Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 24

— Не знаем, — ответил я. — А вот насчёт диеты… Один вопрос.

— Хоть тысячу.

— Что больной ест охотнее всего?

— Сейчас он ест неважно. А так, пожалуй, рыбу…

Мы с Жаровым невольно переглянулись. Борис Матвеевич заметил это и спросил:

— Что из этого?

— Подтверждение одного предположения, — уклончиво ответил следователь.

— Мы, кажется, договорились, — шутливо погрозил пальцем Межерицкий.

— Верно, — согласился я. — Любовь к рыбе — ещё одно доказательство, что Домовой прятался у Митенковой с сорок шестого года. А может быть, и раньше…

…Прошло несколько дней. И вдруг раздался звонок от Юрия Александровича Коршунова. Инспектор уголовного розыска находился в Свердловске, где нашёл бывшего студента Ленинградской консерватории. Яснев работал заместителем директора областного Дома народного творчества. Жаров, прихватив с собой ноты, найденные у Митенковой, выезжал для встречи с ним.

Едва поздоровавшись, он выпалил:

— Автора нот, кажется, узнали, но он… — следователь развёл руками. — Убит в 1941 году перед самой войной…

— Погодите, Константин Сергеевич, давайте по порядку.

— Давайте. — Следователь расстегнул шинель.

— Да вы раздевайтесь. Разговор, наверное, не на одну минуту.

— Конечно… Если вы свободны…

— Вижу, новостей много. — Я вызвал Веронику Савельевну, секретаршу, и попросил, чтобы нас не беспокоили.

— Начнём с того, что Аркадий Христофорович Яснев именно тот человек, о котором говорила Асмик Вартановна. Очень доволен, что о нем помнят в Ленинграде. И о его необыкновенной музыкальной памяти…

— А почему Яснев на административной должности?

— Он так и сказал: гениальный пианист из него не вышел, зато руководитель…

— Заместитель директора Дома народного творчества? — уточнил я.

— Да, но у него несколько книжек по народному творчеству, выходит второй сборник собранных им народных песен…

— Понятно. Вот где, наверное, пригодился его дар?

— Именно так. Он действительно запоминает мелодию с одного раза… Ну, рассказал я ему, каким ветром меня занесло. Он взял ноты, пообещал посмотреть их и, когда закончит, позвонить в гостиницу… Через пару дней звонит: приходите. И говорит, что «Песня» ему знакома. Сочинение студента Ленинградской консерватории Белоцерковца. Имя он не помнит. Учился на курс младше. Ещё говорит, что «Песня» опубликована в сборнике лучших студенческих работ в сороковом году. Она получила какой-то приз на конкурсе. Поэтому он её и помнит. Но, по его мнению, автор её немного переработал.

— А остальные произведения?

— Никогда не слышал. Однако по стилю, по мелодике можно предположить, что тот же композитор. Белоцерковец. Но… Вы представляете, Захар Петрович, Яснев утверждает, что перед самой войной Белоцерковец погиб. Трагически…

— Автомобильная авария?

— Нет, кажется, в драке. Не то утонул.

— «Песню» написал Белоцерковец?

— Да.

— По стилю другие произведения — тоже?

— Да, да! В этом вся штука! Правда, Яснев говорит, что отдельные произведения — полная чепуха. Как он выразился, «музыкальный бред». Именно те, что записаны карандашом.

— Это, кажется, заметила ещё Асмик Вартановна?

— Точно. И в Ленинграде музыковед говорил…

Час от часу не легче… Может, Домовой давно уже умалишённый? Отчего и музыка его бредовая…

Но я тут же поймал себя на мысли, что, если все ноты выполнены одной рукой, одним человеком, не может быть так, что автором «Песни» является Белоцерковец, а автором «бреда» — Домовой? Может быть, Домовой по памяти воспроизводил музыку разных авторов? Не найдя ответа на свои же вопросы и сомнения, я обратился к Жарову:

— Вы проверили показания Яснева насчёт гибели Белоцерковца?

— С этой целью отправляюсь снова в Ленинград… Кстати, Белоцерковец действительно учился у профессора Стогния и был его любимым учеником. Стогний очень переживал смерть своего любимца. Он считал его своим преемником… — Константин Сергеевич замолчал. Вздохнул.

