Брачный марафон - Веденская Татьяна - Страница 37

Таким образом, примерно к середине июня я начала сходить с ума. Три этажа таунхауса, завядшие розы около лестничных перил, кухня, уборка, стирка, глажка. По выходным помогать Лайону релаксировать после тяжелой рабочей недели. По субботам традиционный звонок маме.

– Как ты, милая? – дежурно волновалась мама.

– Все хорошо, мамочка. А как у вас? – традиционно заверяла ее я. Мама давно успокоилась и решила, что мое будущее пусть и в далеких, но надежных руках. Однако настал и мой предел.

– Я больше так не могу! – заявила я маме, не думая о последствиях.

– Ты о чем? – строго уточнила мама. Действительно, о чем это я. Как бы поточнее выразить чувства, чтобы уложиться в отведенный мне Лайоном трафик.

– Я видеть больше не могу Лайона. Он мне опротивел!

– Что ты такое говоришь, деточка. Господь с тобой. Такой хороший муж. Вы поссорились? – забеспокоилась мама.

– Ты удивительно проницательна. Мы ссоримся постоянно, – почти рыдала я. Лайон с беспокойством вслушивался в мою речь. Я вела себя в несоответствии с протоколом.

– Это из-за тебя. Вечно ты что-нибудь выкинешь. Никакого терпения. И даже не говори мне что Лайон плохо о тебе заботится, – отключила рацию на прием мама.

– Да, именно это и происходит! Он ужасно обо мне заботится! – заорала я. Лайон дернулся всем телом и подошел ближе. Я с вызовом посмотрела ему в глаза, он отвел их и не решился прервать связь.

– И что именно он не делает? – с раздражением вступила в диалог мама. Я чувствовала, что теряю очки даже когда молчу. – Он тебя не кормит?

– Кормит. На убой! – визжала я.

– Ты ходишь в рваном?

– Он даже колготки мне не покупает, говорит, чтобы я под джинсы носила рваные!

– И что? Вообще, под джинсы можно носки носить. Вы молодая семья, вам надо экономить.

– Поразительно! – захохотала я. – Ты говоришь в точности как он.

– Что еще у тебя за претензии? – тоном врача, успокаивающего клиента с весенним обострением продолжила сеанс материнского утешения она.

– Он… Он не делает мне документы.

– Почему? – удивилась мама. – Это незаконно?

– Ну, пока у меня еще виза есть. Я могу по ней жить. Но не могу работать! – причитала я, не имея сил остановиться. Хоть я и понимала, что мама – совсем не тот человек, который может меня понять, но мне ТАК СИЛЬНО нужно было с кем-то поговорить, все равно с кем.

– А зачем тебе работать? – резонно возразила она. Я так и думала, что она это скажет, но у меня опустились руки. – Тебе надо детей рожать.

– В том-то и дело, что я не хочу рожать Лайону детей! – выпалила я и замерла.

– ЧТО? ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ?

– Не хочу! Не могу! Мама, забери меня отсюда. Вытащи. Я больше не могу. У меня здесь никого нет.

– Ты сама выбрала эту жизнь, теперь не жалуйся, – устало заявила мама. – Он – твой муж и ты должна…

– Не рассказывай мне, чего я кому должна. Я всю жизнь кому-то что-то должна. Я его ненавижу! И все равно не останусь здесь, – плакала я. Лайон тряхнул головой и вырвал трубку из моих скользких рук. Из моих мокрых и холодных рук. С кем поведешься – от того и наберешься. Лайон долго что-то обсуждал с моей мамой на двух языках, потом дал мне трубку, чтобы я выслушала пожелания всего хорошего и требования «вести себя хорошо и слушаться Лайона». Сказать, что я была в шоке, значит не сказать ничего. Шок согласно медицинской терминологии – временное краткосрочное изменение восприятия действительности, связанное с невозможностью вынести боль. Шок должен сопровождаться потерей физической чувствительности. Мои нервы работали как часы. А вот душевная чувствительность снизилась до состояния ледников Антарктики. Я не могла и не хотела больше ничего. Совершенно ничего. В том числе и наших субботних профилактических бесед с мамой.

