Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Гений пустого места - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

– Здорoво! – мрачно сказал Хохлов, вдвигаясь в комнату.

Население вразнобой ответило, и Ольга улыбнулась приветливо.

В отличие от Лавровских, эта семья жила совершенно другой жизнью, как будто в некоей Аркадии, которая расстилалась вокруг них и только им была доступна.

Они поженились сто лет назад и все сто лет жили счастливо и… весело, что ли. Они очень легко любили друг друга, и невозможно было представить, что они вдруг развелись, или закрутили интрижку на стороне, или всерьез поссорились. Ольга хохотала над глупыми шутками Димона, прыгала вокруг него, когда он приходил с работы, и ста тремя способами готовила картошку еще в те времена, когда, кроме картошки, готовить было решительно не из чего. Когда появились ананасы, она полюбила и ананасы тоже, и казалось, что ничего не меняется в этой семье и не изменится никогда.

Однажды Пилюгин, очень мрачный, позвонил Хохлову и сказал, что переезжает к маме, ибо они с Ольгой решили развестись. Хохлов перепугался так, будто Пилюгин сказал, что попал под поезд. Этого никак не могло случиться! Никак и никогда!.. Планета Земля разлетится на куски, и атом перестанет расщепляться, если и эти тоже начнут жить, как все! Они не могут, не должны, у них такая миссия перед человечеством – жить счастливо и как-то так, что все начинали им светло завидовать, грустить, вспоминать молодость и трогательно посматривать на опостылевшую жену или мужа, словно призывая обратно то время, когда упомянутые жена или муж еще были не опостылевшими, а, наоборот, казались друг другу главной жизненной удачей! Ольга с Димоном были будто Пьером и Марией Кюри, альфой и омегой семейного счастья, залогом, примером и еще черт знает чем!..

Поэтому, когда Пилюгин объявил, что они разводятся, Хохлов заревел, как медведь, и помчался водворять Димона обратно в семью – и опоздал! Димон уже сам водворился обратно. Так они ссорились – примерно в течение получаса и раз в три года.

У них были красивые и веселые дети, рожденные с разницей лет в десять, и в этом тоже была особая прелесть – подросток и малыш, свидетельство продолжающейся родительской любви. Почему-то эти самые дети никогда не ссорились, а, наоборот, любили друг друга, и старший таскал младшего на плечах и покорно лаял, когда младший требовал, чтобы брат изображал ездовую эскимосскую собаку Балто из Анкориджа, которая привезла в замерзающий город Ном сыворотку и тем самым спасла весь город от эпидемии дифтерита. Про собаку Балто, про Тигру и Винни-Пуха, про Снусмумрика и Фрекен Снорк детям читала Ольга, и казалось, что она и сама получает удовольствие, когда в сто пятнадцатый раз читает одно и то же! И Димон получал удовольствие, когда по выходным вел всех на горку в парк и никогда не уставал, таская снегокат снизу вверх, а потом все вместе они ели свиную отбивную с жареной картошкой в маленьком кафе, и отбивная с картошкой тоже доставляла им удовольствие… Хохлов никогда не понимал, как можно так жить!..

Ольга улыбалась, а старший сын Степка неторопливо пил чай, и возле него, на салфетке, лежала небольшая горка сушек, обсыпанных маком, до которых он был большой охотник, и Хохлов с раскаянием подумал, что ничего не привез, даже сушек, явился с пустыми руками!

– Чаю или кофе?

– Чаю, Оль!

– Тише, – быстро сказала та и приложила палец к губам, – мы только маленького угомонили!

Старшего звали Степка, а младшего – Растрепка, потому что никто и никогда не мог заправить ему в штаны майку, она вечно вылезала со всех сторон, и тогда решено было переодеть Растрепку в комбинезон, что и было проделано, но майка как-то умудрялась вылезть поверх комбинезона тоже. Ольга смеялась и говорила, что дети – один в один папочка, который всегда выглядит так, как будто только что копался в городской помойке.

Это было преувеличением, хотя Пилюгин действительно не умел носить костюмы и выглядел в них нелепо.

С некоторых пор должность Пилюгина в научном институте была переименована, и перемена названия повлекла за собой и перемену формы одежды. Раньше он именовался «начальником отделения» и ходил на работу в джинсах, а нынче стал «генеральным менеджером» и стал ходить в костюмах. Хохлова все эти перемены ужасно веселили.

