Гений пустого места - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 43

Хохлов ходил по тесной комнате туда-сюда. Сюда-туда.

– Тебе денег дать? – вдруг спохватился он.

Максим пожал плечами:

– Да.

– Я дам, – пообещал Хохлов и опять стал ходить.

– Найти бы ту сволочь, которая брату череп проломила, своими руками бы удушил, – сказал Максим. – Вот ей-богу!

– Макс, Кузя в последнее время говорил, что у него появились деньги. Ты не знаешь, что за деньги, откуда?..

– Нет, – настороженно сказал Кузмин-младший. – Понятия не имею.

– Но он тебе говорил?

– Нет. Да откуда у него деньги, Мить?!

– Вот и я думаю – откуда?

Хохлов не мог остановиться, все ходил и ходил.

– Вспомни, Макс! Может, он тебе говорил, что с кем-то подружился, кто ему денег предложил? Может, он говорил, что собирается большое дело сделать и на нем заработать!

Максим махнул сигаретой, вид у него стал еще более озлобленный.

– Да ни с кем он не дружил, кроме вас! И вот… додружился! Пришили его друзья-приятели! И дел никаких он не делал, все сидел штаны протирал в этом институте вашем! – И он показал рукой вокруг, чтобы Хохлов уж точно понял, в каком именно институте он сидел.

В дверь заглянул Лавровский, и Хохлов кивнул ему, чтобы заходил.

– Здорово, Макс, – сказал Лавровский. – Вот как с Кузей-то вышло.

– Да я и говорю, – злобно подтвердил Максим, – все из-за вашей карусели, блин! Все он к вам таскался! А третий ваш его и…

– Да еще не известно ничего, – жалобно вякнул Лавровский. – Может, еще и не он!

– Да кому еще быть, когда прямо у его дома пришили!..

– Заткнись! – приказал Хохлов. – Димон Пилюгин Кузю не убивал.

– Откуда ты знаешь?

– У меня есть неопровержимые доказательства, – соврал Хохлов от злости.

Максим посмотрел на него, и Лавровский тоже посмотрел.

– Что, правда? – спросил Лавровский.

– Ну-ну, – неопределенно сказал Максим.

Они еще покурили молча. Лавровский махал рукой, отгонял дым.

– Светка не любит, – объяснил он извиняющимся тоном, когда Хохлов свирепо посмотрел на него. – Говорит, когда ты домой приходишь, от тебя дымом несет, как будто ты в коптильне работаешь!

– В общем, господа хорошие, – Максим поднялся и затушил в пепельнице сигарету, – довели братана до могилы, а теперь в благородных играетесь! Давай денег, Хохлов, и поеду я. У меня еще дел куча. Это у вас никаких нету, а мне брата хоронить!

Хохлов молчал. Возразить ему было нечего. Молча он достал из портфеля пачечку купюр и отдал Максиму. Тот спрятал ее в нагрудный карман и шагнул было к двери, но остановился и посмотрел на Хохлова.

– Ты ж там был! Ты же знал, что они друг на друга, как псы, кидаются! Чего ж не остановил, когда они вдвоем пошли?!

– Да откуда я знал! – взъярился Хохлов.

– Пошел ты!.. – устало ответил Максим, вышел и сильно хлопнул дверью.

Лавровский жалобно смотрел на Хохлова.

– Чего тебе? – спросил тот. – Ты чего приперся? У тебя дел, что ли, нет? Работа вся остановилась к свиньям собачьим, что я заказчику скажу?! Ты сидишь с лицом скорбящей Божьей Матери, а этот хрен меня во всем обвиняет!.. Как будто я знал, что…

Тут вдруг в гудящей и горящей его голове наступило временное затишье, словно перестал работать отбойный молоток. Словно там, в голове, невесть откуда взялся участковый уполномоченный Анискин и погрозил ему кривоватым деревенским пальцем.

Думай последовательно, сказал Анискин. И учитывай, учитывай!..

– Я же не знал, – повторил Хохлов, ухватившись за просвет в голове и опасаясь, что он вновь закроется тучами, – я не знал… А он откуда знает?..

– Что? – спросил Лавровский.

– Ничего, – ответил Хохлов.

В его новой реальности он никому и ничего не мог рассказать. Ничего и никому.

Нужно было думать изо всех сил, не разрешать тучам вновь закрыть просвет.

– Мить, мне бы с тобой… поговорить.

– Не сейчас, ладно? Сейчас я не могу, мне… подумать надо.

– Мить, ну мне очень нужно!..

Хохлов отмахнулся.

