже точно зная, что я его не люблю, значит, я для него и правда всего лишь вещь.

– Дорогостоящая вещь, – согласилась со мной Мария. – Попала ты, подруга.

– Не то слово.

– Надо что-то делать, – возмутилась соседка с диабетом. – Не может же он тебя держать насильно.

– Может, – уверенно возразила пуэрториканка. В ее жизни читался какой-то ценный опыт, которым она не хотела делиться, но могла намекать. – И станет. Потом она родит ребенка и он выкинет ее на улицу, чтобы она смогла наконец спать с кем придется.

– Не отберет же он ребенка у матери? – усомнилась я. В России детей всегда оставляли с мамой. Да и как ребенок может жить с одним отцом.

– Это почему же? Ты в Америке, детка! Ребенка оставят добропорядочному американскому гражданину. А тебя депортируют и помашут ручкой. Ты кто? Даже не эмигрантка. Вообще пустое место!

– Но ребенок без матери не может…

– Он ему ее подберет, не волнуйся. В интересах ребенка надо понимать, что отец ему даст гораздо больше! – прогнусавила, изображая судью, Мария.