Маньяк - Безымянный Владимир - Страница 24

Предоставив экспертам выяснять обстоятельства, он торопливо вернулся в свой кабинет. На мертвую девочку взглянул мельком, но картина словно врезалась в сознание. Тищенко помотал головой — нет, отвязаться невозможно. Белое платье, загустевшая, тягучая лужица, нож, ослепительный блеск цинка...

Машины одновременно припарковались на стоянке райотдела. В первой рядом с Шиповатовым восседал гражданин Г.К.Сидоров, несколько экстравагантно облаченный в набедренную повязку из фланелевой рубахи в клетку. Было очевидно, что даже относительно удобное сиденье «жигулей» причиняет ему неудобство, так как гражданин все время ерзал в поисках более удобной позы.

Наверху, в кабинете следователя, речь его наконец стала внятной.

— Я прошу только одного — защитите меня! Страшно сказать, что они со мной сделали. Я дам показания, только лучше, если вы не будете писать. Как-нибудь так, неофициально. Скажите, а билет мне вернут? Ведь я же выиграл?

— Если все законно, никаких сомнений, — Тищенко держался осторожно, сочувственно. — Билет нами арестован так же, как и обратившееся с ним в сберкассу лицо. Временно, до того, как на него будут предъявлены права. Буду только рад за вас, если все окажется в порядке. Судя по всему, вы попали в большие неприятности?

— Какие, к черту, неприятности! Верните мне билет, и пропади оно все пропадом! Не хочу связываться! Что я — мстить им буду?

— При чем тут месть? Есть закон, и никто не должен остаться безнаказанным. А билет вы получите, только для начала от вас требуется полная откровенность. Нам нужно знать обо всех событиях — как до, так и после того, как вы узнали, что стали обладателем счастливого лотерейного билета. В противном случае, придется вам продолжить знакомство с восточным гостеприимством.

Сидоров выложил руки на стол и умолк, тяжело задумавшись.

— Ишь ведь как вас напугали!.. А вот жена ваша, Геннадий Кузьмич, более сообразительной оказалась. Сразу поняла, что «и нашим, и вашим» все равно не угодить. Хутаев — серьезный преступник, и не надейтесь, что он оставит вас в покое. А если мы будем иметь ваши показания, то и для его задержания у нас появятся более веские основания. Не советую лукавить, Геннадий Кузьмич. Тем более, что в общих чертах многое уже ясно.

— А что она могла рассказать? Как издевались надо мною? Как истязали? Шел мимо сберкассы, зашел глянуть — и глазам своим не поверил. «Волга»! Уж я-то знаю, сколько это на рынке стоит, еще и через лотерею. На рынок меня, идиота, и понесло. Полдня присматривался. Там такой жирный Рустем есть, лимонами торгует. Деньги — пачками во всех карманах, все прочие кавказцы к нему с почтением, а наши так просто стелются. Подумать только — в Подмосковье у мандаринников места, чтобы поторговать, выкупают! Рустем у всех берет, никого не обижает. Вот ему-то я и предложил билет... — Сидоров замолчал, пригорюнился, словно ожидая толчка в нужном направлении.

Тищенко ободряюще улыбнулся.

— Ну что вы, Геннадий Кузьмич, сникли? И нам ничто человеческое не чуждо. Скажу откровенно — выиграй я «волгу», продал бы к чертям собачьим. И хватило бы мне с семьей до конца дней. Но, — капитан склонился к собеседнику, — во всяком случае, с базарным жульем связываться бы не стал. Очень уж личности одиозные.

— Ну а я, дурень, влетел, как кур в ощип. Сделали из меня чахохбили. А как стелили мягко! Рустем тут же лимоны свои бросил, позвал одного своего, чтобы подменил, — и в ресторанчик, в «Ахтамар» этот, обсудить. Билет я с собой не брал, на словах договорились. Угощал он знатно, но я и на дармовщину не очень-то налегал. Прежде всего дело сделать, а уж потом коньяк. Спросил моего согласия и вызвал откуда-то своего брата. Георгием зовут. Все чин-чином, брат даже паспорт показал — в Баланцево прописан, семья здесь живет. Какое-то «эспэ» у него, деньги лопатой гребут. Поинтересовался, рублями или долларами хочу получить, да и я не лопух: фифти-фифти, говорю. Глядишь, думаю, и я валюткой подобьюсь. Георгий на все соглашается, все на мази, домой меня к себе повез, с семьей знакомить. Жена славненькая такая, и не поймешь: то ли действительно я ей сразу понравился, то ли манера у ней такая — глазки строить. Сынишка смышленый, почтительный к старшим. Я еще подумал: и как такому мальцу отец машину доверяет? А оказалось, не только машину. Этот гаденыш у него прямой подручный. Отвез пацан меня домой, зашел со мной в квартиру — тут, кстати, все мои домашние собрались — жена, дети. Как же, такое событие. Я их ему представил — и сказал, что назад поедем все вместе. На всякий случай.

