Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 77

– Я как раз собиралась над этим хорошенько подумать, – заметила Катя, – да вот Вадькина выходка меня совсем из колеи выбила. Ты ему скажи, Сережа, передай – я его ненавижу, знать не хочу, пусть убирается ко всем чертям! Он страшный эгоист. Вы вообще, мужчины, все одинаковы, думаете только о себе, а на нас вам плевать с двадцать пятого этажа… А он сильно вчера переживал, а? Нет, не надо, не говори ему ничего. А то он еще что-нибудь отколет похлеще. Он мне, знаешь что один раз заявил: «Разнесу всю вашу ментовку по камешку!» Представляешь? Ну как жить с таким человеком? Он же ничего не хочет понять… Нет, нет, ничего ему такого не говори, слышишь? И на свой счет ничего не принимай, ладно? Это я от расстройства сама не соображаю, что болтаю.

– Ладно, – Мещерский грустно усмехнулся, – ты ему сама это не скажи, смотри, когда отношения выяснять станете. Вы, женщины, постоянно это нам твердите, когда побольнее уязвить хотите. А это все бред, заигранная пластинка. Ничего, все наладится, не бери в голову. Я вот что у тебя еще спросить хотел – чуть не забыл: ты вчера ничего такого насчет Вани Лыкова не заметила, когда они с сестрой уезжали на машине?

– Нет, я и внимания на них не обратила – вы же в этот момент как раз с Салтыковым вернулись. А что такое?

– Да так. Что-то Ванька мне вчера того… очень даже не понравился. Рожа у него была какая-то смурная, глаза как у вампира сверкали.

– Я заметила лишь то, что поведение Салтыкова для сестры Ивана Анны стало ба-альшим потрясением, – ответила Катя. – Она еле сдерживалась вчера, чтобы не разрыдаться у всех на глазах. Кажется, здесь Никита не ошибся – она в твоего Салтыкова до смерти влюблена.

– Бедняжка. Ей сейчас можно только посочувствовать. Нет, мне и правда надо ехать в Лесное. При таком раскладе как бы чего там опять не случилось, как бы Ванька Лыков чего-нибудь не натворил. Он ведь отчаянный, а за сестру любого в порошок сотрет. И вообще, мне кажется, он к Ане…

– Что?

– Не знаю, тревожно мне что-то на сердце, когда я о них думаю. Когда наш с ним разговор на «поплавке» вспомню. У меня еще тогда смутные подозрения возникли, что он… Одним словом, мне действительно сегодня лучше побыть в Лесном.

– Значит, договорились, насчет охранного агентства позвонишь мне не раньше трех. Если Салтыков будет настаивать – придумай что-нибудь. Ну, все, Сережечка, пока.

Катя вернулась к своей работе. «Вестник Подмосковья» срочно в номер требовал репортаж о фактах насилия в семье, а в результате всех этих разъездов она о сроке сдачи материала совсем позабыла. И вот надо было наверстывать упущенное семимильными шагами. Час тек за часом, Катя машинально набирала текст на компьютере, нанизывая факты к фактам, подробности к подробностям, выводы к выводам. Статья писалась словно сама собой, а мысли Кати витали далеко. Но никакого предчувствия не было. Этот день на дурные предчувствия был скуп. Если бы Катя только знала, с чем именно столкнется Мещерский в Лесном, она уж точно ни за что на свете не отпустила бы его туда одного.

А в Лесном тоже вовсю кипели работы – земляные, строительные, глобальные. Сергей Мещерский был просто поражен их размахом. В парке вереницей стояли грузовики с песком и гравием, фуры с алюминиевыми трубами, бетонными кольцами, какой-то сложной арматурой. Вокруг грузовиков сновали как муравьи рабочие – их словно стало еще больше.

Мещерский, ожидавший встретить в Лесном после вчерашних бурных событий уныние и апатию, был потрясен всем этим деловым размахом. Но более всего изумил его сам Салтыков. Куда делось, куда исчезло то мятущееся, гневное, казалось бы, раненное в самое сердце насильственной разлукой с любимым существо, которое он, Мещерский, вчера еле-еле удерживал от самых отчаянных и необдуманных поступков? Салтыков снова был самим собой – смотрел спокойно и благожелательно, улыбался приветливо и чуть рассеянно. О бушевавшей в его душе буре сегодня уже ничто вроде бы и не напоминало. Он был элегантен и гладко выбрит. От него слегка отдавало перегаром, но запах был старательно заглушен мятным эликсиром для полоскания рта.

Когда Мещерский въехал во двор усадьбы, Салтыков, дававший указания рабочим, начавшим разгрузку машины с арматурой, обрадованно окликнул его:

– Сережа, наконец-то, я тебя с утра уже жду!

– Я думал, мы с тобой сразу в милицию поедем, – сказал Мещерский, обмениваясь с ним крепким рукопожатием. – А у тебя тут такой прилив трудового энтузиазма.

– А, ты про это, – Салтыков небрежно махнул рукой. – Я заказывал оборудование для водонапорной башни и для системы канализации. Сегодня как раз все и доставили. Конечно, сейчас совсем неподходящий момент, но отменять доставку уже было поздно. Они начнут устанавливать бетонные кольца для коллектора сточных вод. У нас с Денисом Григорьевичем Малявиным разработан целый план.

– Но я думал… Ты же вызвал меня, чтобы мы вместе ехали выручать этого твоего… паренька, – Мещерский замялся.

– Видишь ли, Сережа, – Салтыков обнял его за плечи. – Вчера я был просто не в себе, я погорячился. Меня до крайности возмутила та нетерпимость и та бесцеремонность, с которой… О, наши с тобой предки, Сережа, никогда бы не позволили так с собой обращаться в стенах своего родового имения. Но мы, конечно, люди совсем иной эпохи. А здесь у нас, на нашей многострадальной Родине, видно, так уж принято теперь… Нет, Сережа, что хочешь говори, а большевизм, патологический, утробный большевизм на бытовом уровне все еще не изжит. Да-с… И это меня очень огорчает. Ты, конечно, сейчас спросишь – звонил ли я адвокату. Нет, я никуда пока еще не звонил. А вот мне звонили.

– Из милиции?

– Нет, представь себе, из политсовета движения «Евразийское наследие».

– Монархисты?

– Мне предложили войти в политсовет. Переговоры-то об этом давно шли. А на днях у них должен состояться учредительный съезд. Я сказал, что должен обдумать это предложение. И тут возникает серьезная дилемма, – Салтыков закусил нижнюю губу. – Они кое в чем страшные консерваторы, ортодоксы. У них самые тесные связи с церковью, а она некоторые вещи считает в числе смертных грехов – ну, ты не маленький, догадываешься. Но кто не грешен в этом мире, господи? Я, наверное, самый большой грешник из всех, я все сознаю. Но если только до них дойдут слухи о том, что я замешан в какую-то историю с…