За строкой приговора… - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 19

— Вы быстро прекратили поиски.

— Да. Но поймите моё двусмысленное положение: мне неудобно было расспрашивать людей. Ведь это ужас! Достаточно было рассказать любому, что у меня есть вторая жена, а первая предъявляет иск о взыскании алиментов, — и человек настораживался. Я мгновенно становился аморалом. Сама ситуация вызывала подозрения. Кто бы мне поверил? Ведь вы, наверно, тоже не верите?

Фролов про себя улыбнулся: оказывается, Пухов и не думал расставаться с барабанными палочками. Тем лучше.

Свои показания Пухов записал сам: «Вину свою перед обществом признаю, но здесь и беда моя — имеющий сострадание поймёт её. Пять лет я переживаю свою оплошность, пять лет с трепетом ожидаю карающего правосудия. Я устал от неизвестности, от ожидания, от самой жизни. Пишу правду. В моем положении трудно сочинять небылицы. Что мне делать, если правда оказалась фантастичней вымысла?»

— А теперь мы с вами уточним некоторые моменты, — сказал Фролов. — Вы говорите, что сообщили о пропаже Виталика милиционеру. Но в книге рапортов дежурной комнаты такой записи нет.

— Я не отвечаю за чёткость работы милиции.

— Согласен. Но зачем вы останавливались в Ростове-на-Дону?

— Чтобы пересесть на московский поезд.

— А других причин для задержки в Ростове у вас не было?

— Конечно, нет.

— Тогда объясните, чем вызвано расхождение между вашими показаниями и действовавшим тогда расписанием поездов. В то лето со станции Армавир-II поезда на Москву отправлялись. Вам не нужно было делать никакой пересадки. Вы уехали из Армавира в 16 часов 12 минут поездом Минеральные Воды — Москва, так?

— Да…

На этот раз Пухов растерялся, но все-таки попытался спасти положение.

— Видите ли, — промямлил он, — мне действительно не надо было пересаживаться в Ростове, но я хотел там немного побыть… Старые воспоминания, знаете ли…

— Почему же вы сказали, что у вас не было других причин для задержки в Ростове?

Вопросы следовали один за другим. И отвечать на них становилось все трудней.

— Сколько вы пробыли в Москве?

— Два дня.

— Раздобыли деньги, чтобы добраться до Челябинска?

— У меня не было в этом необходимости.

— Но вы писали Ганиной, что думаете занять деньги в Москве.

— Я лгал. В письме все было ложью.

— Даже то, что вы купили Виталику костюм?

— Конечно.

— Кто же купил костюмчик, в котором он был в Москве?

— Виталик в Москву не приезжал, его похитили у меня в Ростове.

— Где вы останавливались в Москве?

— Я провёл две ночи на вокзале. У меня там нет знакомых.

— Урушадзе из числа своих приятелей вы вычеркнули?

— Откуда вы знаете про Урушадзе?

— Вопросы задавать буду только я. Вы ночевали у Урушадзе?

— Да.

— Вместе с Виталиком?

— Да.

— Виталик был в матросском костюме?

— Да.

Казалось, Пухов, раздавленный градом улик, потерял всякую способность к сопротивлению. И все же допрос закончился только полупризнанием. Что же удержало Пухова? Это следователь узнал на следующий день, когда в прокуратуру пришла Ганина.

Фролов понимал, что Ганина явилась не для того, чтобы поделиться своими переживаниями.

— Я хочу вам сообщить, что Пухов говорил правду: ребёнка он потерял, вернее, его украли… В общем, ребёнка не вернёшь, а мы с ним помирились и теперь будем жить вместе. Я прошу дело прекратить…

Через неделю Фролову сообщили, что Ганина инсценировала попытку самоубийства. В её «предсмертной записке», которую она в последнюю минуту разорвала, можно было прочесть: «Прошу не обвинять Пухова. Он не виноват… Сейчас я под первый паровоз брошусь. Прошу закончить следственное дело. Это моя предсмертная просьба».

Но ход следствия уже не могли остановить ни запирательство Пухова, ни истерические выходки Ганиной. К тому времени Николай Николаевич располагал уже достаточно вескими данными.

