Выигрыш — смерть - Безымянный Владимир - Страница 5

Судья и народные заседатели откровенно скучали, слушая наши с Олегом похожие как две капли воды речи. Суд не внял заученным мольбам, и с шестью годами усиленного режима я отправился в «сужденку» — зал ожидания утверждения приговора. На год меньше получил Олег: свою роль инициатора кражи я не скрывал.

Через два месяца после разбора кассационной жалобы, с приговором, смягченным до четырех лет, и был этапирован в Н-скую ВТК.

Расстояние в восемьсот километров наш «Столыпин», цепляемый то к одному, то к другому поезду, преодолевал почти трое суток, Лишних неудобств конвой не чинил. Вода и вывод на оправку предоставлялись регулярно, но нервы у всех были на пределе. Продуктов на этапе было достаточно, кроме того, еще в тюрьме выдали по куску желтого сала, буханке хлеба и куле^ чек сахару. Если от чего и страдали, так это от скуки.

В нашем купе обнаружился педераст. Маленький, ушастый Коля вначале сопротивлялся домогательствам желающих воспользоваться его благосклонностью, на после первых оплеух скис:

— Делайте, что хотите, только дайте поспать.

По прибытии в колонию этап две недели провел в карантине. Жирная сытная еда вселяла оптимизм. Часто к решетке прижималась чья-нибудь голова и голосом, подрагивающим от страха быть застуканным, обещала землякам да и всем остальным покровительство после карантина в обмен на такие мелочи, как вольная одежда. Особенно ценились «фенечки» (спортивные костюмы). Как позже выяснилось, такого рода обменом обещаний на вещи занимались все, кому не лень, в том числе и последние «чуханы», терять которым было нечего.

Перед выходом в зону с каждым беседовал представитель администрации. Мой будущий начальник отряда, капитан Божок, поразил своим тонким, болезненным лицом, совершенно, по-моему, не подходящим для вершителя судеб двухсот с лишним человек. В отделения распределяли по уровню образования. В мое, немногочисленное, входили так называемые «окончившие».

«Окончившие» располагали свободным временем, большим, нежели «школьники». На производстве работали все одинаково, но потом ученики садились за парты, терзаемые страхом проштрафиться еще и в школе, а «окончившие» решали одну задачу: как не попасться на глаза администрации, которая немедленно навесит какую-нибудь хозяйственную работу, от которой нельзя отказаться, если человек рассчитывает освободиться не по «звонку».

Распределение по рабочим местам волновало всех. Закон зоны ничем не отличался от закона всей страны — план любой ценой. За этим бдительно следил актив — крепкая, сплоченная когорта осужденных, отбывающих длительные сроки и рассчитывающих на досрочное освобождение. Не выполнил норму один — минус всей бригаде. Возможности своих «золотых рук» я знал досконально. Вбитый мною гвоздь обычно сворачивался штопором и не держал даже собственного веса. По счастью, работа попалась неплохая. Инструментальный участок, куда меня определили, не имел плана выработки. В двух небольших цехах стояли токарный, фрезерный, сверлильный, шлифовальный станки. В закутке орудовал сварщик Коля Мурашко — задумчивый паренек с длинным бледным лицом. Работал он умело, спокойно. Не лез в дела жуликов и администрации, понимая, что его приговор — десять лет за разбой с убийством — шансов на досрочное освобождение не дает. Не спеша работали за двумя верстаками слесари. Обстановка приятно контрастировала с беготней и неразберихой основного производства.

Мастер Иван Степанович Матвий, пожилой седоусый толстячок, был как бы воплощением размеренной жизни инструментального участка. В свободное время и обмен на продукты ребята делали замки с нарезными ключами, подковки с вваренными осколками фрез, высекающие из асфальта снопы искр.

Нынешний фрезеровщик должен был в течение месяца, если ничего не случится, уйти «на химию», И в моем лице готовилась ему замена.

— Вот станок, ручки туда, ручки сюда… и — поехал.

Что его всерьез интересовало, так это не принес ли из тюрьмы денег.

Приспособления для основного производства приходилось изготавливать не часто, времени хватало. Случались и казусы. Включив стол на автоматический ход, я забыл выдернуть ручку, и она, бешено вращаясь, так саданула меня в промежность, что у меня разом отнялись ноги, я едва не потерял сознание. Но обошлось без серьезных повреждений.

