Обреченный рыцарь - Лещенко Владимир - Страница 56

ЭТА была разумной. Сразу видно. Стоило поглядеть в лукавые глаза под изогнутыми черными бровями.

Птичье подобие доходило до груди. А дальше начиналось…

Дальше было диво?дивное.

Перья исчезали, открывая взору два аппетитных полушария, сияющие белоснежной чистотой и манящие некрупными малинами сосков. Выше – изящная шейка, словно вырезанная из слоновой кости. И, наконец, озорное девичье лицо с румяными щеками, украшенными милыми ямочками, алыми пухлыми губами, чуть вздернутым носиком и широко распахнутыми голубыми глазами. Черные густые волосы были заплетены в причудливую прическу, напоминавшую короны ахайских цариц. Венчала голову чудо?птицы тяжелая золотая диадема, украшенная такими крупными яхонтами и лалами, которых владыка еще ни разу на своем веку не видел. В девичьих ушках болтались такие же золотые с каменьями серьги.

– Чего уставился, дед? – нахмурилось личико.

– Э?э?э… мм, – промямлил Кукиш, тщетно пытаясь оторвать глаза от созерцания девичьих прелестей.

– Нечего куда попало пялиться, извращенец! – возмутилась птица и довольно ощутимо хлопнула одним крылом прямо по епископской физиономии, а затем, уже двумя, стыдливо прикрыла грудь. – Стар уже! Да и грешно, ты ж вроде как священник?!

Ифигениус схватился за щеку, полыхнувшую было болью, тут же и унявшейся.

– Не сердись на него, Аля, – вступился за преосвященного бесенок. – Он небось в первый раз живого алконоста зрит.

– Еще бы не первый! – довольно потянулась синеперая, широко расправив крылья и позабыв о девичьем стыде. – Ты?то сам помнишь, как мы впервой встретились? Ну и видок у тебя, паря, был!

Она расхохоталась, заклекотав совсем по?птичьи.

– Че, дед, нравлюсь? – подмигнула, когда владыка уже начал было успокаиваться.

И повела этак плечами.

Фига зажмурился от такого соблазна.

– Не боись, на тот свет не утащу, – пообещала Аля. – Разве только в Ирий. Хотя… – Смерила епископа скептическим взглядом. – Куда тебе, греховодник, в Ирий?то… Столько пакостей сотворил, сколько бед принес, что вовек не отмолишь…

У Ифигениуса душа так и зарыдала.

– Ну, Аля, помилосердствуй, – попросил чертенок. – Не видишь разве, он хворый и слабый. Еще от раны не очухался.

– Добрый ты, Бублик, – покачала головой птица алконост. – А ведь он твоих соплеменников из дому повыгонял. И скитаются теперь по белу свету, горемыки. Не стыдно тебе, тать?

Преосвященный свесил голову на грудь. Не стыдно ль? Да он сейчас сгорит от срама, обратясь в кучку никчемного пепла, не годного даже на удобрения.

– Может, перекусим? – осторожно предложил Бублик. – Ватрушки стынут.

– Ватрушки? – оживилась Аля. – С творогом?

– Ага! – радостно подтвердил сатиренок. – Такие, как ты любишь. С коричневой корочкой.

– Тащи! – запрыгала с лапки на лапку птаха, едва не развалив несчастный табурет (весу?то в ней было преизрядно). – Да чтоб с парным молочком! Имеется?

– А то!..

– Ладно, – умиротворенно отвалилась от стола алконосточка. – Употешила душеньку на славу! Теперича вас тешить стану. Слышь, дед? Цени мою доброту. Не часто простому человеку выпадает меня послушать. – Повертела головой по сторонам и скуксилась. – Не, не стану петь, пока не приберетесь, – молвила твердо. – Я хоть и народная артистка, но работать в таком?то сраче не стану! Ишь, непотребство какое развел! – набросилась на лешачка. – Раз взрослых нет, так и порядок наводить не след, да? А как гости дорогие нежданно?негаданно нагрянут? Вот как я, к примеру.

