Миф об идеальном мужчине - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 8

– Спасибо, – пробормотала Клавдия, чувствуя себя худшей из обманщиц. – И извините меня, что я уезжаю…

– Я все понимаю, – сказала Елена Васильевна строго. – Работа есть работа…

Андрей о чем-то договаривал с Таней, и Клавдия ужасно ей завидовала потому, что она может так легко и просто разговаривать с ним, смеяться и целовать его в щеку.

Дмитрий Андреевич вывел с участка его машину, собаки скакали вокруг, лаяли и толкались.

– Садись, Клаша, – сказал Дмитрий Андреевич, открывая ей дверь. – Они еще будут полчаса целоваться.

Клавдия осторожно села в машину Андрея и огляделась. Внутри она была такой же чистой и ухоженной, как снаружи, и Клавдии приятно было, что она сидит в машине Андрея.

Какой-то тип в полосатой рубашке стоял на мостике, через который им предстояло проехать, возвращаясь в Москву, курил и сплевывал в воду. Что-то в его облике вдруг насторожило Клавдию, и она взглянула раз и потом еще раз.

В детдоме, а потом в общежитии ей приходилось все время быть настороже. Чуть зазеваешься – и пиши пропало. Хорошо, если просто побьют, а не зарежут. Привычка оглядываться по сторонам и замечать все, что происходило вокруг, была у нее в крови. Инстинкт самосохранения не раз спасал ей жизнь, и, даже прожив несколько лет в относительной безопасности, она всегда слушалась этого своего инстинкта…

Она видела этого мужика в полосатой рубашке раньше.

Где?

Шум проводов, Танин смех, громкие голоса, собачий лай и урчание двигателя мешали ей сосредоточиться. Она закрыла глаза.

Дело не в рубашке, хотя таких дешевых полосатых одеяний этим летом в Москве было просто неприлично много. Должно быть, какая-то турецкая фабрика запустила новую линию. Но она отчетливо помнила именно типа, а не рубашку.

Да. Точно.

Сегодня он ехал вместе с ней в электричке и противно сопел в ухо. Было жарко, и ей все время хотелось его оттолкнуть, но она не стала, опасаясь нарваться на неприятности.

Она чуть успокоилась, выдохнула и открыла глаза. Ничего страшного, он просто ехал туда же, куда и она, – в Отрадное. Может, у него здесь тоже родственники.

Клавдия тихонько усмехнулась. Тоже! У нее-то как раз никаких родственников здесь нет. Она снова посмотрела на мостик, чувствуя себя очень защищенной в машине Андрея. Тип удалялся в сторону станции, и внезапно опять накатила тревога.

Дело не только в электричке. Она видела его где-то еще. Именно такую удаляющуюся спину, напряженную и внимательную, как если бы на этой спине были пристальные, осторожные глаза.

Ладони вспотели, и она вытерла их о подол сарафана. Вечно ей мерещатся всякие ужасы. Вот что значит постоянное чувство опасности, выросшее вместе с ней из крохотного испуганного ребенка во вполне взрослого человека.

Нет, ей не померещилось.

Она видела эту спину, он выходил из аптеки неделю или две назад. В дверях он посторонился и пропустил молодую девицу с коляской и еще одним малышом на буксире.

Она не может ошибаться, ее детдомовская память фиксирует и откладывает все, нужное и ненужное, как сама Клавдия когда-то прятала в фанерный чемоданчик хлеб, зная, что, когда ей захочется есть, рассчитывать будет не на что, кроме собственных запасов. Недаром лучше всех и быстрее всех в аптеке она запоминала названия новых лекарств, и фирму-изготовителя, и показания к применению, и дозировку, и препараты-аналоги, и заменители, и даже номера накладных. «Ты у нас ходячий справочник, Клава», – всегда говорила ей Варвара Алексеевна.

«Справочник» не подвел. Это был именно тот человек, которого она видела в аптеке.

Тоже совпадение? Он мог просто зайти за лекарством именно в ту аптеку, где работает Клавдия. Ничего такого.

Странные какие-то совпадения. В Москве тысяча других аптек, а под Москвой сотни дачных поселков, и все-таки этот человек дважды попался ей на пути. А может, не дважды, а трижды? Или четырежды?

