Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 40

За дверью кто-то ехидно захихикал. Молодец в трусах саданул по двери пяткой и потрусил мимо Кати дальше по коридору. Где-то хлопнула дверь. Потом утробно забулькала вода в унитазе.

Мещерский наугад толкнул дверь, откуда пела милая сердцу старушка «АББА»: «Лав ми о лив ми…»

– Вы не скажете, как пройти к Павлу Могиканину, девушка? – вякнул он с достоинством.

Вопрос адресовался существу, сидевшему на шпагате посреди комнаты, устланной циновками-татами и совершенно лишенной мебели. Катя успела заметить только ноги в черном трико да длинный белобрысый хвост, стянутый на затылке резинкой.

– Какая я тебе девушка, дядя? – гаркнул адресат, оборачивая к Мещерскому красное от напряжения лицо, украшенное усами и бакенбардами. – Ты что, ослеп?

– Простите, простите, ради Бога, тут света мало, – забормотал Князь. – Мы ищем…

– Сандро? Он в магазин отошел. Вы из цирка, со сметой? – обрадовался вдруг «шпагатник».

– Нет-нет, мы не со сметой! – пискнула Катя, давясь за спиной Князя смехом: «Из цирка! Прямо в яблочко». – Нам Могиканин нужен, где он?

– Прямо по коридору. Он в гальванике, кажется. Короче, час назад был там. – «Шпагатник» вдруг лег на одну из своих ног, а затем свернулся калачиком, подобно садовой улитке.

– Господи, куда мы попали? – зашептал Мещерский. – Что за берлога?

– «Улей», сказано же тебе – богемная общага на бывшем консервном заводе, – хихикнула Катя. – А гальваника – это что такое?

– Не знаю… ничего я не знаю здесь. Ты погоди, не отрывайся от меня. – Мещерский шагнул вперед. – Я лучше первым пойду.

Его невысокая фигурка храбро заслонила Катю от грядущих напастей.

Затаив дыхание, они крались дальше, словно два следопыта в дебрях девственного леса. «А-А-О-О-У-УА-А», – пело за одной из дверей низкое контральто.

– Растворитель неси скорее! Быстрее, говорю! За смертью, что ли, посылать! – яростно орали за другой.

– Да Ласкер против Алехина был травой, старик, так же как Шорт против Каспарова! – спорили за третьей.

За четвертой дверью долбили чем-то тяжелым по железяке, за пятой – Катя прислушалась, не веря самой себе, – квохтали какие-то неизвестно откуда взявшиеся куры, за шестой, у лестницы, ведущей под стеклянный фабричный потолок, ссорились женские голоса.

Седьмая дверь оказалась последней, приоткрытой. Из нее выбивалась полоска яркого света и несло тем же самым, что так напомнило Кате гараж Кравченко.

– Это, скорее всего, здесь, – сказал Мещерский. Они вошли.

– Ой! – Катя едва не споткнулась. – Что это?

Помещение, куда они попали, никак не напоминало мастерскую скульптора, как воображала ее себе Катя. Никаких глыб необработанного мрамора, никакой гипсовой крошки, глины – даже пластилина не было видно.

Середину комнаты занимало белое корыто, наполненное чем-то бурым, отвратительным на вид. Справа от двери находился небольшой распределительный щит со скамейкой перед ним. От него к корыту и стоящему рядом с ним ящику, где были аккуратно уложены медные загогулины, тянулись провода.

– Люсик, поставь на табуретку или прямо на пол! – крикнул мужской голос из дальнего угла комнаты.

Катя дернула плечом. «Люсик, имечко тоже!»

– Простите, пожалуйста, это мастерская Павла Могиканина? – крикнула она как можно звонче.

Что-то загремело, затем кто-то чертыхнулся, снова что-то загремело.

В углу открылась еще одна дверь. На свет выскочил удивительного вида коротышка – розовый, толстый, бритый, в пестрой майке с номером «10» на груди и «18» на спине, закатанных до колен тренировочных и шнурованных башмаках на толстой подошве. Кате он тут же напомнил Кролика Роджера, которого так талантливо «подставили» в фильме Стивена Спилберга.

– Ребята, я зашиваюсь, семь секунд ждите! – крикнул он, махнул неожиданно черными, как гуталин, руками и снова исчез за дверью.

Катя в изнеможении оперлась на руку Мещерского.

– Ты прав, «желтый дом» какой-то, – шепнула она.

