Страна багровых туч - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 24

– Земье, – прошептал больной. – Земье, модре небо… синее…

– Да-да, товарищ Дивишек, Земля! – Краюхин наклонился над ним. – Теперь все будет хорошо. Через несколько часов будете в Москве, подлечитесь, а там домой, на отдых.

– Декую, соудругу…

– Передайте распоряжение, – обратился Краюхин к врачу, – чтобы больного немедленно – то есть после оказания ему помощи нашими средствами – отправили на моем самолете.

– Слушаюсь, Николай Захарович.

Тем временем Ляхов и его двое спутников тоже сошли на землю. Наскоро поздоровавшись с товарищами, они подошли к носилкам.

– До свидания, Ян! – сказал Ляхов. – Поправляйся – и снова за работу, дружище!

Худощавая круглолицая женщина в просторном комбинезоне ласково погладила чеха по щеке:

– Выздоравливайте скорее, товарищ Дивишек. Привет вашей семье.

– Декую, соудругу… Спасибо, спасибо, – бормотал Дивишек, пожимая их руки худыми пальцами. – Очень много спасибо!

Все молча проводили глазами улетающий вертолет. Ляхов взглянул на просветлевшее небо, на неясные очертания далеких холмов и слабо улыбнулся.

– Вот и снова на Земле, – сказал он. – Снова дома… Но какая машина, друзья мои! Какая машина!

– Погодите, товарищи… – Спицын схватил Ляхова за плечо и подвел его к круглолицей женщине. – Чокан, встань слева от Веры, пожалуйста…

Третий член экипажа, высокий молчаливый казах, нахмурился:

– Опять снимать будешь?

– Да-да…

Спицын попятился, не спуская с них глаз, достал из кармана миниатюрный киноаппарат и, присев на корточки, заснял несколько метров.

– Довольно! – сердито сказал Краюхин. – Немедленно в машину – в город и отдыхать! Без разговоров! Разговаривать будем вечером.

– Одну минуту, Николай Захарович… – Ляхов повернулся к Быкову. – Если не ошибаюсь, вы новый член экипажа?

– Да, познакомьтесь, – спохватился Краюхин. – Быков Алексей Петрович. Химик, инженер-ядерник, водитель. Василий Семенович Ляхов – пилот… Верочка, идите сюда. Вера Николаевна Василевская – штурман. Чокан Кунанбаев – бортинженер.

Быков и ляховцы обменялись рукопожатиями.

– Так, – сказал Краюхин. – А теперь – в город!

– Вечером увидимся, – ласково кивнул Быкову Ляхов.

– Мы с вами, Анатолий Борисович, останемся на часок здесь, – обратился Краюхин к Ермакову. – Осмотрим «Хиус». Вы тоже, Быков. Кстати, поговорим с начальником группы обслуживания. Вон он катит… Остальные свободны.

По полю к «Хиусу» ползла вереница машин – полугусеничные грузовики, тракторы, подъемные краны на колесах.

– Скажите им, пусть обратят внимание на третий реактор, – сказал Чокан. – Особое внимание! Что-то релейная система барахлит… Да ладно, завтра сам скажу.

Они уехали, и Быков с бьющимся от волнения сердцем полез вслед за Краюхиным и Ермаковым по гибкой, но прочной лестнице. В кубической камере, куда открывался люк, Краюхин сказал:

– Здесь тамбур – кессон – для выхода в безвоздушное пространство или в среду с ядовитой атмосферой. Тесновато, так?

– Да нет… ничего как будто, – нерешительно пробормотал Быков.

– Тесно, тесно! – брюзгливо проворчал Краюхин. – Многого не рассчитали, когда проектировали. Вот начнем разгружаться и грузиться – увидите. Придется пропустить десятки тонн груза через три таких вот игольных ушка. – Он ткнул пальцем в сторону люка. – В самом корабле и того хуже, так. Переходы узкие, перегорожены переборками с комингсами.

– С точки зрения герметичности и безопасности от метеоритов это дает большие преимущества, – заметил Ермаков.

Они прошли камеру и стали подниматься по гофрированным ступенькам ярко освещенного коридора.

– Термоядерная ракета – дело, так сказать, новое, – говорил Краюхин. – Многих ее возможностей и преимуществ не учли, проектировали по старинке, как обычные ракеты. Рутина, ничего не поделаешь… А вот здесь начинается новое…

Краюхин толкнул тяжелую стальную дверь, и они оказались в обширном помещении, заполненном незнакомыми Быкову приборами и распределительными щитами.

– Здесь рубка, – сказал Краюхин. – А там, – он указал на стену напротив входа, – за титановым кожухом находится сердце «Хиуса» – фотореактор. Специальное устройство создает поток плазмы, поток голых тритонов, ядер сверхтяжелого водорода, который крошечными порциями, по нескольку тысяч порций в секунду, выбрасывается вниз. Мощное электромагнитное поле, образуемое пятью соленоидами над реакторными кольцами, резко тормозит комочек плазмы, в результате чего в нем начинается термоядерная реакция. Точка торможения находится в фокусе параболического зеркала – нижней поверхности корпуса «Хиуса». Плотный поток фотонов, нейтронов, ядер гелия и непрореагировавших тритонов бьет в зеркало и создает огромную тягу… Конечно, – добавил Краюхин, помолчав, – не будь слоя «абсолютного отражателя», корпус корабля мгновенно, так сказать, прогорел бы насквозь. Первый «Хиус» сгорел потому, что где-то был нарушен этот защитный слой.

– Это неизвестно, – сухо бросил Ермаков.

Он ходил по рубке, заглядывал в приборы и что-то заносил в записную книжку.

Краюхин пожевал губами, помолчал.

– Фотонная ракета – новое дело, – сказал он. – Огромное дело. Будущее человечества… – Он снял очки, стал протирать стекла, глядя на Быкова круглыми глазами. – «Благосклонная природа, вероятно, знает, почему она не хочет, чтобы мы превратили наш земной мир в скромный рай и на этом успокоились, и почему она заставляет нас завоевывать новые миры – те последние и крайние миры, ключом к которым должны стать фотонные ракеты». Это сказал более полувека назад один весьма умный немец; тогда фотонные ракеты казались отдаленной мечтой. А теперь этот ключ к последним и крайним мирам у нас в руках. Но мы еще не научились им пользоваться по-настоящему. Много, еще очень много несовершенного, непонятного. И много рутины. Вот хотя бы эти атомные ракеты на «Хиусе». При фотонном приводе они – как кляча, запряженная в новейший атомокар.

– Но ведь иначе «Хиус» не мог бы стартовать с Земли, – вставил Быков робко.

Краюхин снова водрузил очки на нос.