Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

От первого до последнего слова - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

– Он видит выгоду, господин адвокатик! Свою прямую выгоду, и больше ничего! Он же ростовщик! И вы видите только выгоду! Но ничего! Ничего!.. Когда мой труд будет переправлен на Запад, о нем узнают и заговорят…

– Вы перепутали времена, – перебил его Глебов и поднялся. – То время, когда книги нужно было переправлять на Запад, минуло лет… тридцать назад. Вы прекрасно об этом знаете и все равно ваньку валяете. Зачем?..

Евгений Иванович смотрел на адвоката задумчиво, кажется, прикидывал что-то, подсчитывал, анализировал.

– Пока я не пойму, зачем вы это написали, я не смогу вам помочь. Об этом я уведомлю господина Чермака.

– То есть вы отказываетесь меня защищать?

– В данный момент я не понимаю, как мы с вами можем сотрудничать.

Евгений Иванович проворно поднялся, обежал стол, взял Глебова за плечо – тот даже немного назад подался, – надавил и заставил адвоката сесть. Глебов покорился и сел.

– Это шифр, – шепнул ему на ухо Евгений Иванович и тревожно оглянулся по сторонам.

– Какой шифр?

– Книга – шифр, – сунув губы почти ему в ухо, просвистел писатель. – Но если кто-нибудь об этом узнает, мне хана! Крышка! Я пропал!

Может, он с приветом, вяло подумал Глебов. Ну, бывают же ненормальные люди! И псевдоним у него Б. Ар-Баросса, вполне подходящий для палаты номер шесть.

Широкая ореховая дверь вдруг распахнулась, и в нее, не переступая порога, заглянул Ярослав Чермак, издатель. Заглянул, увидел сидящего адвоката и Евгения Ивановича, вставившего губы ему в ухо, и костяшками пальцев легко постучал в дерево.

– Можно? Или вы еще не закончили?

– Можно!

– Нельзя, мы заняты!

Эти совершенно противоречащие друг другу ответы Глебов и его клиент произнесли хором и уставились на Чермака. Тот подумал немного и зашел в кабинет.

– Просто вы уже давно совещаетесь, – сказал он весело, повернулся и крикнул в сторону приемной: – Свет, принесите нам всем по рюмке кофе и по шоколадной конфете! А мне еще можно сигарет! Евгений Иванович, дорогой вы мой, простите бога ради, но мне работать надо! Я и так вон директора Рыбинского полиграфкомбината в зимнем саду принимал!

Чермак говорил, переводя взгляд с одного на другого, и продвигался к своему креслу, на ходу подбирая с полок какие-то бумаги. Обошел стол, уселся и сложил на стеклянной поверхности загорелые ухоженные руки.

– А Рыбинск, между прочим, нам весь план выпуска продукции завалил, – сказал он, очевидно, первое, что пришло в голову, – и директор в зимнем саду как начал на кактусы с горя кидаться! Еле оттащили! Можно мне немножечко в своем кабинете поработать? Тут и кактусов нету, и спокойней как-то!

Вошла красавица секретарша, внесла поднос, уставленный крохотными чашками, серебряными сахарницами со щипчиками и вкусно запотевшими бутылочками с минеральной водой.

Глебову она нравилась – давно! – и поэтому он старался на нее не смотреть.

Чермак знал, что Глебову она нравится, поэтому пытался занять ее чем-нибудь в непосредственной близости от Глебова.

– Вам с сахаром, Михаил Алексеевич?

– Спасибо, я сам положу.

– Свет, налей ему воды.

– Спасибо, я сам налью.

– Свет, тогда разверни ему конфету и засунь в рот.

– Спасибо, я сам… засуну.

Тут Глебов вдруг понял, что именно сказал, и покраснел до ушей. Света засуетилась, уронила серебряную ложечку, они вместе нагнулись, чтобы поднять, и получилась мизансцена – как в кино.

Чермак качался в кресле и наблюдал, совершенно позабыв про писателя Грицука.

Эта игра и издателя, и адвоката, и даже секретаршу увлекала гораздо больше, чем книга-бомба-шифр, и это было всем понятно.

– Ну, я пошел, – сообщил Евгений Иванович мрачно.

– До свидания.

– Я вам позвоню.

– Всего хорошего, Евгений Иванович.

Вот молодежь, подумал писатель мрачно. Ничего святого!.. Даже на рабочем месте, и то!..