– Господи, – пробормотал Андрей, усаживаясь рядом. – Уехать невозможно. Миллион указаний. Тысяча пожеланий. Приезжай скорей. Не забывай обедать. Не кури на голодный желудок. Чисть зубы и мой руки перед едой.

Клавдия засмеялась, моментально позабыв обо всех своих подозрениях. Она вообще обо всем забывала в его присутствии. Как школьница-переросток.

– А ты моешь руки перед едой? – спросила она.

– Еще как! – ответил он и посигналил родным, вышедшим за ворота проводить его. Все замахали руками, а Елена Васильевна послала воздушный поцелуй. – Меня хлебом не корми, дай только что-нибудь помыть. Руки и все такое…

Он сидел очень близко, большая рука двигалась, переключая скорости. И невозможно, невозможно было забыть о том, что он развелся, что он теперь… ничей, что он мог бы быть… ее.

«Господи, – подумала Клавдия, напряженно глядя на дорогу, – зачем ты оставил мне надежду? Это нечестно, господи…»

Словно боясь, что он может подслушать ее мысли, Клавдия быстро отвернулась к окошку и еще раз увидела ту самую спину.

– Ты знаешь, – сказала она Андрею, стараясь отделаться от ненужных мыслей, – вон идет тип, которого я сегодня видела в электричке, и еще в Москве, в аптеке. Странно, да? Как ты думаешь, это совпадение?

Совершенно неожиданно для нее он разозлился.

– Взбесились вы все! – сказал он грубо. – У тебя тоже галлюцинации?

– А у кого еще… галлюцинации? – осторожно спросила Клавдия.

– У моей жены, – ответил он, резко выворачивая на асфальт. Он не сказал «бывшей», и Клавдия это заметила. – У какой-то ее подруги. У подругиного мужа. У всех, черт побери. Всем мерещится, что за ними следят. Ты что, подала заявление в израильскую разведшколу?

– Да вроде нет, – ответила Клавдия, рассматривая его так, чтобы он этого не заметил. Майора и оперуполномоченного Андрея Ларионова она не знала, и ей интересно было посмотреть, какой он. Выходило, что совсем другой.

– А раз не подавала, то успокойся. В Москве и Подмосковье огромное количество всяких мужиков, и некоторые из них даже похожи друг на друга. Можешь себе представить? Пока ты еще не глава Росвооружения, следить за тобой нет никакого резона. Это понятно?

– Понятно, – послушно пробормотала Клавдия. Не могла же она ему объяснить про годами тренируемую память на мелочи, про детдом и про хлеб…

Говорить было не о чем, и Клавдия вспомнила свой блистательный план заснуть сразу по выезде из ворот. Но жалко было тратить два часа, которые выпали ей раз в жизни и могли больше не выпасть никогда, на притворство.

Лучше она посидит тихонько рядом с ним.

Она умела виртуозно выдумывать себе другую жизнь, не такую, какая была у нее на самом деле. Это было очень просто и помогало, когда становилось совсем невмоготу.

Пусть он будет ее мужем. Как будто. Они возвращаются в Москву с дачи, оставив бабушке детей и радуясь этому короткому отдыху вдвоем и тому, что впереди у них длинный, молодой вечер, а завтра еще выходной, и можно будет проваляться в постели до полудня, ни о чем не заботясь. Он устал, конечно, на своей сумасшедшей работе, и она будет ухаживать за ним весь вечер и утро – нальет ему ванну погорячее, заварит чай, будет мурлыкать и тереться о него, как кошка. Интересно, какой он по утрам? Почему-то ей казалось, что очень сердитый. Но она смогла бы его развеселить, запросто…

Внезапно ей стало так неловко, что она резко поменяла положение и отодвинулась.

– Ты чего? – спросил Андрей.

Какая-то она была чудная. Танька, что ли, чем-то ее огорчила? Вряд ли, они ведь такие подруги…Или это он на нее так действует? В социуме-то он жить не умеет.

– Ты чего? – повторил он и мельком глянул на нее. Она смотрела в окно. – На меня обиделась?

– Что ты, Андрюша, – забормотала она, испугавшись, что ее можно заподозрить в подобной глупости. Разве она могла на него обижаться? Обижаться можно только на близких, а на чужих что обижаться?

– Ты странная какая-то стала, – сообщил он ей. – Дуешься, что ли? Или влюблена?

Она вздрогнула и посмотрела на него с изумлением.