Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 2

– Господи… – Спутник его не сказал это – простонал. – Господи милосердный, и за таких ты распял себя, за таких вот ты терпел муки, отдал кровь свою, жизнь свою. За таких, что делают… это вот?! За меня ты отдал, который… который… – Он закрыл лицо руками. – За меня, Господи…

– Я же говорил, не надо было сюда приезжать! – шипел шофер, голос его звенел и дрожал, смуглое лицо посерело, как пепел в камине, где кончились дрова.

Он наконец справился с управлением, рванул машину так, словно стартовал не в тихом московском переулке, а где-нибудь в гонках на приз «Формулы-1».

Автомобиль синей молнией метнулся по обледенелому тротуару и скрылся из виду.

В Холодном переулке стояла мертвая предутренняя тишина. Наступал час, когда ее должен был нарушить первый троллейбус, идущий по Пречистенскому бульвару…

Глава 1

«ВАШИ ДЕЙСТВИЯ, ЕСЛИ ВЫ ВНЕЗАПНО УВИДЕЛИ ЗНАКОМЫЙ ВАМ ТРУП»

Она тысячи раз твердила себе впоследствии: лучше бы в этот день был праздник или выходной, ей не надо было бы идти на работу. Если бы она осталась дома, то не увидела бы ЭТОГО никогда. И слава Богу. Может быть, вся эта история миновала бы ее. Вся эта страна, кровавая сказка осталась бы за бортом ее жизни.

Но день был обыкновенный, рабочий. Она сидела на своем месте, как говорили там, где она трудилась и получала зарплату, – была на посту . Словно часовой при пороховом погребе.

Она – Катя Петровская, криминальный обозреватель, капитан милиции. И случилось так, что по стечении обстоятельств ей пришлось ЭТО увидеть.

По своей профессии ей приходилось быть очевидицей многих вещей. Таких, о которых добропорядочные граждане обычно стараются не вспоминать к ночи, а увидев по телевизору, жадно приникают к экранам. Смерть человеческая обычно собирает множество любопытных. И не имеет значения – смерть ли это от удара молнии в августовскую грозу или гибель от рук безжалостного наемного убийцы, нанятого коварным и корыстным врагом.

Итак, она увидела это. И если бы ей пришлось писать об этом статью, а это было ее ремесло, которым она вот уже несколько лет зарабатывала себе на хлеб насущный, она по свойственной ей привычке придумала бы началу ВСЕЙ ЭТОЙ ИСТОРИИ весьма хлесткий заголовок: «ВАШИ ДЕЙСТВИЯ, ЕСЛИ ВЫ ВНЕЗАПНО УВИДЕЛИ ЗНАКОМЫЙ ВАМ ТРУП».

А началось все с обычного служебного разговора. Разговора о том, что…

– Все происходит оттого, что ты не уважаешь своего читателя. Именно не у-ва-жа-ешь! – С такими словами Горелов начал перебирать свежие газеты, кучей громоздившиеся на его столе.

Катя только улыбнулась. Она знала все, что скажет ей этот миловидный молодой человек в очках с тонкой золотистой оправой и свитере исландской шерсти.

– Да, Катенька, да. Ты только полюбуйся на заголовки: в «Подмосковном вестнике» – «Жених из морга», в «Ведомостях» – «Секс в сапогах», в «Голосе столицы» – «Властелин туалета». А я еще до твоих журнальных статей не добрался!

– Они это едят , Костик!

Катя произнесла фразу самым легкомысленным тоном, на какой только была способна. И для пущего эпатажа достала из сумочки пудреницу и начала сосредоточенно изучать свое отражение в маленьком зеркальце.

– К тому же заголовки придумываю не я, а редактор. Почему же ты дальше не продолжаешь?

Горелов размашисто развернул газету, углубился в текст Катиной статьи и фыркнул.

– У тебя легкое перо. Легкое и наглое. Действуешь по принципу: пришла, увидела, накатала статью. И что самое интересное, все тебе сходит с рук.

– Пока, – усмехнулась Катя.