Фролов не верил в убийство ребёнка. Пухов — а следователь достаточно хорошо его изучил — вряд ли был способен на такой шаг. Против убийства свидетельствовала и логика дальнейших событий. Если бы Пухов убил сына, то после того, как Ганина занялась активными розысками, он бы наверняка к ней вернулся, чтобы избежать разоблачения. Однако Пухов, переписываясь со своей первой женой, даже не помышлял о том, чтобы вновь сойтись с ней. В Москве обвиняемый ребёнка не оставил: их обоих провожал на вокзал Андрей Урушадзе. Сделать это по пути из Москвы в Челябинск было сложно из-за соседей по купе. Верней всего, что Пухов, человек по натуре нерешительный, тянул до последней минуты и подбросил ребёнка уже в Челябинске. Ответы из детского приёмника-распределителя, Дома младенца и управления охраны общественного порядка были отрицательными, в архивах районных Советов города тоже никаких следов обнаружить не удалось. Тогда следователь решил подойти к решению вопроса с другой стороны.

Судя по всему, Пухов готовился к тому, что его будут привлекать к уголовной ответственности по обвинению в убийстве, но рассчитывал, что дело будет прекращено за недоказанностью или суд вынесет оправдательный приговор. Но неужели он не обеспечил себе на всякий случай путь к отступлению, не разыскал людей, которые взяли к себе Виталика?

Просматривая записные книжки и другие документы, изъятые у Пухова при обыске, Фролов обратил внимание на коротенькую запись: «Шухрин Михаил Григорьевич, инженер, женат, 1915 года рождения». Кто же этот Шухрин?

По наведённым справкам, Шухрин проживал в Челябинске и работал на строительстве домны, но около пяти лет назад уехал в Днепропетровск.

Следователь запросил прокуратуру Днепропетровской области, а сам посетил дом, где раньше проживал Шухрин. Старые жильцы рассказали ему, что незадолго до отъезда Шухрина в Днепропетровск в его семье появился мальчик, которого звали Женей. Любопытные сведения сообщил дворник Таран. Он рассказал, что несколько месяцев назад к нему наведывался один гражданин, который представился работником милиции. Неизвестный расспрашивал, не усыновил ли кто из жильцов мальчика по имени Виталий, которого подкинули пять лет назад. По описанию Тарана этот «работник милиции» сильно смахивал на Пухова…

И вот в кабинете следователя неловко сидит на стуле, прижав руки к груди, пожилая женщина, Елена Васильевна Шухрина.

— Разве может существовать семья без детей? — говорит она. — А у нас детей не было. Хотели мы взять на воспитание мальчика из Дома младенца. Документы оформили, все как положено. Собирались туда в пятницу. А в четверг вечером слышу с кухни, что кто-то под нашей дверью шебуршится. Смотрю — мальчонка лет трех-четырех в матросском костюмчике. «Ты что тут делаешь?» Молчит. «А звать тебя как?» Тоже молчит. Я растерялась. Что же, думаю, дальше-то делать? Тут муж на лестничную площадку вышел. Мальчик его увидел, потянулся к нему и говорит: «Папа». А Миша рассмеялся: «Раз опознал, отпираться не стоит». Он, конечно, шутил, а дело всерьёз обернулось. Когда мы мальчика в комнату взяли, то в нагрудном кармашке записку нашли: «Родителей не ищите». Значит, подкидыш… Из-за него мы в Днепропетровск уехали, чтобы никто не знал, что он не родной наш сын. Там его и усыновили. Теперь он нам роднёй родного. Как же мы его можем чужой женщине отдать?

— Вы хотите сказать — матери, — мягко поправил Николай Николаевич.

— Нет, — упрямо покачала головой Елена Васильевна, — чужой женщине. Какая она мать Жене?

Экспертиза дала заключение, что «при сравнительном исследовании внешности мальчика Пухова Виталия Витальевича с внешностью мальчика Шухрина Евгения Михайловича на фотокарточках между ними установлены совпадения по признакам словесного портрета и, таким образом, на представленных фото изображено одно лицо».

Так дело «Об исчезновении мальчика Виталия Пухова» превратилось в уголовное дело по обвинению его отца…

Областной суд приговорил Пухова к лишению свободы. Виталик был оставлен у Шухриных. Впрочем, теперь его звать не Виталий, а Евгений. Евгений Шухрин. Ни своего прежнего имени, ни своих прежних родителей он не знает.