В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 90

– Я повторяю еще раз: будете делать, как я скажу, иначе Ванька – труп!

Катя не могла пошевелиться, но так же краем глаза видела: камера работает, снимает все… Иван прерывисто дышал, видно, что ему было больно – хватка у Степки железная, медвежья… И тут она внезапно заметила легкое движение: Степан чуть сдвинул руку, освобождая братугрудь, чтобы…

«Боже, – Катя замерла. – ДА ВЕДЬ ЭТО ЖЕ ОНИ ВДВОЕМ НА ПАРУ НАС ДУРА…»

Что-то не так в этом захвате заложника, понял наконец и Колосов, но предпринять ничего не успел. Степан опередил все их догадки:

– Димку сюда вперед, без конвоя, ко мне, быстро! – приказал он. – Ты, с пистолетом… Опусти пушку, кому сказал, иначе… – Лезвие его ножа уперлось в кожу под подбородком Ивана: показалась кровь…

«Никита, ЭТО ВСЕ НЕПРАВДА, ОН ЕГО НЕ УБЬЕТ. Они нас так ПОКУПАЮТ…» – мысленно кричала Катя, но так и не раскрыла рта: «Молчи! Молчи, смотри, снимай!»

– Я говорю вам в последний раз: Димку сюда, ко мне. Ты, – Базаров кивнул Колосову, – пушку бро… Нет, не бросай, оружие не бросают, не дрова, чай. Ей вон отдай. Она ни за что в меня не выстрелит, правда, моя дюймовочка? А ты сам веди его сюда. Это не побег, Димка, не надейся. От них, ментов, сбежать можно. От меня, братик мой, не сбежишь.

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросил Колосов. Он все еще держал Базарова на прицеле, но Кате было ясно: стрелять в него он не будет, потому что…

– Он сейчас покажет мне и… тебе то, что никогда бы не показал сам.

– Но это же произвол! Вы совершаете самоуправство – уголовное преступление, – тревожно предупредил Степана следователь Касьянов, однако голос и у него был какой-то особенный.

– А ты вообще заткнись. Я еще твои допросы забыть не успел, ну?! – прошипел Степан. – Считаю до трех: раз, два…

Катя вздрогнула: руки ее коснулась холодная сталь. Колосов отдал ей пистолет.

– Никита, это же… Зачем ты идешь у него на поводу?!

– Замолчи! Держи дулом вниз. Он уже на предохранителе! – рявкнул Колосов, кивнул конвою, те вытолкнули Дмитрия вперед. Он был бледен как полотно. По его лицу текли капли пота.

– Ближе, – командовал Степан, зорко следя за всеми их перемещениями. – Еще ближе. Сам стой на месте, Димку спиной ко мне. Быстро.

«Рокировка» произошла в мгновение ока. Ивана оттолкнули в сторону, он приложил тыльную сторону ладони к порезу на горле. Он не произносил ни слова, но Катя видела, что в темных его глазах… торжество победы. А лезвие финки уперлось в глотку Дмитрия.

– Ну-ка пойдем, – тихо прошипел Степан. – Тихо, медленно. И не вздумай выкидывать фокусы у меня. Я же псих ненормальный.

– Степ… я… я не могу… лучше убей меня… – Дмитрий, однако, не просил о пощаде, в голосе его причудливо переплелись мольба и ярость. – Я не могу… убей меня лучше!!

Они были похожи на двух ядовитых змей, свившихся в смертельной схватке. Смотреть на их искаженные лица, такие похожие, как отражения в двойном зеркале, было страшно.

– Молчи! Ты, Колосов, что ли, тебя… Ступай вперед. За поворотом машина, ключи. Сядешь за руль, поедешь куда скажем, – Степан, увлекая за собой брата, который был вынужден пятиться, закрывая похитителя своим телом, медленно начал отступать к кустам. – Одно движение – и у вас станет одним покойником больше.

Секунды, минуты… Время словно остановилось на этой тихой лесной дороге под палящим солнцем. Они скрылись из вида. Потом послышался шум отъезжающей машины.

– За ними! – Касьянов словно очнулся от ступора. – Конвой, не вздумайте открыть стрельбу! Это не побег. Товарищи понятые, сохраняйте спокойствие… Это, конечно, форменное варварство, но, думаю, сейчас мы увидим…

Катя не знала, куда деть колосовский пистолет. Взволнованный оператор забрал его у нее, проверил и спрятал в карман. Им с Катей не хватило места в «канарейке» – туда теперь сел вооруженный конвой. А им, вместе с понятыми, пришлось довольствоваться бронированным «автозаком». Ехали долго – Кате, как она ни старалась отыскать какую-нибудь щель, ничего не было видно. Но вот машина остановилась. Двери с грохотом распахнулись, водитель их выпустил. Налево на обочине – черный джип базаровской школы и «канарейка», обе машины пусты. Окрестности: лес, горбатый мостик через овраг, справа от дороги заросшее сорняками поле, отгороженное лесополосой чахлых тополей…

Катя не могла слышать переговоров «террориста с заложником» в джипе – и слава богу, – там стоял отборный мат. На горле Дмитрия появились уже два глубоких ножевых пореза – финка в руках его брата-близнеца знала свое дело…

Колосов видел в зеркальце их лица – лучше бы он был слеп. Лишь крепче сжимал руль, зубы стискивал: кто из нас сейчас более безумен?!

