Одна тень на двоих - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 11

– Здорово, – искренне сказала Марта, – правда здорово, Данилов, ты не обращай на меня внимания.

– Я и не обращаю. Двери стеклянные. Я их заказал в Гусь-Хрустальном, там делают отличное стекло, между прочим, даже лучше, чем в Венеции. Собирались оттуда везти, а я договорился с Евгением Васильевичем…

И он замолчал, так и не рассказав Марте про неизвестного Евгения Васильевича.

– Что? Что такое, Данилов?!

Одна дверь из очень толстого, бронебойного, как почему-то подумалось Марте, стекла была приоткрыта. Из-за толщины стекла было не разглядеть, что за ней происходит, но, очевидно, Данилов разглядел.

– Подожди здесь.

– Что случилось?!

– Подожди здесь, – повторил он, – я посмотрю.

Он потянул на себя толстую дверь, еще не отмытую от многочисленных пальцев и какой-то строительной дряни. Дверь открылась легко и беззвучно, как будто вовсе и не была тяжелой. Марта вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри. Плечо Данилова загораживало ей обзор, она оттолкнула его рукой и все-таки увидела.

Голове стало холодно, и волосы будто зашевелились на затылке.

– Господи боже мой, – пробормотала Марта.

За толстой стеклянной дверью, беззвучно и легко повернувшейся на металлических шарнирах, царил хаос. Как будто смерч прошел. Марта никогда раньше не видела такого полного и первобытного хаоса и не знала, что бывают смерчи, которые хозяйничают в домах.

– Не ходи за мной, – приказал Данилов, – стой там!

Как же!.. Будет она стоять!..

Какие-то доски были кучей навалены на плиточном полу, залитом вязкими языками разноцветной краски. Языки затекали друг на друга, ползли по полу, поглощали плитку и алмазные россыпи битого стекла. Осколков было так много, что казалось, будто когда-то весь дом сплошь состоял из стекла. Отдельно были свалены двери в разорванной целлофановой пленке и тоже залиты чем-то похожим то ли на бетон, то ли на известь. Искромсанная гобеленовая обивка свисала отвратительными клочьями. Белые стены сплошь были в артиллерийских выбоинах и нагло ухмыляющихся кляксах краски. Полированное дерево лестницы, которой особенно гордился Данилов, было процарапано, вспахано, как будто граблями, неровные белые борозды шли с самого верха.

И еще запах краски. Густой и тяжелый, он как будто со всей силы обрушился Марте на голову.

– Что это такое? – Она спрятала нос в рукав, испугавшись, что ее вырвет. – Что здесь было, Данилов?

Он оглянулся, как будто забыл о ней и внезапно вспомнил.

– На кухне целый склад растворителей, – сказал он сквозь зубы, – я должен посмотреть. Пожара бы не было.

– Что? – переспросила Марта испуганно.

Звук, который оба услышали одновременно, был очень тихим и странным, как будто засипела в трубе вода. Засипела и смолкла. Это был непонятный звук, но Марте вдруг стало так страшно, что она схватила Данилова за рукав.

– Давай вызовем милицию. Прямо сейчас. Не ходи никуда. Давай я позвоню.

Данилов дернул руку и вытащил у нее рукав.

Звук повторился, Марта сильно вздрогнула, оглянулась и посмотрела на Данилова испуганно.

– Ты слышал, Андрей? Что это?

– Не знаю. Я должен посмотреть. Не ходи за мной, слышишь? Стой тут!

Обходя битое стекло и масляные разноцветные языки краски, уже почти доползшие до его ботинок, Данилов вдоль стены двинулся в сторону кухни.

По сторонам он старался не смотреть. Он не знал, что с ним будет, если он увидит свой драгоценный дом изуродованным, грязным, источающим тяжкую химическую вонь, в царапинах, язвах и клочьях изрезанного гобелена, который привезли из Англии и только три дня назад закончили прибивать и потом со всех сторон закрывали пленкой – чтобы не испачкать случайно!

На кухне было совсем плохо.

Кухня была полностью отделана, и мебель, которую Данилов нарисовал вместе со стенами и полом, – по его идее, неотделимая именно от этого места, – давно смонтировали, расставили и так же тщательно укрыли мягкой тканью и пленкой.