– Читатель же наш, как ты выражаешься, ест эти… эти… – Горелов щелкнул пальцами, подыскивая наиболее деликатное слово. – Эти новости…

– Эти бредни…

– Новости. И дуреет день ото дня. Дуреет и тупеет. А все потому, что ты его не уважаешь. Впрочем, это не только твой грех. Вся пресса сейчас…

– Что делать. – Катя защелкнула пудреницу и положила ее на пишущую машинку. – Уж такая я плохая. Но признайся, Костик, что, открывая газету и скользя по заголовкам утомленно-интеллектуальным взглядом, ты среди всей этой лабуды невольно, подсознательно тоже ищешь какой-нибудь «Труп за углом», «Мафия бессмертна» и тому подобное. Хочется ведь пощекотать себе нервы, а? Хочется? Или у тебя нет нервов, Костик?

Горелов только махнул рукой. Подошел к маленькому столику у стены, где стояли общественный электросамовар, чашки, чайник, баночка кофе и чай в картонной коробке. Час послеобеденного чаепития был священен. И тратить его на пустые препирательства Горелов не собирался.

Кабинет, где происходила вся эта беседа, располагался на четвертом этаже желтого массивного здания с мраморным подъездом, украшенным внушительной вывеской: «Главное управление внутренних дел». На двери кабинета красовалась приколотая кнопками бумажка с надписью крупными печатными буквами: «Пресс-центр. Издательский отдел. Телегруппа».

– Тебе кофе или чай? – спросил Горелов, включая самовар в розетку.

– Я еще не решила. Пусть закипит. – Катя встала из-за стола и прошлась по узкому пространству между окном и двумя компьютерными стойками, придвинутыми к стенам.

– А печенье? – спросил Горелов и взглянул на часы. – Печенье хочешь? Буфет еще открыт. Могу сбегать.

– Спасибо, Костик, я худею.

– Опять? Ты же уже худела месяц назад. Снова пост?

Катя открыла шкаф и критически оглядела себя в зеркало. Килограммы, килограммы… Худей не худей, а худосочной ее бы все равно никто не назвал. Хорошо еще рост спасает – 175 см.

Катя гордилась своим ростом. Ей нравилось быть высокой. Она не терпела маленьких женщин, и среди ее подруг и приятельниц почти не было коротышек. А вот среди приятелей коротышки были. Катя знала, что она нравится маленьким мужчинам. Что ж, и Наполеон был не саженного роста.

– Какой у тебя пост на этот раз? – поинтересовался Горелов, заваривая кофе.

– Великий, – ответила Катя. – Великий пост. Но он скоро кончается, в этом году ранняя Пасха. – Она взяла из рук Горелова чашку и села за свой стол. – Сводки сегодняшние видел?

– Угу. – Горелов хрустел печеньем. – В дежурной части можешь взять.

– Есть что-нибудь?

– Есть, есть. А когда у нас не было? Пережаренных сенсаций хоть отбавляй. И все в таком ключе: «Утоплен в унитазе», «Расстрелян в упор». Газеты, чтоб их!

– Как говорил Саша Черный: «Получая аккуратно каждый день листы газет, я с улыбкой благодатной, бандероли не вскрывая, аккуратно, не читая, их бросаю за буфет», – пропела Катя. А затем спросила: – Убийства есть?

– Пять или шесть. Четыре бытовухи, один какой-то несчастный случай и… не знаю уж, что там тебя заинтересует. – Он протянул ей коробку с печеньем. – На. Бисквиты. Ни грамма тебе не прибавят.

Катя выбрала печенье в форме обсахаренной звездочки. Она решала принципиальный вопрос: что сделать сначала? Пролистать сводки или позвонить Никите Колосову – начальнику отдела по раскрытию убийств и тяжких преступлений против личности.

Вдруг в кабинет вошел шеф телегруппы Тим Марголин. Как оказалось (Катя была в этом убеждена впоследствии просто железно), его вела сама СУДЬБА…

Марголин вывалил на стол гору видеокассет.

– Катюш, видала наследство? Степка оставил.

Напарник Марголина Степан Осташенко вчера шумно уходил в отпуск. Конец зимы – неподходящее время для отдыха, но что поделаешь? В милиции отпуска берут не когда хочется, а когда начальство не возражает. А оно возражает обычно во все времена года.

– Он на этой неделе что-нибудь снимал? – осведомилась Катя.

– А как же. ДТП на двадцать третьем километре Ленинградки, ну, в этом чертовом Бермудском треугольнике нашем, потом как банду Грядкина брали, потом…

– Он с сыщиками в гости к Грядкину ездил, да? Их на Клязьме, кажется, взяли, в кемпинге? Я сводку читала. – Катя поворошила кассеты. – Где эта пленка, дай-ка мне посмотреть на этот захват, мне для статьи впечатления от живой картинки нужны.