– Куда теперь ехать? – спросил он в который уже раз.

– Куда ехать, Дима? – тихо переспрашивал Степан. – Ну? КУДА ТЫ ЕЕ ДЕЛ? Говори…

– Что же ты так со мной… мясник… – По лицу Дмитрия катился пот, свитер на груди был весь заляпан кровью. – Мясник… подонок…

– Псих я, псих, Дима. В дурдоме мне место. Правильно ты все порешил… А тебе – на кладбище, братик… ТОЛЬКО ТЫ НЕ ДУМАЙ, ЧТО ЭТО МЕСТЬ. Я ВЫШЕ МЕСТИ, браточек… Только… так это и должно быть, ты сам все это выбрал… И такбудет лучше и для меня, и для тебя. Для всех нас. А если жить хочешь, ты мне покажешь, ГДЕ ОНА, покажешь, ну же…

– Да тебе ж всегда на нее… было! Ты ж, когда она жива была, ноги об эту шлюху вытирал!!

– Может быть, я же псих, с психа какой спрос? – Голос Степана был страшен. В нем было что-то такое, отчего у Колосова, человека далеко не робкого десятка, мурашки ползли по коже. – Псих и предатель – близнецы-братья… Вечная наша дружба, вечное братство… Как в той песенке к фильму деда, помнишь? НО ЕСЛИ ТЫ МНЕ НЕ СКАЖЕШЬ СЕЙЧАС, ГДЕ ОНА, Я ТЕБЯ УБЬЮ.

Это было сказано просто, но так, что Дмитрий замер и прекратил вырываться из рук брата.

Когда Катя, понятые и оператор выскочили из своей тюрьмы на колесах, МЕСТО УЖЕ БЫЛО УКАЗАНО. Касьянов и подоспевшие конвоиры помогали Колосову.

Это был старый заброшенный противоатомный бункер, каких немало разбросано по подмосковным полям: бугорок, заросший бурьяном, а в нем – ржавая железная дверь. Возле этой ржавой двери и возились сейчас Колосов и конвойный. Одно было необычно: в ушки старого и ржавого запорного устройства двери был продет новенький блестящий на солнце замок. Его сбили прикладом автомата.

Дверь открылась без усилий – видно, ее уже открывали недавно. Из каменного мешка дохнуло холодом, сыростью и невыносимым трупным смрадом. Колосов волоком вытащил на порог тюк, завернутый в брезент. Наклонился, разворачивая… Смрад был такой, что тошнота подступала к горлу, но Катя придвинулась ближе.

– Она? Елизавета Гинерозова? КАТЯ, ЭТО ОНА?!

Катя видела ЕЕ лицо. КАК УЖАСНА СМЕРТЬ, КОГДА ОНА НЕ СКРЫТА ЗЕМЛЕЙ-МОГИЛОЙ… – Да, это она. Это Лиза.

– Голова проломлена, – Колосов отогнул складки брезента.

Катя видела ее сине-восковую скрюченную руку, золотой перстенек на безымянном пальце… Колосов один за другим извлек из брезентового тюка предметы: железную монтировку, на одном ее конце – черная кровь, прилипли рыжие Лизины волосы. И… следующими предметами были белая сорочка Дмитрия, теперь бурая от крови, испачканный кровью щегольской пиджак, траурный галстук, который был на нем в день похорон отца, – одежда, в которой его видели Катя, Мещерский, все близкие, знакомые… Одежда была пропитана кровью. Хватило бы на тысячу экспертиз для сравнения. На этот раз, видно, и вправду он не сумел избежать прямых и главных улик.

– Ну все, довольно. Теперь всем все ясно. Теперь отпусти его, – Колосов выпрямился, голос его был усталым. – Все, Степан. Дело закончено.

Но тот лишь крепче стиснул заложника.

– Никому не двигаться, – прошипел он зло. – А теперь, Дима, ты при всех расскажешь, ЧТО ПРОИЗОШЛО С ОТЦОМ…

Дмитрий вздрогнул. Когда из убежища извлекли тело, он, не шевелясь, смотрел перед собой пустым отрешенным взглядом. Кате он напомнил Степана в камере во время их встречи – и его словно уже нельзя былоничем удивить. Но теперь он яростно рванулся из рук брата – лезвие снова впилось в кожу, но он словно не чувствовал боли.