Убийство в антракте - Безымянный Владимир - Страница 26

— Рассчитано на профанов...

— Надо строить работу так, чтобы посвященных убедить. Уж если поручили нам заботиться о демократическом движении — необходимо прочно занять позиции лидеров.

— Какой из меня лидер, Федор Ксенофонтович.

— Не прибедняйся. В экономике ты силен. А вот ведешь себя неподобающе. Окружил себя черт знает кем, шлюха у тебя в доме вертится...

— Нина — баба проверенная, ручаюсь. Она и на наших работала.

— Надеюсь, ты не слишком многое ей доверял..."

Щелкнула кнопка под пальцем генерала, кассета выскочила.

— Техника! — мечтательно протянул Ветлугин. — Только ей и можно полностью доверять. Ну, что ж, спасибо тебе, Саша. А Оля, как дочь моего старого товарища...

— Вы предали моего отца! — не смогла сдержать негодование Ольга.

— Поверь, девочка, в конечном счете мы служим одной цели — остановить распад и грядущие бунты. Колесо истории движется неумолимо, хотя и печально, когда на его пути оказываются порядочные люди. Хотя... Ты, голубушка, когда путалась с иностранцами, чтобы вытащить из-за решетки своего милого, конечно, не думала, что не сможешь это осуществить без нас. А ведь это так. Без нас тебе даже на панель толком не выйти. В лучшем случае — до сих пор ублажала бы грязных сутенеров.

— Как? И Женя? Так это вы толкнули меня на связь с ним?

— Успокойся. Друмеко — не сутенер в тривиальном смысле этого слова, хотя, возможно, и мерзавец... Это все — в прошлом. А деньги, которые он получил от тебя, пошли на доброе дело — в фонд нашей партии. А вот свои личные доходы Евгений Павлович таки припрятывал, и за это поплатился.

— Не слишком ли много смертей, товарищ генерал? — голос Кронова был совершенно спокоен.

— В конце концов вся эта история — дело рук твоей бывшей супруги. Женщина она, несомненно, незаурядная, но большие траты, в первую очередь на наркотики, никогда до добра не доводили. Приблизил ее Гусь к себе, поручился за нее, и оба мы с ним на этом попались. Гусь сдуру и сунулся в одиночку, не информировав организацию, исправлять ошибку. Ведь Нина обратилась с предложением купить кассету к старому школьному приятелю — Вене Сероусову. Веня немедленно сообщил Гусю, а Гусь, уже после, — нам. Наркоманы неважно соображают, особенно когда вот-вот ломка.

— Но вы же сами ее на иглу посадили!

От этой реплики даже квадратные лица охранников дрогнули. С лица Ветлугина сползло благодушное выражение.

— Довольно, Кронов. Ты, однако, нахал. По крайней мере, Олю пожалей. Тебе в любом случае конец: хоть сейчас, хоть через полгода — по приговору народного суда. Зачем ты девочку за собой тащишь?

— Да вы нас давно уже приговорили. Я скажу только две вещи. Резину вы тянете, потому что боитесь, что где-то еще одна кассета гуляет. И кончать нас, пока это не выяснится, вам не с руки. Вы правы, стоит только глянуть на кассету. Ведь ваши девочки «Сони» не пользуются. У вас идет «Голд стар».

Ветлугин мельком глянул на кассету, лежащую на столе, и напряженно уставился в лицо противника.

— Ну, дальше?

— А вот это с глазу на глаз. Прикажите своим мальчикам погулять в коридоре.

Кивок шефа, короткий обыск — и охранники удалились.

Генерал упер локти в стол.

— Придется тебе, Кронов, выложить все. И про друзей, и где оригинал кассеты, и куда девалось табельное оружие и похищенные удостоверения...

— Не похищенные. Изъятые у бандитов.

— Но-но, полегче. Не забывай, что и Оля, и твой сын в наших руках.

— Да... с Алешкой это вы ловко провернули. А что касается кассеты, то об этом не со мной говорить надо. Возьмите трубку. — Александр набрал номер.

На другом конце провода откликнулись сразу же. Этого звонка ждали. Голос был с легким иностранным акцентом, но это не мешало понять смысл сообщения. Ветлугин молча положил трубку, ненавидящим взглядом сверля Кронова. Пауза затянулась.

— Так значит, с иностранцами снюхался, Кронов? Против своих работаешь, против родины?

