В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 55

– Как у вас тут славно. Я никогда не была у… В общем, у ваших… Извините, а эти девочки, точно целый класс – так их много, кто они Госпоже Лейле?

– Родственницы, племянницы и так, – очкарик выдвинул один из стульев. – Садись. И не называй ее госпожа. Лейла, и все. А я тебя тот раз видел, когда вы сына привезли. Нога у него зажила уже. Связки были порваны. А теперь снова носится вовсю.

– Сына? – Катя воззрилась на собеседника. – Это что же, твой сын был? Подожди, а тебе-то самому сколько лет? Ой, прости, если что не так сказала. Георгий, да? А я Катя. Но ты такой… молодой на вид, а сын твой уже большой мальчик и… Нет, ну ты даешь! – Она тоже фыркнула и засмеялась.

Цыган грустно улыбнулся.

– Яна наша сегодня варенье варит из черешни. Хочешь? Пенки любишь? – спросил он просто.

– Нет, спасибо, я…

Но он уже сунулся в дверь и что-то крикнул по-своему. Через пять минут на индийскую скатерть перед Катей поставили два чайника – зеленый чай и обычный, несколько вазочек с вареньем, медом, сушеный кизил и чернослив на блюдце, орехи, дольки лимона и киви в пластмассовом корытце. А потом в дверях появилась и сама Госпожа Лейла, облаченная в просторный цветастый балахон без рукавов. В ушах ее поблескивали крохотные алмазные сережки «гвоздики», голова была повязана шелковой косынкой. А под ней явно топорщились бигуди.

Кате встреча со знаменитой на все Подмосковье гадалкой представлялась совсем иначе: таинственный полумрак задернутых штор, зеленое столовое сукно, карты, огонь свечей, хрустальный шар. А тут… Ни тебе кочевья, ни дыма таборных костров, ни гитарных переборов – чай с вареньем, свист канареек, мальчишка-горбун, желторотый, козыряющий каким-то сыном, эти бигуди на голове ясновидящей…

– Здравствуй, дарагая мая девочка, – Лейла плыла к столу, как фрегат под парусом. – Сон в руку был. Знала, что навестишь меня. Обязательно.

«Как же, знала ты», – подумала Катя. Ей вдруг пришла в голову тревожная мысль: гадалка-то не бесплатно ворожит! У нее, видишь ли, и запись по телефону, и клиентура, значит, и мзду за свои прорицания она берет немалую.

– О деле твоем после поговорим, душа моя. Пей чай. Может, водочки выпьешь? Нет, ну бог с ней. Отдыхай, рано ведь сегодня встать пришлось, до меня путь неблизкий, – цыганка скользнула по лицу Кати темным взором. – А где же парень-то твой? Чего ж не наведался в гости?

– Занят на работе, – Катя попробовала варенье из черешни. – Чудо какая прелесть!

Очкарик вышел из комнаты, оставив их одних.

– Этот молодой человек сказал, что он отец вашего внука, – робко начала Катя, – такой юный и уже…

– Сын, – Лейла вздохнула, подлила себе зеленого чая. – Летом двадцать четыре будет. Родила его, как взглянула – матерь божья, какой… Что делать? Бог не послал здоровья. А парень добрый, ласковый. Что ты будешь делать – едва оперился, девчонке пузо набил. Сама легла, дуреха. Ну, выкуп дали, свадьбу сыграли. Ей и четырнадцати еще не было, моему только-только. Жили у меня вот тут, как котятки. Девка хорошая. Но опять бог счастья не дал – прибрал: умерла родами. Для этого дела, милая, ума много не надо. Чуть из яиц вылупились, как уж цыпленок куру топчет. А потом, – цыганка махнула рукой. – Слезы одни потом только. У тебя, вот вижу, нет деток-то.

– Нет. – Катя пила чай.

– От любимого рожай. Только таким детям бог здоровья дает. У них звезда хорошая, высокая, яркая, неугасимая звезда до конца дней. Мой-то скоро погаснет. Жаль мне. А что сделаешь?

– Что вы, почему? Ваш сын такой симпатичный. Мало ли сейчас инвалидов, а живут долго. – Катя была тронута: может, ворожея и лжет, но как-то невесело, печально.

– Внук мне в радость. Ничего, останется он, не прервет род. У него линия жизни крепкая. На встречи с хорошими людьми он богат судьбой. А ты гадать, что ль, ко мне приехала? – Цыганка зорко глянула Кате в глаза и усмехнулась: – Ты же не веришь нам.

