Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 39

– Да что… Кормили животных, чистили клетки. В восемь ужинали. Потом телевизор смотрели, – Званцев пожал плечами. – Вчера «Момент истины» как раз шел. Вот и все вроде.

– А где у вас телевизор стоит?

– В жилом секторе. На террасе. Там у нас своеобразный клуб. Занимаемся кто чем, пока по комнатам не разбредемся. В шахматы играем, иногда в преферанс.

– Иванова тоже смотрела телевизор?

– Кажется, она вязала. Не помню, – это ответил Ольгин. – Потом часов в девять ушла к себе.

– Так. А вы когда ушли? – спросил Никита.

– В половине двенадцатого. Проверил обезьян – и на боковую. Устал, знаете ли, за вчерашний день.

– А серпентарий, выходит, закрывал гражданин Родзевич, – вставил Соловьев многозначительно и зловеще.

– Ну, это его прямая обязанность, – усмехнулся Ольгин. – Он за это деньги получает.

– И ночью, естественно, вы, Александр Николаевич, и вы, Олег, крепко спали и никакого шума не слышали, – подытожил Колосов.

– Да.

– Отлично. Но ведь были времена, когда вам так спокойно спать не приходилось. Вон у вас и дежурства предусмотрены, и Калязина, покойница, сутками работала.

– Ну что ж, были и такие ночи.

– А почему? Отчего весь этот распорядок зависит? – полюбопытствовал Никита.

– От стадий, которые проходят наши исследования. От самочувствия животных, – Ольгин усмехнулся уголками губ: ах, ты опер любопытный, все-то тебе знать надо. – Вчера ночью ничего экстраординарного не предвиделось, вот и спали мы как праведники.

– Значит, у вас выпадали ночи, когда случалось нечто экстраординарное?

Ольгин улыбнулся слегка натянуто.

– Как и во всякой работе, мы не застрахованы от сюрпризов. Но это происходит крайне редко.

– Очень интересно, – Никита ответил улыбкой на улыбку. – Редко, значит. Ну ладно. Я вот к чему все это веду. Итак, чужих у вас действительно не бывает. Так?

Ученые кивнули.

– И тем не менее дверь серпентария кем-то отперта, а змеи похищены – причем самые редкие и дорогие. И молодые – это тоже важно. Напрашивается вывод, что…

– Что мы сами себя обворовали, – Ольгин щурился дерзко и насмешливо. – Это первое, что вам приходит в голову. Ну и кого первого подозревать начнете? Меня? Его? – он кивнул на красного и негодующего Званцева. – А может, нашего ветеринара?

– Нет, начал я бы, пожалуй, с другого человечка. – Никита облокотился о стол. – Не совсем чужого на вашей базе, но и не совсем своего в доску. С некоего Константина…

– С Юзбашева? – Ольгин откинулся на спинку стула.

«Что-то у тебя вышло с этим молодцом, – думал Никита, глядя на его помрачневшее лицо. – Она сказала: «Он напоролся на Сашку и вышел скандал грандиозный». Из-за чего же вы скандалили? Из-за этой пышки Ивановой? Ведь ты, ты первый мне этот крючок насчет молодого человека закинул. Ты сам. И неспроста».

– С Юзбашева, – повторил он, ничем не выдав того, что фамилия Кости для него незнакома. – Вы когда его уволили-то?

– Я его не увольнял. Он написал заявление по собственному желанию.

– Ах, вот оно как, – Никита посмотрел на Соловьева, напряженно следившего за беседой. – Ну и когда это произошло?

– В начале мая, – ответил Ольгин равнодушно и устало.

– А сколько он у вас всего проработал?

– Года полтора или два. Там у нас документы, наша бухгалтерия. Надо посмотреть – скажу точно.

– Юзбашев кто по специальности?

– Этолог, – ответил Званцев.

Колосов пожал плечами, криво усмехнулся:

– Что это означает?

– Он занимается изучением поведения животных и эволюции этого поведения. У него тема диссертации была о поведенческих структурах в…

– Юзбашев – москвич? – перебил его Соловьев.

– Он работал на биофаке Казанского университета. Потом, так как тема его диссертации совпадала с нашей программой исследований, перевелся к нам в институт.

– Он тоже по обезьянам спец? – спросил Соловьев с любопытством.

– Не совсем.

– А где он проживает? – задал новый вопрос Никита.

– Три четверти года он жил на базе, а зимой перебирался в общежитие института на Серебряной набережной.

