Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 14

– Понятно, – сказал Колосов.

– А кто такие Малявин и эта Наталья Павловна? – спросила с любопытством Катя.

– Наталья Павловна всеми реставрационными работами в Лесном руководит. Она из Москвы, Салтыков ее пригласил. Доктор она искусствоведения, профессор. Очень умная и образованная женщина. А Малявин Денис Григорьевич наш, здешний, из Воздвиженского. Я его родителей еще знавал. Он предприниматель был. Хорошо начал, широко замахнулся, да что-то дело не пошло у него. Сейчас он у Салтыкова управляющим стройкой работает. Этот-то, из Франции, эмигрант, барин, одно слово, с Россией-то только по книгам знаком да по фильмам. Разве ему разобраться с нашими-то? Что, как? Ведь он как дитя малое, обдерут его как липку тут. А Малявин парень пробивной. Разорился не по глупости, не по дури, а, говорят, через любовь. Женщина ему попалась с характером, с запросами большими. Вот он сейчас в Лесном всем и заправляет.

– А откуда вы сами узнали, что отец Дмитрий поехал в Бронницы в Сбербанк? Он вам сам об этом сказал? – спросил Колосов.

– Сам утром. Радостный был такой, довольный. Я, говорит, Алексей Тимофеевич, съезжу, а в субботу, дай бог, с реставратором договоримся о ремонте. А кому ж ему говорить больше, как не мне? Я ведь тут староста церковный.

– Он один поехал?

– Наверное, один, а с кем же? Автобус в полтретьего по расписанию, – Захаров вздохнул. – Эх, если бы знать, а то… По времени туда минут сорок, там, в Сберкассе – если очередь, столько же, да обратно. Как раз около шести где-то только на остановке нашей сойдешь, а оттуда еще пешком.

– Машины у отца Дмитрия не было?

– Нет, не имел он машину. Велосипед имел, катался. Вон он в сарае стоит. Он, отец наш благочинный, как академик Иоффе, здоровье укреплял.

– А он часто ездил к этому вашему спонсору в Лесное? – хмуро спросил Колосов.

– К Салтыкову? Нет, зачем часто? Там стройка ведь идет, потом, и Салтыков человек занятой, и отец Дмитрий тоже занят был делами церкви, прихода. В апреле, когда начало восстановления дома освящали – был, и вот в эту среду, когда в парке работы начались, тоже освятить был приглашен. Из Лесного сюда в нашу церковь они сами чаще приезжают, женщины особенно – на Пасху были, потом на Троицу.

– А что там, в Лесном, то и дело освящать-то? – перебил Захарова Колосов.

Старик как-то замялся – или это только показалось наблюдавшей за ним Кате?

– Ну все же скорбное было там раньше заведение – психиатрическая лечебница общеобластная. Но дело даже не в этом. Дело в том, что после того кошмарного случая, хотя и прошло столько лет, это было просто необходимо сделать.

– После какого случая? – спросила Катя.

– Ну как же, дикая история. Сколько милиции тут у нас тогда было… Хотя вы молодые, вы тогда не работали еще и вряд ли знаете об этом случае. А мы тут все так тогда напугались, так настрашились.

– Да что случилось-то в этом Лесном? Когда? Давно? – Колосов достал из кармана куртки блокнот. Катя знала – это был особый блокнот начальника отдела убийств. Заменить его не могли ни официальные протоколы, ни оперативные диктофоны.

– Давно. Погодите-ка… Да, точно – как раз в тот самый год и в тот самый день, когда Брежнев умер Леонид Ильич. Ноябрь был – как сейчас помню, только праздники отошли. У нас тут в Воздвиженском свадьбы играли – сразу двое моих бывших учеников женились. А тут вдруг новость страшная – главврача Луговского в Лесном убили. И как убили-то – зверски! Сначала-то с похоронами Леонида Ильича не до нас было, а потом милиции нагнали, что гороха. Солдат – да, да! Оказывается, что тот, кто убил доктора Луговского, – больной, его пациент, сбежал и где-то тут у нас по лесам в окрестностях скрывался. Ой, и время было – детей боялись одних в школу отпускать, сами ходили с оглядкой. А мне наши мужики, кто понятыми были в больнице при осмотре, потом по секрету рассказывали, – Захаров понизил голос. – Там, в доме-то, в больнице, крови было, крови… И на полу, и на стенах. Нашим-то, а они не какие-нибудь чахлые, городские, а и то дурно сделалось, как увидели они это. Но, слава богу, быстро все тогда закончилось. Поймали того больного, ненормального и куда-то в спецбольницу отправили по-тихому. Тогда, в восьмидесятых, конечно, ни о каком освящении здания и речи быть не могло. Поэтому теперь, когда там вновь после стольких лет запустения возобновляется жизнь, отец Дмитрий счел своим прямым долгом…

– Понятно, – Колосов кивнул. И убрал заветный блокнот, так и не записав туда ничего. История двадцатилетней давности, видимо, его не впечатлила. Катя же выслушала Захарова с великим вниманием, а потом спросила старика о том, о чем давно уже собиралась:

– Мне вот родственницы отца Дмитрия настоятельно советовали отыскать какого-то Мячикова, допросить его. А это кто такой будет? Он ваш, здешний?

Захаров смущенно кашлянул. Посмотрел на Катю растерянно.

– Вряд ли стоит придавать значение словам пожилых женщин, чьи нервы расстроены и…

– Извините, мы любые показания обязаны тщательно проверить, от кого бы они ни исходили, – возразила Катя. – Вы знаете, где этот Мячиков сейчас?

– Нет, нет, я не знаю, где он сейчас. И вообще… Он такой – иногда приходит, потом внезапно исчезает. Отец Дмитрий его жалел по-христиански, работу ему давал при церкви. Мячиков, конечно, человек очень своеобразный, можно даже сказать, богом обиженный, но чтобы он такое мог сделать – нет.

– Он не из Лесного ли часом, а? Не бывший ли пациент? – спросил Колосов проницательно, а на Катю глянул вопросительно – что еще за фигурант такой?

– Нет, он никогда нигде не лечился. Увы. Он был судим за цинизм – так это, кажется, называется, за хулиганство. Это… Извините, но я при девушке даже сказать не могу, что это такое. Что он у нас тут вытворял.

– Ну и что же он вытворял? – Колосов оглядел сонный осенний пейзаж. – Говорите, не стесняйтесь, мы на службе.

– Он… Мячиков, ведь он по специальности зоотехник был. И неплохой специалист. В агрофирме «Луч» работал. Ну потом, когда все открылось, уволили его, конечно, выгнали. Сестра его с семьей отсюда уехала со стыда в Калужскую область.