— Э, нет! Перебор! Родину оставьте в покое. Вы меня сами к этому вынудили. Да, оригинал кассеты у Саймона, он хоть и мягко стелет, зато на нары спать не укладывает.

— То есть, ты хочешь сказать, что если я вас с Ольгой...

— И ребенка.

— Если я всех вас выпущу, то вы уничтожите кассету?

— Врать не буду, на вашу кассету концерт Сероусова не запишут. От меня это теперь не зависит.

— Слушай, Кронов, в конце концов, я исполнитель. Ты и представить себе не можешь, кто здесь стоит на самом верху. И лучше бы ни тебе, ни кому-либо другому этого не знать Сын твой сейчас не у меня...

— Вам, видимо, хочется, чтобы весь мир узнал о том, что вы занимаетесь похищением детей, да и о прочих ваших подвигах. Думаю, пора вам, генерал, уходить на покой и держаться подальше от политики. Это вам дадут сделать, причем без особого шума...

— Эх, Кронов... Ты молокосос еще. Здесь ведь речь о судьбе державы. — Ветлугин махнул рукой и, горбясь, будто сразу постарев на десяток лет, поднял трубку третьего, особо редко используемого телефона. Аппарат без диска и кнопок немедленно отозвался. Голос генерала стал почтительным и немного заискивающим.

— Это Ветлугин говорит. Чрезвычайно занят? Нет, всего на минуту: у нас по-солдатски. Вот и отлично... — он сокрушенно покачал головой, взглянув на Ольгу и Кронова, и продолжил: — Ветлугин беспокоит. Да, кассета сейчас у меня, так что дублирование не понадобится. Вариант с сыном сработал. Теперь уже все в порядке. Так я пришлю за мальчиком. Доставим, разумеется... Нет, не в лучший мир, к родным, конечно. К тете. Да, под мою ответственность. У меня все. Какая там рыбалка...

С тяжелым вздохом Ветлугин опустил трубку. Глаза его смотрели ненавидяще.

— Все. Дай нам Бог больше никогда не встречаться. Поедете с моими парнями. Ребенка вам отдадут. Об одном прошу — дайте мне выйти из игры без проблем. И уходите быстрей, исчезните, затеряйтесь. Времени у вас еще меньше, чем у меня.

Майор Строкач, вызванный к высокому начальству, без особого сожаления узнал, что хлопотное и запутанное дело у него забирают. Спецслужба, поначалу подсовывавшая улики и диктовавшая версии, взяла расследование в свои руки. Угрозыск на простои не жаловался, и через считанные дни Строкач и его коллеги, вертевшиеся как белки в колесе, и думать забыли о Кронове и обо всем, что с ним было связано.

Старался забыть об этих тягостных днях и сам Кронов, пребывавший далеко за пределами страны. Во второразрядном отеле из теленовостей он случайно узнал о том, что в городе с деловым визитом находится бизнесмен Карасов. Выпустили-таки власти злополучного дельца! Можно только воображать, во сколько ему это обошлось. Знал он много, а убирать его — накладно по нынешним временам. Карасов жил с комфортом, ворочая большими делами, и время от времени из своего далека принимался учить неразумных соотечественников уму-разуму. Для себя же Кронов за счастье почитал, что удалось ноги унести.

Получить заграничный паспорт удалось только при поддержке тестя, который, узнав об образе жизни дочери, из двух зол предпочел меньшее. Политическая борьба требовала независимости от всяческих уз, в том числе и родственных. Здесь, как и в повседневной жизни, Михаил Степанович делал выбор раз и навсегда.

Однако и ему довелось выступить в несвойственной ему роли, когда из офиса демократической партии ему позвонил новоиспеченный зять, незадолго до того преподнесший ему кассету с фантастическими разоблачениями. Факты были столь поразительными, что Гудин не смог отказать Кронову в просьбе — от лица некоего иностранного гражданина побеседовать с давним приятелем. Несколько фраз солидным басом с английским акцентом, два-три фрагмента пленки, вот и все. Вышло как нельзя лучше, и потом он помог молодоженам покинуть многострадальную родину, утешаясь тем, что даже деятели самого верхнего эшелона власти не считают для себя зазорным поступать точно так же.

Разоблачительная информация, в несколько усеченном виде, была опубликована через три дня после того, как Кронов с Ольгой пересекли рубеж.