Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 33

Верховцев тяжело дышал.

Они подошли к маленькому покосившемуся строительному вагончику-бытовке. В единственном окне его горел свет.

– Здесь, – кивнул Данила и громко постучал в дверь. Не получив ответа, он толкнул ее плечом. Они вошли в бытовку.

У окна под голой, без абажура лампочкой стоял колченогий стол, покрытый порыжелой клеенкой, рядом на придвинутой к столу продавленной софе, прикрытой только полосатым матрацем, испещренным жирными и кровавыми пятнами, сидела светловолосая девушка, молча смотревшая на вошедших. Ее серые тусклые глаза сонно моргали. Одета она была в какие-то нелепые черно-бело-полосатые рейтузы и черную кофту на «молнии».

– Здравствуй, Аня, а вот и я, как и обещал, – сказал Данила. – А это мои друзья, познакомься.

На лице девушки ничего не отразилось. Серые выпуклые глаза моргнули.

– Принес? – спросила она тоненьким, писклявым голоском.

– Принес.

– Давай. – Она протянула тощую лапку с обломанными ноготками и, заметив, что Данила медлит, прикрикнула: – Ну, давай же!

Он вынул из кармана пальто маленький пузырек с прозрачной жидкостью.

Девушка вся подобралась. Теперь она напоминала хлипкого паучка, нацелившегося на запутавшуюся в его сетях моль. Глаза ее словно проснулись, засверкали.

– Это мне? Все мне? – спросила она недоверчиво.

– Конечно, тебе, Анечка. Я же обещал. – Данила протянул ей пузырек на ладони. Она схватила его, сунула в рот и, не успели Верховцев и Олли глазом моргнуть, перекусила стеклянное горлышко зубами, затем выплюнула осколки, пошарила под матрацем и извлекла оттуда грязный пластмассовый шприц с отломанной иглой.

Верховцев отвернулся. Он не выносил, когда при нем вводили иглу в вену.

Через десять минут девушка по имени Аня была уже совершенно другим человеком. Она томно вытянулась на матраце, перебирала пальцами пряди длинных, давно не мытых волос и, щурясь, разглядывала посетителей.

– А это что за ангелочек? – спросила она, кивая на Олли.

– Это один веселый и очень талантливый парень. Если ты согласишься на то, о чем мы говорили, у вас будет возможность познакомиться поближе, – улыбнулся Данила.

Девушка приподнялась на локте, приблизив к Олли замурзанное личико.

– Как тебя зовут?

Олли пожал плечами.

– Ты что, немой? Или смущаешься?

– Он смущается, – сказал Данила. Он искоса смотрел на Верховцева, наблюдая за его реакцией.

– Меня смущается? – улыбнулась девушка.

– Тебя.

Олли закусил губу.

Она разглядывала его с любопытством, то и дело склоняя голову то к одному, то к другому худенькому плечу.

– Я не кусаюсь, мальчик, – пропищала она наконец. – Другие кусаются, смотри. – Она быстро оттянула свои полосатые рейтузы, обнажив костлявое бедрышко. На коже отпечатался багровый оттиск чьих-то зубов. – А я не кусаюсь. Я смирная.

– Кто это тебя так? – спросил Олли.

– Цапнул? Да есть тут один. Сначала деньги платит, потом кусается. А больше ничего не может. А ты можешь?

– Могу. – Нежные щеки Олли вспыхнули. Данила положил ему руку на плечо.

– Вот наш главный режиссер-постановщик, Аня, познакомься, – кивнул он на Верховцева. – Если ты не против, он задаст тебе несколько вопросов.

Верховцев присел на краешек матраца рядом с девушкой.

– Вы давно здесь? – спросил он негромко.

– В домике-то? В чертовом домике? Даже не знаю сколько, – усмехнулась она. – Что, дрянь место, да? А вы получше собираетесь предложить?

– Это будет зависеть от вас.

Она подперла головку кулачком. Кожа на ее щеках посерела от грязи. Волосы слиплись в косицы.

– Да разве такая, как я, вам подойдет?

– Это тоже от вас будет зависеть. – Верховцев пристально разглядывал ее фигуру. – У нас безвыходное положение. Премьера через две недели, а одна из статисток попала в аварию. Гипс на два месяца. Катастрофа, в общем. – Глаза его ощупывали ее тело. – Вы на нее похожи. Нам, видите ли, нужен определенный типаж.