– Откуда вы знаете? – удивилась Катя.

– Так. Видно это.

– Мне посоветоваться с вами нужно, Лейла. Извините, а как вас по отчеству? А то неудобно.

Цыганка потрепала ее по руке.

– Лейла я полвека уж как. Лейлой и помру. Ну так о чем хочешь говорить?

– Пожалуйста, очень нужно нам узнать, – Катя извлекла свой карт-бланш – фотографии Сладких, Яковенко и Гранта из сумочки, – вот взгляните на этих людей. Они пропали без вести. Что с ними? Есть ли между ними какая-то связь, на ваш взгляд?

Лейла отодвинула чайник, варенье, положила фотографии перед собой. Потом перевернула.

– На этом свете не ищите – поздно, – ответила гадалка буднично и просто.

Катя поперхнулась чаем. Закашлялась.

– А почему вы так в этом уверены, Лейла?

– Как тебе сказать… Правду – не поверишь, усомнишься. Неживые они, лица-то уже. Холодные. Могилой от них тянет.

– А между ними…

– Было что-то? Это узнать хочешь? Было. Вот этот и этот, – цыганка смешала фото как карты и потом словно бы наугад перевернула два: Сладких и Гранта, положила снимок киллера поверх фотографии жертвы.

– Этот убил этого. И это тебе отлично известно, милая. Только ты меня так проверяешь.

– Простите, – Катя покраснела. Глаза ее округлились от любопытства. – Я и вправду не верила гадалкам, точнее, и сейчас не верю, но… Считала, что обман все это.

– Не все у нас обман. Но, по правде говоря, без врак далеко не уедешь, – Лейла улыбнулась. – Обмана-то, милая, те, кто сюда ко мне приходит, иной раз всем сердцем ждут. Любые деньги отдать готовы за обман-то, за надежду. Пьет у какой муж, гуляет как кобель шалый, а она все у меня выпытывает: бросил ли, остепенится ли, любит ли, вернется ли? Скажешь такой: нет, и не надейся – под корень срубишь. Пропадет дура. А обнадежишь, соврешь, глядишь, и… человеку-то две судьбы дадены: белая и черная. А он порой посередке болтается. Прибиться к нужному берегу порой только ом-манувши и можно.

– Лейла, а вот эти двое, – Катя взяла фотографии Яковенко и Гранта. – Честное слово, кроме того, что их зверски убили, я ничего не знаю. О них вы мне можете что-то сказать?

Цыганка откинулась на спинку стула, положила жирные смуглые ладони на снимки. Сидела так долго, неподвижно, молча. Кате все казалось: ломает комедию старая ворожея.

– Друг дружку они не знали. И никогда не встречались. И убийца их не здесь.

– Не здесь – где? Не на фото, что ли? Но это и так ясно.

– Крови много с них утекло. – Глаза Лейлы прикрылись тяжелыми веками, точно у ящерицы, отдыхающей на солнце. – Но смерть быстрой была. Молнии подобной…

– А кто их убил, вы сказать не можете?

Гадалка словно очнулась и торопливо, даже слишком торопливо, покачала головой.

«Чего и следовало ожидать», – подумала Катя, однако почувствовала себя жестоко разочарованной.

– Лейла, а вы в оборотней верите? Мне порой кажется, что этих людей оборотень убил. Или что-то в этом роде. Сны разные снятся чудные, кошмары, – вдохновенно начала врать Катя. – Словно что-то надвигается из темноты такое звериное-звериное, страшное… Чудовище как в «Аленьком цветочке» – мультик такой знаете? Ощущение у меня такое… Там на трупах шерсть находили, никто и внимания-то не обратил, а я… Вот, по-вашему, что такое оборотень, вервольд?

– Человек, – цыганка ответила так спокойно, словно ее спросили, который сейчас час. – Только шерстью изнутри весь покрытый. Мохнатый. На пути такому не попадайся – сомнет, разорвет.

– Вы образно говорите? Аллегорически?

– Почему образно? Много их сейчас перевертышей-то рыщет, – цыганка смотрела на Катю странно: той все казалось, что ее разыгрывают. – Некоторые открываются, другие же, это поумней которые, таят в себе шерсть-то свою до поры до времени.

– Как это открываются?

– Да как, кусают кого ни попадя, бесятся, на луну воют.

– И вы говорите, таких много? Где?

– А ты что, милая, поглядеть хочешь на такого? – Цыганка так и заколыхалась от смеха.

– Очень хочу, – Катя украдкой включила диктофон в сумочке. – А это разве возможно?