Теперь ткань была сорвана, изрезана, словно в припадке истерического буйства, и безобразными кучами валялась на полу. Дверцы оторваны с мясом и сложены шалашиком, как будто приготовлены к костру. Светлое дерево выжжено растворителями. Едкие капли падали на пол, в осколки бутылок и куски выбитой мозаики. Шкафы зияли пустыми внутренностями, как выпотрошенные трупы.

Данилову стало трудно дышать. Как когда-то на сцене перед пустым зрительным залом.

Истерик. Тряпка.

Под ногами хрустело стекло, которое он давил.

Тот звук больше не повторялся, и он остановился, прислушиваясь.

– Данилов, что там?! – издалека крикнула Марта. Голос у нее был испуганный.

Он должен отправить ее домой. Здесь оставаться нельзя.

– Пока ничего. Не ходи сюда. – Данилов посмотрел себе под ноги и присел. Что-то красное заметил на полу. Красное и явно не химическое. Не снимая перчаток, Данилов поднял с пола осколок, измазанный красным, и в ту же секунду понял, что это кровь.

Именно кровь, а не элемент периодической таблицы Менделеева.

Данилов швырнул зазвеневший осколок и вскочил, оглядываясь. Дверь направо – в кладовую. Из кладовой на улицу. Дверь налево – в гостиную, где сейчас боится Марта. Прямо – французское окно с выходом на террасу.

Все это он придумал сам. И террасу, и французское окно, и сводчатый переход в гостиную, и камин с медным колпаком. Он ориентировался в этом доме лучше, чем в собственной квартире, и куда больше его любил.

Теперь мозаичный пол был залит едкой отравой и человеческой кровью.

Кто это сделал?! Зачем?!

Данилов рванул с шеи шарф и швырнул его в кучу тряпок на полу. По виску проползла капля. Отвратительно теплая и стыдная капля пота.

Он трус и неврастеник. Впрочем, это всем давно известно.

По красному следу, стараясь не наступать в него, он добрался до двери в кладовую и распахнул ее.

Тело лежало лицом вниз, и под ним была огромная красная лужа.

Хищный тропический цветок, готовый проглотить жертву.

Жив? Или уже нет?

Данилов наклонился. Почему-то запах крови был сильнее запаха химической дряни. Лучше бы пахло краской и растворителями.

Обеими руками Данилов кое-как перевернул тело. Голова глухо стукнулась о пол. Данилов зажмурился.

– Господи!..

Это Марта, устав бояться одна, все-таки пробралась следом.

– Помоги мне, – скомандовал Данилов, – я не понимаю, жив он или…

– Кто это? – спросила Марта с ужасом, как будто это имело хоть какое-то значение.

– Охранник. Помоги мне, Марта! Найди тряпку, намочи и дай мне! Вода в баллоне с правой стороны. И не смотри на него, если не можешь!

– Он… жив?

– Я не знаю!

Марта все-таки посмотрела и покачнулась, схватившись за стену.

Почему-то в лихих детективных киношках, которые она так любила, никогда не показывали, как из черного кровавого фарша, в который превращается человеческий череп от удара, вылезают белые кости.

– Марта, шевелись! Отвернись от него! Ты слышишь меня?! Ну!

На негнущихся ногах, спотыкаясь обо что-то, она доковыляла до баллона и нашарила в кармане носовой платок. Вода лилась ей на ботинки.

– На.

– Мне нужна большая тряпка! Эта не годится, Марта! – Не отрывая глаз, она смотрела, как белый носовой платок у него в руке мгновенно становится красным, словно в кислоту сунули лакмусовую бумажку.

– Вроде бы дышит, но я не знаю, как ему помочь.

– Давай «Скорую» вызовем, – просипела Марта, – они помогут…

– «Скорая» из Москвы будет ехать два часа! Ты нашла тряпку? И аптечку принеси из машины!

При мысли о том, что она сможет хоть ненадолго вырваться из этого пространства, заполненного запахами химикатов и крови, выйти на улицу, где сыплет снег и кричат галки, Марте стало чуть-чуть полегче.

– Я сейчас, – выговорила она, стыдясь своего малодушия, – я сейчас вернусь.

Дыша в рукав, обходя кровавые лужи, она стала пробираться к двери, но выйти не успела.

Дверь сама собой распахнулась ей навстречу, и показались какие-то люди – довольно много.