– Мне что, прямо сейчас раздеться или подождать? – Ее голосок звенел, как песнь комара в ночи.

– Успеется. Вы, как я слышал, в театре играли…

Она криво усмехнулась.

– Господи, что я только не делала: пела, играла, даже с…ла на сцене. Не верите?

– Верю.

– У вас это тоже надо делать?

– Нет. У нас этого делать не надо.

– А что надо?

Верховцев засунул руки в карманы пальто.

– Будьте добры, произнесите, пожалуйста, фразу: «Ибо таинство любви выше таинства смерти».

– Что?

– Сделайте то, что я прошу.

– Ну, ибо таинство любви выше таинства смерти.

– Так. Ладно. Встаньте и пройдитесь вот здесь.

Она встала лениво и прошлась от матраца до окна, нарочито вихляя бедрами.

– Как, хорошо?

– Хорошо. А теперь просто пройдитесь, не кривляясь.

Девушка повторила прогулку в обратную сторону.

– У вас какой размер? – спросил Верховцев.

– Трусов, что ли? – хмыкнула она.

– И трусов в частности.

– Сорок четвертый был. Теперь отощала, наверное, меньше.

– Так, ладно…

– А что все-таки мне предлагают сделать? – спросила девушка, зыркнув на Олли заблестевшими глазами.

– Статистка, на роль которой вы приглашаетесь, должна была выступать в небольшом эпизоде в пьесе, разыгрываемой на сцене частного театра. Всего один вечер, – монотонно объяснил Верховцев.

– И за этот вечер мы заплатим тебе две тысячи «зеленых», – вставил Данила.

Она свистнула.

– Не заливаешь?

– Я ведь принес тебе, что обещал.

– А почему так много?

– Много? – Верховцев приподнял бровь. – Неужели много? Обычно говорят – мало.

– Ну, я не знаю, я… – Она теребила край клеенки, свесившийся со стола. – А смогу я… а?

– Сможешь, если будешь стараться, – заверил ее Данила. – А в будущем, если ты понравишься публике, возможно, мы подумаем о заключении контракта.

– Со мной?

– Режиссер же сказал тебе, что ты нам подходишь как типаж, – мягко улыбнулся Данила.

– Да, я согласна, конечно, согласна. – Она растерянно переводила взгляд с него на Верховцева.

Тот кивнул. Прядь светлых волос упала ему на лицо. Она не видела его глаз.

– Вы читали что-нибудь из Оскара Уайльда? – спросил он.

Девушка задумчиво почесала подбородок.

– Не такая уж я и серая, хоть и лимита, по-вашему. Отчего же – читала.

– Что, например?

– Сказку одну. У меня в детстве был такой сборник: «По дорогам сказки». Так вот, там была одна грустная история – «Соловей и Роза» называлась.

Данила заметил, что Верховцев низко наклонился, словно разглядывая неведомую соринку на носке своих щегольских черных ботинок. Густые блестящие волосы совершенно закрыли ему лицо.

– А еще что вы у него читали?

– Еще «Кентервилльское привидение». Даже мультяшку такую смотрела. – Она села на край стола и сложила ручки на коленях.

– А в каких пьесах вы играли у себя в Липецке?

– В Туле, что ли, дома? В десятом классе ставили «Горе от ума», потом уже в драмстудии «Три сестры», да мало ли!

– И кого же вы в «Сестрах» играли?

– Наталью. Платье у меня было с зеленым поясом и скрипка.

Верховцев выпрямился, откинул со лба волосы.

– А зачем вы приехали сюда?

– За золотым дождем. Не все же в провинции с голоду подыхать!

– Вы согласны у нас работать? – тихо спросил Верховцев.

– Конечно.

– Тогда наши условия: сейчас вы поедете с нами в нашу студию. Дни, оставшиеся до премьеры, будут очень насыщенными. Вас необходимо быстро ввести в курс всего действия. Поэтому у вас не будет возможности как-то по-иному расходовать свое время.

– Но я должна… Я не могу… – Она беспомощно оглянулась на Данилу.

– Мы все понимаем, Аня. Мы идем на это, – сказал он. – Я достану все, что тебе нужно. Но этого не будет слишком много и слишком часто.

– Да фиг с ним! Лишь бы было! – Она спрыгнула со стола.

– Итак, вы согласны? – повторил свой вопрос Верховцев.

– Да, да!