«Окончивших» было процентов десять от общего числа осужденных. Каждый день один из нас назначался дежурным по отряду: остальным надо было ходить на занятия. Первый раз меня поставили дежурить уже через несколько дней после выхода в зону. Работа не пыльная: сиди у входа на стуле, вставай, когда входит кто-то из администрации, ори во всю глоткуг «Отряд, стройся!» и вообще — следи, чтобы в здании все было «по делу». Зато на работу ходить не надо. Вечером я, как и положено, прокричал:

— Отряд, выходи на поверку! — и устроился читать взятую в библиотеке книгу. После подъема и перед отбоем вся зона выстраивалась пятерками по отрядам для проверки на плацу. Пересчитывали — не сбежал ли кто. Так и в этот раз: зона построилась на плацу — одного нет. Кого? Новенького. А новенький, то есть я, сидит с книжкой на стуле дежурного. Нашли меня и привели на плац.

— Ну, если из-за тебя снимут баллы, готовься, — прошипел председатель совета отряда. Он ждал суда «на химию», и каждое нарушение могло для него оказаться роковым.

Вытолкнутый на середину плаца, я чувствовал себя бесконечно одиноким перед монолитом строя. Моя беспомощность, неприкаянность были настолько очевидны, что начальник колонии полковник Боровский рассмеялся.

— Ты какой день в зоне?

— Пятый, гражданин полковник.

— Как же его наказывать? Кто поставил новичка дежурить по отряду? Простим его, ребята? Становись в строй и помни — проверка дело святое. Все спать хотят. Верно, хлопцы?

Строй одобрительно загудел. Эпизод остался без последствий.

Через месяц приехала мать. Узнав о предстоящем свидании, ко мне подошел чернявый татарин из Антрацита Гавур. Рукав новой выглаженной куртки украшал ромб с вертикальной палкой: атрибут «бугра» отряда.

— Слушай, Дима, если к тебе кто приедет, попроси сто рублей. Мне они на воле во как нужны. А я вещей дам в зоне, продуктов. Я скоро уйду «на химию», но тебя земляки пригреют.

Мягко стелет, подумал я. Кто мне поможет, когда Гавур уйдет? Кому я нужен?

Подошел Румын — земляк и преемник Гавура на посту «бугра». Под его глазом красовался старый кровоподтек. Я еле сдержался, чтобы не усмехнуться — нашла коса на камень.

Из последнего карантина в отряд пришел Славик Ткач из Горловки. Ежик коротких, светлых, почти белых волос обрамлял крупное волевое лицо. Земляки встретили Ткача почтительно-радостно.. Вторая судимость в семнадцать — не что-нибудь. Славик своих воровских взглядов не скрывал, но влиять на кого-либо не пытался. Смысл наколок на его теле был ясен всем: звезды на плечах и коленях — «никогда не встану на колени и погонов не надену», маленький воровской жучок, ползущий от пупка к ребрам и перстень «дорога через малолетку». Когда Славику пришла очередь убирать комнату, к нему привязался Румын:

— Ты эти воровские замашки брось. Становись на колени и мой как все. Раком только бабы стоят. Или сам в девочки просишься?

Активист толкнул Ткача, и тот еле удержался на ногах. В ответ Славик ударил сразу. Резко, сильно, дважды. Загнал Румына под кровать, плюнул на недомытый пол и ушел собираться в карцер. Иного исхода и быть не могло. Начальнику спецчасти все это представили как отказ «второходчика» от работы.

По возвращении Ткача из «трюма» больше к нему не приставали. Сила удара и, самое главное, духа — комбинация опасная. Тем более, что ему скоро восемнадцать, а следовательно, его ждет перевод во взрослую колонию. После восемнадцати в ВТК оставляли только лояльных к администрации заключенных. Активисты боялись подниматься на «взросляк», представляя характер встречи, и потому беспокоились только о себе. Все делалось для того, чтобы выпятить свою лояльность, выслужиться и выйти на свободу раньше конца срока. Этой дорогой пришлось идти и мне. Не надев повязки «бугра», думать об условно-досрочном освобождении не приходилось. К тому же, обленившись от ничегонеделания на инструментальном участке, я стал строить планы, как бы вообще перестать ходить и производственную зону.