Сведения, собранные Жаровым в Ленинграде, подтвердили показания Яснева.

Павел Павлович Белоцерковец. Родился в 1920 году. С детства отличался исключительными музыкальными способностями. Закончил музыкальную школу наряду с общеобразовательной. В 1938 году поступил в консерваторию к профессору Стогнию. Одновременно с композицией посещал класс фортепиано. В 1940 года на конкурсе лирической песни занял третье место. По партитуре «Песня», найденная среди нот у Митенковой, несколько отличается от той, что была представлена на конкурс. Это выяснилось при сравнении с напечатанной в сборнике лучших студенческих работ.

Дальше шло совсем непонятное. За неделю до начала войны, а точнее 15 июня сорок первого года, Павел Белоцерковец оказался в городе Лосиноглебске. Там жил его однокашник по консерватории Геннадий Комаров. Предположения следователя оказались справедливыми: авторы писем, найденных у Митенковой, действительно хорошо знали друг друга. И вот 15 июня между ними произошла ссора, окончившаяся дракой. В ней то ли умышленно, то ли по неосторожности Геннадий Комаров смертельно ранил Павла Белоцерковца. Подробности пока выяснить не удалось…

— Как это все связать с Домовым? — спросил я Жарова.

— Что у нас имеется? Произведения Белоцерковца. Во всяком случае — «Песня».

— Переработанная. Или — неправильно списанная, — уточнил я.

— Вот именно. Я решил идти от такого предположения: Домовой — Комаров. Эта версия может быть подтверждена следующими фактами. Павел Белоцерковец убит… Мы запросили из архива уголовное дело. Его ведь возбудили…

— Возбудить-то возбудили, но успели ли закончить. Война началась. Да и сохранилось ли это дело? Прошло почти тридцать лет.

— Будем ждать ответа. Дальше. Допустим, убийство имело место. Сейчас трудно сказать, по каким мотивам. Главное, оно произошло. То, что Белоцерковец был талантливым человеком, говорит третье место на конкурсе. Яснев утверждает то же самое. Да и вы сами убедились: «Песня» всем нравится. И мне, и вам, и Борису Матвеевичу… И не только «Песня». А «Грёзы»? А «Баркарола»?

— Но что вы хотите этим сказать?

— Не своровал ли Комаров произведения своего однокашника?

— Но ведь они продолжали создаваться и после убийства, даже после войны…

— А может, он, то есть Комаров, он же Домовой, просто-напросто переписал их своей рукой. А потом кое-что и присочинил в том же духе. Вернее, пытался сочинять. Но получилась чепуха, музыкальный бред…

— Погодите, Константин Сергеевич. Могло ли быть к моменту убийства у Белоцерковца столько сочинений? Ему ведь едва минуло двадцать лет. А тут — этюды, сонаты, даже симфония.

— Вполне, — убеждённо заявил следователь. — Моцарт своё первое произведение написал, будучи совсем ребёнком, Рахманинов совсем молодым создавал зрелые работы. У него, например, есть «Юношеское трио». Это грандиозное сочинение. Не помню, где я читал, но музыка и шахматы — сродни. Дарование в этой области может проявиться очень рано. Не нужен жизненный опыт, как, предположим, в писательском деле. Если Белоцерковец — талант, а почему бы и нет, то ничего удивительного, что он столько сочинил… Жаль, такой талант погиб…

— Все это очень интересно. И про Моцарта, и про Рахманинова, и про музыкальный талант… А вдруг завтра выяснится, что Комаров жив и где-то здравствует? Или получил срок и потом умер. Ещё раз не забывайте: была война… А если Домовой вовсе не Комаров, а какой-то другой знакомый Белоцерковца? Узнал, что Павел погиб. Война, блокада. Вот он, воспользовавшись заварухой, и присвоил себе его произведения, а? Сам-то композитор убит…

Константин Сергеевич задумался. Потом сказал:

— Помните, я высказал предположение, когда мы спорили, кого любит Митенкова, что она отдавала предпочтение Геннадию. То есть Комарову. Убийце Павла Белоцерковца. К кому он приползёт прятаться? К любимой девушке…

В его словах была логика.

— Хорошо, Константин Сергеевич. Давайте подождём, что привезёт Юрий Александрович…