Князь, вытянув шею, с любопытством разглядывал корыто и его содержимое.

– Кажется, это сульфат меди. А это, – указал он на металлические загогулины, – наверняка медные аноды. Ну да, скорей всего.

Катино внимание привлекла чугунная штанга, укрепленная прямо над корытом на кронштейне, ощетинившаяся крючьями и стальными штырями. «Доктор Франкенштейн какой-то!» Она даже поежилась и цепко впилась в рукав пальто своего спутника.

– Что это? Что за сульфат, Сереж?

– Приспособление для гальванизации. Чтобы медью покрывать, – пояснил Мещерский. – А вон и ток подведен. Есть такая химическая реакция, когда…

Он не договорил. Кролик Роджер стремительно выскочил из своей норки.

– Уф! Вы еще не ушли, молодцы! Если не трудно, полейте мне на руки, – распорядился он. – Банка с водой и таз там.

Мещерский взял с колченогой табуретки банку с теплой водой. Кролик вытянул над тазом короткие волосатые ручки, черные-пречерные.

– Графит, – пояснил он, заметив Катин испуганный взгляд. – Я там контейнер открывал. Мыло, пожалуйста.

Катя быстро подала ему мыло.

Мещерский поливал из банки. Кролик мылся усердно.

– Надо сразу же удалить его, – говорил он. – Графит удалить. А то тут медь, электричество – и ау, так шандарахнет, что отправишься на тот свет с медными пальцами.

– Вы Павел? – наконец решилась спросить Катя.

– Павел. – Он вытер руки о майку. – Теперь могу здороваться.

Они с Мещерским пожали друг другу руки. Познакомились.

– Господи, а почему вас Могиканином зовут? – удивилась Катя.

– Оригинально! – Розовый коротышка широко улыбнулся. Ей отчего-то захотелось улыбнуться ему в ответ. – Разве нет?

– Но сразу представляется этакий мрачный индеец с саженным ружьем.

– Оригинально. Зритель любит. – Кролик Роджер щелкнул пальцами. – Пива хотите холодного?

– Конечно, – сказал Мещерский.

– Тогда пошли ко мне в мастерскую.

– А это что? Ну, это, где мы сейчас?

– Это наш подпольный цех. – Глаза коротышки превратились в искрящиеся щелочки. – Администрация орет, закрыть грозятся. Но нам ведь без меди – кранты. А на производстве три шкуры дерут. Вот мы тут с ребятами и сварганили кое-что сами. Осторожнее, осторожнее, это медный купорос. – Он отодвинул от Кати бутыль с ярко-голубой жидкостью.

Пиво пили уже в другой комнате – поуже, потемнее. Здесь высились на подставках какие-то «выпуклости» и «угловатости», прикрытые серой мешковиной. Хотя гипса и тут заметно не было. Катя смекнула – не иначе как здесь Кролик Роджер творит.

В углу комнаты было организовано нечто вроде уголка отдыха. Здесь стояли софа, прикрытая клетчатым одеялом, старое соломенное кресло и журнальный столик. На нем-то и утвердилась жестянка с каким-то черным порошком. Катя догадалась, что это графит. Тут же притулился крошечный холодильник «Морозко», из него хозяин достал три бутылки с чешским пивом. Катя ненавидела этот напиток, но обстоятельства требовали создания непринужденной атмосферы, и она с омерзением глотала «из горла» желтую пенящуюся жидкость.

– Так вы от Полетая? От Ван Ваныча? Так, что ли? Сказали, из «Рампы» – значит, от Полетаева? – осведомился Кролик на десятом глотке. Катя про себя тут же решила, что МОГИКАНИНОМ она этого персонажа мультяшки называть не будет.

– Мы знакомые, вернее, бывшие знакомые Светы Красильниковой, – ответила она.

– Похороны десятого. Завтра. Их с Толькой вместе на Митинском. – Коротышка потер лицо ладонью. – Да… жизнь наша… А вы, собственно, кто? Я имею в виду профессию.

– Я работаю в милиции. – Катя решила выложить пиковый туз своей личной колоды сразу.

– Ой! – Коротышка аж всхлипнул. – Следователь? Ты по их делу следователь?

– Нет. Я криминальный обозреватель нашего пресс-центра.

– А ты? – Кролик обернулся к Мещерскому. – Ничего, что я тыкаю? Хочется как-то сразу по рельсам свойским катиться. Ты тоже в погонах?

– Я вольный стрелок. Путешественник, – скромно похвалился Мещерский.