Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 40

Тело наполовину тонуло в луже – в глинистой, бурой, пузырящейся от дождя. Дождь пошел по извечному и непоколебимому закону подлости, едва лишь место происшествия было оцеплено милицией. С серого неба сначала капало, потом лилось, хлестало косыми струями, затем снова лилось и капало, смывая все подчистую – кровь, грязь, следы, улики.

– Черепно-мозговая травма, – доложил Колосову патологоанатом. – На этот раз повреждений гораздо больше, чем у священника. Взгляните сами.

Никита нагнулся над телом. Это была мертвая женщина, которую он никогда прежде не видел. Женщина лет сорока восьми – темная крашеная шатенка, среднего роста и удовлетворительного питания (как значилось в протоколе осмотра), одетая в черный брючный костюм и кожаный плащ. Под пиджаком у нее была белая шелковая кофточка с жабо. Вся одежда была окровавлена и пропитана водой. Никита невольно отвел взор – это обезображенное ударами лицо, застывшая гримаса ужаса, боли и удивления.

– Кто она такая? – тихо спросил он.

– Филологова Наталья Павловна, – ответил Кулешов. – Она из Лесного. Научный работник. Вот ее сумка, – показал черную дамскую сумку, открыл. – Кошелек, паспорт, телефон, ключи. Все мокрое, и все, кажется, цело.

– Это точно Филологова? – спросил Никита. – Ошибки нет?

– Я ее лично знаю, – Кулешов смотрел на труп. – Когда в Лесном только начались работы, я туда сам ездил, смотрел. Она со мной говорила – Салтыкова тогда не было. Она там всей реставрацией ихней заправляла, я же докладывал информацию.

– Было нанесено несколько последовательных ударов, – патологоанатом жестом подозвал криминалиста фотографировать и снимать на видео труп. – В затылочную область, то есть сзади, а затем в лобно-височную справа и в лицевую. Думаю, сначала ее ударили именно сзади, а когда она упала, ее ударили для верности еще несколько раз в висок и в переносицу. Лицевые кости раздроблены. Давность смерти же…

– Какая? – Колосов дотронулся до гематомы на лице Филологовой.

– Шесть-семь часов. Она убита еще утром.

– Труп перемещали? – Колосов оглянулся по сторонам.

– Следы волочения, если они и были, смыты. Думаю, труп перемещали, хотя и на небольшое расстояние, – показал патологоанатом. – Отсюда до середины дороги примерно два метра, если она шла по дороге, то шла по обочине, не посредине же. Сюда, в кювет, тело оттащили и бросили в лужу.

– Если она шла по этой дороге на станцию, – сказал Кулешов. – А никуда, кроме как на нашу платформу, дорога эта не ведет. Как раз все и совпадает с примерным временем наступления смерти. По расписанию последняя утренняя электричка у нас на Москву останавливается в 10.10. А потом большой перерыв – почти до 17.00.

– А другая дорога на станцию есть? – спросил Никита.

– Есть, как же. Только она мимо склада удобрений совхоза «Луч», который теперь обществом акционерным стал, проходит. Наши, здешние ею пользуются, а дачники, городские – ни в жизнь. Навозом там за километр несет и селитрой, – Кулешов вытер выступившую на лбу влажную испарину. – Так что получается – эта дорога основная.

Никита оглядел окрестности: в пелене дождя разбитая бетонка уводила в поля. Местность была открытой. Совсем неподалеку отсюда за холмами и парком-лесом было Лесное.

– Труп почти семь часов лежал в кювете проезжей дороги, что же его никто не заметил так долго? Тут ведь транспорт постоянно ходит, – сказал он хрипло.

– Транспорт, конечно, ходит, да мало его, с гулькин нос. Уборочная в основном закончилась, день сегодня будничный, так что дачников нет, – Кулешов поманил Никиту к милицейскому «уазику». – Проверим – видно тело или нет, если ехать мимо?

Они сели в машину, развернулись, отъехали метров на сто, затем на скорости шестьдесят поехали мимо того места, где все еще лежал труп.

– Спокойно могли не заметить, кто тут ехал, – подытожил Кулешов. – Я нарочно приглядывался, и то увидел только ленту нашего ограждения. А обнаружили ее – так это случайно вышло. Шофер молоковоза ехал с «Луча» и пассия его, ну то есть подружка. У молоковоза камера спустила, потому-то они тут и встали на дороге.

– Давай их сюда – поговорим, – приказал Колосов.

Поговорили. Водитель молоковоза был молодым парнем, девушка еще моложе его. Оба были взбудоражены страшной находкой. Но, кроме рассказа, как колесо у них «гикнулось», как они вышли его менять, как начали «домкратить» и тут совершенно случайно увидели в кювете что-то, оказавшееся мертвецом, каких-то иных сведений добиться от них было невозможно. Никита забрал у Кулешова карту района, какое-то время изучал ее.

– У вас тут недалеко железнодорожный переезд со шлагбаумом, – сказал он. – Эта дорога и туда идет. Когда с осмотром закончим здесь, отправимся туда. Там дежурный есть на переезде?

– Имеется, даже двое, посменно вахту несут. Муж и жена Дули. Старожилы здешние. Дом их рядом с железной дорогой, стоит недалеко от переезда. Едем, кого-то из них обязательно застанем – либо самого Прохора Дулю, либо жену его Марью Никифоровну.

– Допросим их. Меня интересуют все машины – грузовые, легковые, которые они вспомнят, что прошли сегодня через переезд в период с девяти утра… нет, даже раньше, с восьми утра и до того часа, когда было обнаружено тело.

Осмотр опять заканчивали в сумерках при свете автомобильных фар. Движение на дороге пришлось перекрыть. И снова самой последней Никита осматривал сумку Филологовой. Обычная, не слишком шикарная дамская сумка с шелковой подкладкой, пахнущая старыми тонкими духами. Из вещей, кроме традиционных ключей и мобильника, – портмоне с двумя тысячами рублей сотенными купюрами, паспорт, пачка цитрамона, бумажные салфетки, столбик нитроглицерина, губная помада, пудреница, пинцет для бровей, пропуск в Центр хранения рукописей Российской центральной библиотеки, мелочь по пятьдесят и десять копеек на дне.

Все. И все на месте. Ничего не тронуто, не взято.

– Снова не ограбление, – тихо сказал Колосов. – Не ограбление, просто убийство. Убийство под номером вторым? Этого хмыря, стриптизера как далеко отсюда взяли?