Так впятером мы и влезли в «ауди»... Степан, я с женой и дочки. Думал, при них не посмеют, дети все-таки. А когда свернули с трассы в переулок, этот змееныш вдруг тормознул так, что шейные позвонки хрустнули. Опомниться не успели, как отовсюду хлынули кавказцы, все с оружием. Только и успел заметить Георгия с автоматом. И надо же было место выбрать — словно не я, а они в Баланцево родились и выросли. Там в рабочее время ни души, сонное царство. И когда только он успел своим дать сигнал, что не пустые едем?

— Э-э, Геннадий Кузьмич, вам ли с этими волками тягаться? У Хутаева-младшего в приемнике машины вмонтирован и передатчик с приличным радиусом действия. Все, о чем вы говорили в машине, Хутаев-старший слышал, как если бы сидел шестым в салоне.

— Кто бы мог подумать?! В общем, моих вышвырнули и привезли меня опять к Хутаеву. О билете я не очень беспокоился, думал, пускай берут, собаки. Жена кинется в милицию, а там и я не задержусь. Только отпускать меня они не торопились. Завели во двор, Георгий и говорит громиле, что с ними был: «Завяжем мальчику глазки?» Нашли пацана! А тот щенок, Степан, хохочет: «Зачем, папа? Может, лучше вообще выколоть? Какой с него толк?..» Жена Хутаева на крыльцо вышла, смотрит, как меня под собачью будку запихивают. Спустили в погреб, за обе руки к трубе пристегнули — ну, значит, и... объяснили...

— Что значит — объяснили, Геннадий Кузьмич?

— Ну, это... изнасиловали. — Последнее слово Сидоров произнес едва слышно.

Капитан сочувственно кивнул.

— В утешение могу сказать только, что преступники уже задержаны и неминуемо понесут наказание. Вам, к сожалению, придется пройти процедуру медэкспертизы. Надеюсь, что после приговора суда оба Хутаевых будут чувствовать себя куда хуже вас. Тем более, что попадут они в разные колонии: Степан несовершеннолетний, и со статьей «мужеложство» не миновать ему быть «опущенным». Так вы говорите, оба — отец и сын?

— Да, — Сидоров побагровел. — Первым Георгий, он еще Степана подзадоривал, мол, свежачок. Ох, не могу, мутит...

— Успокойтесь, все это позади. Теперь их черед пришел. Уж Степе Хутаеву точно достанется. На малолетке плюют на покровителей воли, и он как огня боится падения, знает от отца, какая жизнь ждет «опущенного». Стоило мне на полчаса завести его в камеру к нашим стервецам и деликатно объяснить что к чему, как он пулей вылетел оттуда, и тайник под собачьей будкой немедленно обнаружился. Степа выбрал, как ему показалось, меньшее зло: отцовский гнев. Хотя в нашем случае это тождественно гневу блатного мира. Так что, несладко придется юному джигиту. Уж поверьте моему богатому опыту: не нарушать закон — во всех отношениях выгодно. Когда приходит время расплачиваться, о мимолетных удовольствиях просто забываешь. Хотя... в принципе всегда есть возможность остановиться... Так где, Геннадий Кузьмич, вы говорите, взяли так и не принесший счастья лотерейный билет?

Сидоров долго молчал, время от времени скорбно вздыхая. Капитан сидел смирно, изредка остро поглядывая на беднягу. Наконец Геннадий Кузьмич, смущаясь, сбивчиво начал:

— Да я, собственно, врать и не собирался. Ну не украл же я его в конце концов! Купил костюм в комиссионке. Пиджак дома до сих пор висит, а брюки... там, в подвале остались. Кому они теперь нужны... Спасибо вам, товарищ капитан, выручили. А то уж и не знаю...

— Не отчаивайтесь, Геннадий Кузьмич. В конечном счете все не так плохо. Вы ведь человек честный, и у вас все образуется. А с билетом с этим... должен вас огорчить, но выигрыш скорее всего вам не удалось бы получить. Так что, плюньте вы на эту «волгу». Лишний раз можно убедиться, что чужое добро счастья не приносит. Так в какой, говорите, комиссионке?..