Глава 6. Психология бессознательного

Красота спасет мир, как утверждал великий классик, но, если вдуматься, совершенно непонятно, что именно он имел в виду. В мире полно красоты. Водопады, горячие ключи, заснеженные шапки гор, бушующий океан, наконец. Всему этому великолепию тысячи лет и никто не видел, чтобы в мире от этого что-то поменялось. Войн не стало меньше. Правительства как думали о набивании своих карманов, так и думают по сей день. Голодающим так и не протянута рука помощи. Жаль, что мы не можем спросить лично у Достоевского, поэтому до всего приходится доходить самим. Спасения мира все время откладывается на неопределенный срок. Теоретики сошлись на том, что женский идеал и является тем самым ключом от рая. Красивая богиня – женщина, жена, мать уже много веков спасает человечество как минимум от вымирания. А как максимум стимулирует воображение мужчин и благословляет на подвиги.

– Все из-за женщин, – уверенно заявляют мужчины и оттачивают свои клинки. Нам же остается только стремиться к совершенству. Конкуренция за места на олимпе высочайшая, быть музой – не такая простая работа. Того и гляди тебя обскачет более молодая и белокурая муза. В наш век прогресса перекись водорода уравняла всех в правах, но взамен средства массовой информации навязали совершенно невыносимый образ «Настоящей красоты». Лишний вес. Притча во языцех, философский камень современной женщины, заботливо вложенный ей в руки рекламой.

– Все твои проблемы из-за него, – ласково шепчет на ухо голос современного змия.

– Неужели? И трубы у меня протекают из-за лишнего веса? – удивляемся мы.

– А как же. Стройные девушки все поголовно живут в особняках. Только похудей, и стразу все станет прекрасным. Сказочным.

– Но как? Ведь кушать-то хочется? – переспрашиваем мы у змия. В ответ он сует нам в руки тайские таблетки, японские диеты, разгрузочные чаи и пилюли для заполнения «лишнего» пространства в желудке. Измотанные многолетней борьбой, мы так стараемся, что от натуги даже набираем лишние килограммы. Но только для того, чтобы снова и снова выйти на тропу войны. Самые смелые не останавливаются на полдороге и делают операции на желудке. Кстати, в Америке такого рода «лечение» популярно в полный рост. Я сама долгие годы знала, что стоит мне сбросить десяток килограмм, как к моим ногам тут же осыплются принц Уильям и Роман Абрамович в одном флаконе. Или Абрамович женат? Не помню. Так или иначе, кто-нибудь тут же прибежит и осыплет меня золотом и каштанами. Однако все мои потуги окончились поражением. Я сбросила три кило, но в Вашингтоне от длительного лежания на диване и самоуспокоительных перекусов я набрала их обратно. Что, кстати, сильно не одобрил Лайон.

– Тебе надо следить за собой. Я куплю тебе кроссовки, будешь бегать по утрам в парке, – не допускающим возражений тоном установил он. Однако бег (особенно в моем, очень пешеходном варианте) только усиливал желание что-нибудь пожевать. Я совсем уже было потеряла надежду, как вдруг небеса вдруг решили смилостивиться надо мной и осенили меня своей божественной дланью. Или что там они еще делают дланью?

– Ты чего не ешь? – спросил меня Лайон в воскресенье утром, сразу после знаменательного разговора с мамулей.

– Что-то не хочется, – ответила я, и сама удивилась своим словам. На столе дымились плюшки, стоял омлет. Все было миленько, по-домашнему, но мне действительно кусок в горло не полез. Неужели нервный стресс воспрепятствует аппетиту, замерла от возбуждения я. Подождала обеда.

– Тебе положить ветчины? – предложил Лайон.

– Я только выпью вина, – ответила я и одним махом проскочила обед.

– Что с тобой? – забеспокоился Лайон. Возможно, он решил, что я способна объявить голодовку. Однако я действительно не хотела есть. Ура! Да здравствует депрессия. Надо подольше не приходить в себя. Сброшу весь лишний жир, а уж потом буду думать, как латать душевные раны.

– Со мной ничего! – ответила я мужу. – Решила сбросить лишний вес.

– Дело хорошее, – одобрил после некоторых уговоров Лайон мои порывы. Наверняка он решил, что это ради его прекрасных глаз я так стараюсь. И пускай. И даже лучше. Так как я боялась возврата аппетита, то старалась днем на кухню даже не заходить. Честно говоря, не очень-то и хотелось. Как и всякой худеющей, мне было сложно сохранять бодрость и оптимизм. Больше всего мне хотелось полежать и поспать.