Кузя сидел на диване и листал какой-то журнал. Он кивнул Хохлову, и тот кивнул ему, сморщившись так, что Ольга немедленно спросила:

– У тебя болят зубы?

– Душа у меня болит, – буркнул Хохлов и сел так, чтобы не видеть Кузю.

Ну его на фиг, жениха этого!.. Может, со временем он и привыкнет к тому, что Кузя и Арина – счастливая семейная пара, а покамест ничего, кроме глухого и непонятного ему самому, Хохлову, раздражения, он не чувствовал.

– Бабы голые, – вдруг сообщил Кузя и зашелестел журналом. – С ума сойти, кругом одни голые бабы с титьками!

– Кузя! – в один голос воскликнули Ольга с Димоном, а Степка оторвался от чая и сообщил родителям, что он давно знает слово «титьки», и журнал с голыми бабами на прошлой неделе в класс принес Вовка, и они его рассматривали в туалете, и он, Степка, не знает, как остальным, а ему что-то ничего не понравилось!..

Сначала грянула немая сцена из «Ревизора», затем короткий эпизод из «Мистерии-буфф», когда все носятся с обезумевшими лицами, затем родители некоторое время выясняли, кто из них больше виноват в том, что ситуация с журналами и «титьками» вышла из-под контроля, потом некоторое время они пытались установить, что это за Вовка – такой низенький, белобрысый? Да нет, такой здоровый, с глазами навыкате! Да нет, он крепыш среднего роста! Или нет?.. Степка пил чай, грыз сушки и никаких наводок родителям не давал, предоставив им разбираться самостоятельно. Некоторое время Ольга говорила Димону, что он совершенно, ну совершенно не интересуется семьей, и воспитание детей полностью лежит на ней, а они, между прочим, мальчики, и им важнее всего не материнская забота, а отцовский авторитет, а он, Димон, никаким авторитетом у них не пользуется, потому что все время пропадает на работе, и когда даже бывает дома, то скачет с ними, как бешеный, вместо того, чтобы преподать им урок хорошего воспитания, тьфу, тона.

Но тут Димон встал, поцеловал Ольгу в висок и осведомился, при чем тут его авторитет, ведь журнал «с титьками» в Степкин класс принес вовсе не он, и они посмотрели друг на друга и улыбнулись, и Хохлов подумал с тоской – тьфу, пропасть!..

Хохлов пил чай и косился на Кузю.

Его так и подмывало спросить, и он спросил, не выдержал:

– Кузь, говорят, ты женишься?

– Чего?

– Да я слышал, что ты женишься.

Пилюгины перестали улыбаться друг другу загадочными улыбками и уставились на Кузю. Степка продолжал шумно грызть сушки.

– Ну, женюсь, и чего?..

– На Родионовне?

– Ну а на ком же еще!..

Хохлов почесал коленку, хотя она вовсе не чесалась.

– Так ты ее, выходит дело, любишь?

– Ну… да.

– И она тебя тоже?

– Чего? А… Ну… да.

– Здорово, – подытожил Хохлов.

Ольга с Димоном опять посмотрели друг на друга, и Пилюгин подсел к Кузе на диван:

– Так, выходит, все серьезно, да? А я думал, треп один! А чего это вдруг вы решили… пожениться?

– А почему бы нам не пожениться?

С Кузей было трудно общаться, и Хохлов, которому стало стыдно, что он так раздражается, отпросился у Ольги покурить на кухню. Она никому не позволяла, а Хохлову разрешала.

Степка вдогонку ему сказал, что от курения бывает рак и в Америке всем людям курить давно запретили, и, будь его воля, он бы папе и Хохлову тоже запретил курить, чтобы они преждевременно не скончались.

В другое время Хохлов с удовольствием ввязался бы с ним в перепалку, напирал бы на свободный выбор каждого и на то, что взрослые люди имеют право жить так, как им хочется, но сейчас только рукой махнул, прикрыл за собой дверь кухни, закурил и стал думать о Кузе, который заделался женихом и первым парнем на деревне.

Кузя обладал целым рядом достоинств, которые делали его «легким и приятным» в общении человеком, – у него не было никакого чувства юмора, он был упрям, как осел, самоуверен, как боевой слон Александра Македонского, и убежден в непогрешимости собственного мнения, как Адольф Шикльгрубер времен мюнхенских пивных.