– Мне на какое-то время нужно спрятаться. – Он выпустил последнюю стрелу. – Я опасаюсь мести.

– Конечно.

– Да-да, Евгений Иванович.

– До свидания, Евгений Иванович.

Писатель помолчал.

– Я решил лечь в больницу. Что-то желудок пошаливает и… О месте своего пребывания я вам сообщу.

Он пошел к двери, взяв под мышку свой экземпляр «бомбы», но остановился и спросил у Глебова:

– А почему, по-вашему, я не могу улететь в Тамбов?

Глебов обернулся, глаза у него блестели.

– А? А, в Тамбов!.. Да туда никто улететь не может, Евгений Иванович. Там просто нет аэропорта!

Таня проснулась поздно и некоторое время пыталась сообразить, отчего настроение такое гадкое. Обычно она всегда просыпалась в хорошем настроении, и предстоящий день ее радовал, и на работу хотелось, и казалось, что сегодня-то уж точно все получится.

Как правило, ничего особенного не получалось, но, ложась спать, она всегда говорила себе, что завтра-то уж точно все будет замечательно – и просыпалась в хорошем настроении.

Она повозилась под одеялом, так и сяк потянула шелковую пижаму, которая за ночь закрутилась вокруг нее, как кокон, руку не вытянуть! Кокон не распутывался, хоть тресни! Было время, когда она спала без всякой пижамы, и вообще без всего, страшно вспомнить – голая она спала, вот какое было время! И относительно недавно!.. Как это получилось, что она теперь спит в пижаме?

Зацепившись за эту мысль, она стала думать про пижаму, чтобы не анализировать свое плохое настроение, и вспомнила – два года назад в ее жизни появился герой-мужчина, любовь до гроба, наконец-то, наконец-то!.. И она стала спать в пижаме.

Мужчина ее жизни не любил, когда она таскалась с утра по спальне голая. Ему это казалось не то что непристойным, а просто… ну, неуместным, что ли!

Всему свое время, так он считал. Утром время собираться на работу, а не отвлекаться на всякие глупости. А может, вид голой Тани просто его расстраивал – с эстетической точки зрения. Совершенством она никогда не была.

Ну, точно. Вот в чем дело! Конечно, именно в этом!..

Таня замычала хриплым утренним мычанием – хрип происходил от неумеренного количества сигарет, выкуренных на ночь, – и по-турецки села на кровати.

Ни один лучик света не пробивался сквозь плотно задернутые шторы – а ведь было время, когда она вообще не задергивала штор! Страшно подумать, так и спала у всех на виду, а по утрам еще и голая ходила!

– Утро же сейчас, – сказала она громким хриплым жалобным басом. – Утром должно быть солнышко!

Все дело в том, что у нее сегодня день рождения. Совершенно неприличная дата, во всех отношениях неприличная!.. Сорок лет ей сегодня – какой ужас!

Вроде же только что было двадцать пять, и это праздновали на родительской даче, и напились вдребезги, потому что Паше Прохорову, собкору в Иерусалиме, и Андрюше Галкину, корреспонденту РИА, пришла в голову фантазия варить водку с кофе! Они утверждали, что так пьют в Европе. Им все поверили, потому что в Европе, кроме них, никто отродясь не бывал, вот и вышло, что напились!.. И мама еще страшно огорчалась, что приличные мальчики и девочки так неприлично себя ведут, и несколько лет поминала Тане этот самый день рождения!..

– Колечка! – позвала Таня и прислушалась. – Колечка, ты дома?

Никто не отозвался. Одно из двух – или Колечки дома нету, или он смотрит телевизор. Когда он сидит у телевизора, хоть тайфун, хоть цунами, хоть землетрясение – ничего не заметит!..

Боже мой, сорок лет! Быть такого не может!

Таня неловко слезла с кровати. Дурацкая пижама так запуталась, что поначалу невозможно было пошевелить ни ногой, ни рукой, и пришлось трясти всеми конечностями по очереди, чтобы ее расправить. Расправив, Таня с тоской посмотрела на себя в зеркало. И красоты никакой нет в этой пижаме! За ночь шелк мялся так сильно, что казалось, его жевала корова – или несколько коров сразу!

– Колечка-а! Ты уехал?

Волосы торчали в разные стороны, причем с одного боку гораздо сильнее, чем с другого, как-то на редкость несимметрично они торчали, и Таня несколько раз с силой попыталась их пригладить. Ничего не помогло. На ладонь, что ли, поплевать?..