– Он и сейчас там?

Ольгин пожал плечами.

– Ну, его, думаю, оттуда никто не выселял, но сказать наверняка не могу.

– А вы когда его последний раз видели, Александр Николаевич?

– Наверное, в мае и видел, – Ольгин отвечал неохотно. Ясно было, что упоминание Юзбашева ему неприятно.

– А он не появлялся здесь, ну, скажем, как частное лицо? Дружеские связи там, – Никита кашлянул.

Ольгин улыбнулся. Глаза его превратились в лучистые щелочки. Никите снова захотелось улыбнуться ему в ответ.

– Я не видел его, – ответил Ольгин.

– Но при нашей прошлой беседе вы сами мне весьма деликатно намекнули на молодого человека и вашу Зою Петровну.

– А может, я Олега имел в виду?

Колосов засмеялся.

– Значит, я вас неверно понял.

– Да нет, шутки в сторону, – начальник лаборатории вздохнул. – Поняли вы все верно. Но сплетничать я не хочу. Понимаете? Не люблю этого. Так что – все, что откроете, – ваше.

– А почему Юзбашев ушел с базы? – Никита тут же перевел разговор на другую тему. – У вас был конфликт.

– Можно и так сказать.

– И на какой же почве? Я нетактичный вопрос задал, нет?

– Все нормально. А почва – самая служебная. И Зоя Петровна, – Ольгин смотрел на Колосова насмешливо, но вполне дружелюбно, – должен вас разочаровать, не имеет к этому ни малейшего отношения. Константин стал вмешиваться в нашу работу, причем весьма неумно и грубо. Он испортил и сорвал нам целую серию исследований. Я сначала убеждал его по-хорошему, он не послушал меня.

– По-плохому тоже убеждали? – усмехнулся Колосов.

– У меня разряд по таэквандо. – Глаза Ольгина снова обернулись щелочками, крупное тело заколыхалось от смеха.

– Неужели до рукопашной дошло?

– Нет, вовремя остановились.

– Но ссора-то у вас была?

– Юзбашев – человек сложный, – перебил их Званцев. – Когда у него горит душа, искры обычно летят изо рта. От этого все неприятности.

– В общем, не сразу, но он уразумел, что наша лаборатория – не инструмент для потакания собственным бредовым идеям. Мы тут дело делаем, и с нас работу спрашивают, – продолжил Ольгин. – А как он это усвоил, тут ему сразу скучно показалось. Быстро смотал удочки.

– Так… в апреле Юзбашев еще на базе работал, – Никита словно размышлял вслух. – А в мае? Когда он получил расчет?

– Ну, окончательный расчет он так и не получил, ему еще с нашим отделом кадров надо кое-что уладить в институте, но… думаю, числа пятнадцатого его и духом тут уже не пахло.

– Александр Николаевич, я усек, что сплетничать вы не любите, – Никита сделал серьезную мину. – Но все же… Поверьте, мне крайне важно это знать. Двадцать девятого мая вы не встречали Юзбашева на базе? Случайно, естественно?

Ольгин опустил глаза. Ресницы у него были густые, как черная щеточка. От них на его крепкие скулы ложились тени.

– Да ладно, Шура, видишь, человеку надо, – подал голос Званцев. – Не двадцать девятого, Никита Михайлович, а двадцать восьмого мая. У Зои нашей день рождения как раз был, ну он, естественно, не мог к ней не приехать.

– Он был у Ивановой?

Званцев кивнул.

– Ночью?

На этот вопрос ему никто не ответил.

– А возвращался рано утром… Да, вот тебе и этолог…

– Вы его в нашей краже подозреваете? – спросил Ольгин хмуро.

– Ну, учитывая кой-какие обстоятельства, я бы на вашем месте сделал все, чтобы убедить меня в этом, – Колосов вздохнул. – Как ведь тогда просто объяснить и тот ключ, и ту дверь.

– Боюсь, вы ошибаетесь, – возразил Ольгин. – Юзбашев не тот, кто может опуститься до банальной кражи.

– Не тот? Он на большее тянет?

Собеседник Никиты пожал плечами.

– Ну, на кой черт ему змеи? – удивился и Званцев. – Да он вообще чокнутый – бессребреник. На диссертации своей помешан: жил впроголодь, а сам зверей подкармливал – собак, кошек бродячих. Нет, вы как хотите, думайте про нас что хотите, – он снова покраснел, – а я Костьку в воры никогда не запишу. Как бы я к нему ни относился.