Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 58

– Михаил Платонович, а почему вы сразу не сказали мне в прошлый раз, что работали здесь, – Никита кивнул на Лесное, – в психиатрической больнице?

Волков удивленно пожал плечами.

– Мне и в голову не пришло, что вы этого не знаете. Я привык, что род моей деятельности здесь всем давно известен.

– И сколько же времени вы проработали в этой СП-5?

Волков усмехнулся. Взор его темных глаз был устремлен теперь тоже в сторону Лесного.

– С семьдесят девятого почти по девяносто третий год. Без малого пятнадцать лет. Мой покойный отец был тоже врачом-психиатром. В то время он руководил научной кафедрой в Институте психиатрии. Здесь же в Лесном работали последователи разработанной им еще в середине шестидесятых методики лечения сном больных, страдающих маниакально-депрессивным психозом и истерией. Главный врач клиники Луговской был активнейшим сторонником снолечения. Он был другом моего отца, и я после окончания института пришел к нему, потому что мой отец считал, что клиническая практика в начале профессионального пути для молодого врача просто необходима.

– С Лесным у вас, наверное, связано немало самых разных воспоминаний, – сказал Никита. – Вы случайно не интересовались историей этой усадьбы? Ведь до революции это было богатое поместье.

Волков живо обернулся к нему, хотел что-то сказать, но… не сказал.

– Да, история у этого Лесного богатая, – Никита выждал, но, так как ответа не последовало, продолжил: – Я вот только что с Малявиным Денисом Григорьевичем беседу имел. Знаете такого, да? Так он поразительные вещи про это ваше Лесное мне поведал. У меня сложилось такое впечатление, что они занимаются там не только реставрацией и реконструкцией.

– А чем же еще? – спросил Волков.

– Да представьте себе – кладоискательством балуются, – Никита усмехнулся, всем своим видом выражая презрение и недоверие. – Я даже слышал, что у вас тут легенда ходит про клад. Уже не от одного про это слышу. Вы, наверное, тоже знаете?

Волков задумчиво, без тени улыбки кивнул.

– Лесное до сих пор очень тесно связано с именем его первой, самой первой владелицы Бестужевой, – ответил он. – Во времена императрицы Елизаветы она, по преданию, спрятала, боясь ссылки и опалы, здесь, в своем фамильном имении, драгоценности. Если здешних старичков водочкой подпоить и разговорить, даже места узнать можно. Сразу до десятка покажут, где якобы зарыт клад: кто под первой липой в аллее укажет, кто во-он там, у подножия холма, кто здесь, на берегу пруда… А еще обязательно расскажут и про то, что клад этот бестужевский – нечистый, проклятый. Вы вон хотя бы с Марьей Никифоровной с железнодорожного переезда потолкуйте. Колоритная старушка. И сразу вам заявит: клад тот от нечистого, от черта Иваныча… А другие добавят, пояснят: мол, якобы сама Бестужева двести лет назад, боясь, что ценности откопают ее же дворовые, наложила на клад так называемое заклятье на кровь. Так что просто так лопатой и киркой, даже землечерпалкой, – Волков смотрел на ту сторону пруда, где шла работа, – клад сей человеку не добыть.

– Любопытно, – заметил Никита, – чрезвычайно любопытно. А вы сами-то, когда в психиатрической больнице работали, искать эти алмазные копи не пробовали, а, Михаил Платонович? Только честно, а?

Волков улыбнулся:

– Я ценю ваш тонкий милицейский юмор, – сказал он, – но… видите ли, в чем дело. Я замечаю, что вас эта тема сильно интересует. Не скрою, меня она когда-то тоже очень интересовала. Даже в чисто профессиональном плане.

– С точки зрения психиатрии? Считаете всех потенциальных охотников за сокровищами своими потенциальными клиентами, что ли?

– Нет, мой дорогой, не поэтому. Если хотите, я расскажу вам одну историю, непосредственным участником и очевидцем которой я был, – Волков помолчал. – Только это займет некоторое время. Быть может, я задерживаю вас, вы торопитесь?

– Я не тороплюсь. Я весь внимание, – Никита не лукавил: этот вкрадчивый врач-говорун его заинтриговал.

– Вы, наверное, уже слышали об убийстве доктора Луговского в стенах больницы? Эту историю здесь тоже любят рассказывать – каждый по-своему.

– Да, я в курсе. Даже наш архив запросил по этому делу, факты проверил. Но это было двадцать лет назад.

– Да, это было давно. Я только начинал делать свои первые робкие шаги в клинической практике. Видите ли, я уже говорил – Луговской был другом моего отца. И – моим наставником. Когда его не стало, это был такой удар для меня, такой удар… Но не буду отвлекаться. Луговского убил наш пациент, больной по фамилии Кибалко. Когда я пришел в семьдесят девятом году в клинику, он уже находился в стационаре на лечении.

– Этот Кибалко… Он ведь был судим за изнасилование, – сказал Никита.

– Да, и какое-то время находился в стационаре закрытого типа. Но там у него наступило сильное обострение, и его перевели к нам. Диагноз у него был маниакально-депрессивный психоз. То есть больной полностью нашего профиля. Именно к таким пациентам Луговской наряду с обычными в таких случаях пре-паратами активно применял гипноз и снолечение. Спустя примерно месяца четыре интенсивной снотерапии в состоянии больного Кибалко наметились признаки улучшения. Я наблюдал его в это время, поэтому все так хорошо помню, – Волков рассказывал неторопливо, а смотрел по-прежнему в сторону усадьбы – на то, что прежде было больничными корпусами. – Помню даже, что семнадцатая палата, где он лежал, находилась во-он там, в правом флигеле, где теперь живут… Кибалко стало лучше, это была, конечно же, временная ремиссия, но тогда мы думали, что добились стойких, впечатляющих результатов. А потом произошел этот жуткий случай. Подробности я узнал уже позже от коллег. В тот трагический день меня не было в больнице, я отвозил в роддом жену… Как мне позже рассказали, после обычного утреннего обхода в тот день Луговской забрал больного Кибалко к себе в кабинет.

Он в то время готовил к публикации научную статью и разбирал там в качестве примера этот случай. В ходе терапевтического сеанса он записывал на магнитофон рассказы больного о его самочувствии, о его снах и его ощущениях. Ну и в тот день все было как всегда – они сидели в кабинете главврача, а потом оттуда послышался крик Луговского. Когда в кабинет вбежали медсестра и наш санитар Федор, все уже было кончено. Луговской был мертв. Я до сих пор не знаю, где Кибалко взял тот железный штырь, возможно, нашел на территории больничного парка во время прогулки. Каким-то образом он отточил его и…