– Ну Митька!

Хохлов подошел вплотную, нагнулся, взял Лавровского за плечо и сказал сквозь зубы:

– Так. Я тебя слушаю. Можешь говорить.

Совсем близко он видел карие несчастные глаза, повисший нос, но ему было некогда разбираться в Лавровском и его эмоциях.

– Что? Ну? Что?

– Ничего, – ответил тот и сбросил с плеча хохловскую руку. – Я лучше потом, Мить.

– Пошел ты, – как давеча Максим, сказал Хохлов, – только мешаешь!

– Мить, а можно мне уехать? Ну, мне правда очень нужно!

– Да езжай! – заорал Хохлов. Просвет в голове медленно, но неуклонно затягивался тучами. – Езжай, мать твою! Все уезжайте! Только оставьте меня в покое!

Лавровский встал и пошел к двери, и Хохлов следом за ним выскочил в общую комнату.

Помощница Наташа пила чай. Компьютерщик Боря и его напарник в наушниках лупили по клавиатурам – то ли стреляли, то ли в шахматы на время играли. Орлица Вальмира Александровна рассматривала фотографии, помешивая в большой кружке чай.

– Уволю всех к чертовой матери! – проорал Хохлов. – Завтра же! Без выходного пособия! Убирайтесь все отсюда!

Сотрудники моментально осознали серьезность положения и глубину начальничьего гнева, заметались по комнате, так что шелест прошел по разложенным на столах бумагам.

Орлица продолжала спокойно смотреть фотографии, вытаскивая их по одной из цветного бумажного пакета.

– Зачем я столы покупал, если все равно никто не работает?! Для кого?! Для вас, дармоедов, я бы лучше диваны купил, чтобы вы все на них дрыхли! Боря, что у нас с заказчиком?! Где технические параметры? Ты графики сделал, твою мать?! Наташ, ты чего сидишь?! Я тебя к нотариусу когда просил съездить?! Вальмира Алексанна!!!

Лавровский натянул пальто, продвигался к двери.

– А это моя племянница, – хвастливо сказала орлица. – Ну, красавица, да? Вы посмотрите, посмотрите, Дмитрий Петрович!

Она точно знала, что ей ничего не угрожает, и была абсолютно права.

Разгневанный Хохлов подошел и посмотрел на фотографию. Племянница и впрямь была красоткой.

– Бедная девочка, – всхлипнула Вальмира Александровна, любуясь на фотографию. – Мужа потеряла и вот только-только оправилась. Такая умница!

Тут она подняла глаза и чистым взором посмотрела на Хохлова.

– Вы что-то хотели мне сказать, Дмитрий Петрович?

– Н-нет.

– А мне показалось, хотели?

– Я хотел вам сказать, что вы лучший бухгалтер современности, – выпалил Хохлов, понимая, какую ужасную ошибку совершил, когда стал кричать на подчиненных и по чистой случайности – чистая, чистая случайность! – причислил к ним орлицу и коршуницу Вальмиру Александровну.

– Это всем известно, – согласилась орлица. – Вы собираетесь отъехать?

– Я уж практически отъехал, – пробормотал Хохлов. – В психбольницу Белые Столбы.

– Ну-ну! Не переживайте, все обойдется!

– Вальмира Александровна, если придут из милиции, скажите им…

– Скажу.

– И еще покажите…

– Покажу.

– И еще…

– Хорошо, – согласилась Вальмира Александровна и поднялась. – А вы надолго?

– Я еще не знаю, – окончательно раскаялся грешник Хохлов. – Я вам позвоню.

Она величественно кивнула, и он выскочил за дверь, на ходу напяливая курточку «суперагента».

Значит, так.

Ему нужно в институтскую проходную и как-то задобрить коменданта, чтобы ему дали посмотреть видеозапись с камеры наблюдения. Как задобрить его, понятно. И тут Хохлов, проверяя, похлопал себя по нагрудному карману, где лежало лучшее средство для задабривания кого бы то ни было, под названием «денежные знаки».

Ему нужно во двор Пилюгиных, переговорить с охранником, который открывает и закрывает ворота.

И еще. Ему необходимо узнать, откуда Максим Кузмин узнал о ссоре Пилюгина и Кузи вечером перед убийством. Кто мог ему рассказать?! И откуда знал, что он, Хохлов, там был?

Хохлов выскочил из здания, накинул капюшон и побежал к своей машине. В некотором отдалении, за поворотом аллеи, Лавровский разговаривал с какой-то кралей, показавшейся Хохлову странно знакомой. Он что-то говорил, а краля слушала.