Бублик виновато шмыгнул носом:

– Так я ж не знал…

– Должон был надеяться. И так прилетела с самого Океана?моря, умаялась. А у вас мало что конец света грядет, так еще и пауки по углам не выметены, полы не вымыты! Ой, лихо мне, лихо?о! Дед! – гаркнула на преосвященного. – Чего столбом стоишь? Бадью в зубы и к ключу по воду! Бублик проводит.

Ифигениус хотел что?то возразить, но почувствовал, что язык онемел. А ноги как?то сами собой зашагали в направлении деревянного ведра, а потом и к выходу.

Где?то глубоко внутри него зашевелился червячок сомнения, что то, что он сейчас делает, ему чинить не пристало. Но кто?то больший безжалостно раздавил червя, велев беспрекословно слушаться нахальную птицу?девчонку.

Выйдя на крыльцо, с наслаждением вдохнул свежий, пропахший хвоей воздух.

Сатиренкова избушка находилась среди непроходимой чащи.

С трудом перебираясь через валежник, епископ пытался сообразить, как это его угораздило здесь очутиться.

Ну не на крыльях же он перелетел прямо из своих столичных палат Бог весть куда.

И главное – ничегошеньки не помнит.

Может, поскакал на охоту и, сверзившись с лошади, треснулся головой о дерево или камень? Но отчего его никто не подобрал и не отвез в Киев? Ведь не в одиночку он охотился, в самом деле? Такого просто быть не могло. Всегда выезжал в сопровождении двух, а то и трех десятков верных дружинников. Да с малым обозом, чтоб все было под рукой: винишко там, закусь какая, теплая одежда на случай дождя или холода.

– В аккурат здесь я тебя и нашел, – вдруг отвлек его от размышлений голос бесенка.

Находились на небольшой поляне с выкопанной посреди нее землянкой.

– Кто?то тебя привез сюда и бросил, – продолжал Бублик. – Дивно, что не связали. Знать, не мыслили душегубства. Однако ж до мест, где обитают люди, отселе без проводника тяжеленько добраться…

– А где мы есть? – поинтересовался Кукиш. – Далече ль от Киева?

– Киев там, – махнул незнамо куда лешачок. – Далеконько будет.

Да уж, ценная информация, ничего не скажешь. Темнит нечистик. А что с него взять. Такая уж суть вражьей силы, чтоб людей путать и морочить.

– А до Берестова или Предиславина?

Назвал княжие села, чтобы хоть как?то сориентироваться, но ответа не дождался.

– Вот отсюда воду черпай, – показал вместо этого Бублик лужицу, посреди которой бил ключ.

Воротясь в избу, они вооружились метлами и тряпками и принялись за дело.

Избушка была невелика и, как успел приметить владыка, из тех, кои здесь принято именовать «на курьих ножках». То есть на деревянных сваях, забитых для пущей устойчивости здания, вероятно по причине болотистой местности.

Убранство небогатое и не дающее возможности определить, кто тут хозяин и чем промышляет. Печка, полка с горшками и кувшинами, ухват с кочергой, стол с двумя скамьями да табуретом, на котором восседала алконост?птица.

– Молодцы! – умиляясь их расторопности, вещала она.

И принялась напевать, задавая лад работе.

«Что за глупые слова?» – дивился владыка.

Но еще больше поражался, глядя, как тряпки и веники, буквально вырываясь из рук, выполняют всю грязную работу, не давая им с Бубликом замараться.

– Умница, старикан! – похвалила Аля, когда дело было сделано. – Будут из тебя люди! Не пропадешь!

Что она имела в виду, епископ не понял. Однако похвалу принял с гордостью за себя. И он вот не лыком шит. Кое?что умеет.

– Инда начнем, пожалуй! – решила чудо?птаха. – А то, чего доброго, решите, что я петь не умею…

– Ми?ма?мо! – прочистила она горло заливистой руладой. – Ми?ма?мо?ми?и?и! Эх, жаль, гуслей нет. Оно б лучше пелось и слушалось. Ну да ладно. На нет и суда нет…