Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 111

– В Пушкино выезжали. Там убийство – бытовуха банальная, ничего интересного для тебя. По пьянке один другого ножом пырнул. Пишешь? Много уже написала? Говорят – ты в отпуск собираешься?

– Да, – Катя с гордостью посмотрела куда-то мимо него – на календарь, где были красными кружками обведены последние дни декабря. – С Вадиком. К северным оленям, в Лапландию.

– А что твой Вадик – выпить не дурак?

– Почему это? – Катя нахмурила брови. – С чего ты это взял?

– Ну раз в Финляндию едете, да еще под Новый год. Там на это время у финнов сухой закон отменяется. Пьют все поголовно. И местные, и туристы. А потом в бане отмокают, детоксикацию проходят. Так что гляди в оба там за своим… Вадиком.

– Спасибо за совет, – Катя покачала головой: ну надо же, а? И это называется – товарищ, напарник, единственный и неповторимый Фокс Малдер для Даны Скалли! Нет чтобы пожелать счастливого пути, приятного отдыха – не дождешься ведь. – А ты где Новый год собираешься встречать?

Никита пожал плечами: а вам-то что? Раз уезжаете со своим драгоценным Вадиком, ну и уезжайте. Скатертью дорога.

– Так чего ты мне звонила? – спросил он.

– Видишь, я статью готовлю. Мне надо кое-что уточнить у тебя, – Катя решила про себя: говорить исключительно на профессиональные темы. Пользы больше будет. – Где сейчас Журавлева содержат?

– В Волоколамске. В изоляторе, – Никита присел на угол стола.

– А где вы нашли орудие убийства?

– Ты имеешь в виду железку, которой он орудовал? Мы выходы на место с ним проводили и следственные эксперименты. Он показал в деталях, как и где убил отца Дмитрия, где прикончил Филологову, где Марину Ткач. Выдал в ходе эксперимента добровольно вещдоки: отрезок металлической трубы, которым наносил своим жертвам удары, а также мобильный телефон, украденный им из сумки Ткач. Железку эту он на стройке нашел, а прятал в нежилой части дома, под лестницей. А телефон сразу после убийства закопал в парке. Откопал уже при нас и при понятых.

– Значит, это он звонил в то утро Марине Ткач? – спросила Катя, делая заметки на мониторе.

– Да, он. Сказал, что Салтыков уезжает в Москву и хочет ее немедленно видеть, что он, мол, поручил разыскать ее и попросить немедленно прийти в Лесное. Смекалки и наблюдательности этому Журавлеву, как видишь, было не занимать. Разобрался, на что Марина быстро, без оглядки купится.

– Да, он с самого начала понял, что Марина добивается Салтыкова. Мы правильно предполагали, что кто-то мог этим воспользоваться. Он что, ждал ее в парке, да?

– Он позвонил ей утром, в восемь часов. И вышел ей навстречу. Там ведь всего одна короткая дорога из Воздвиженского – мимо пруда.

– А если бы Ткач не пошла тогда пешком, а поймала машину на шоссе?

– Тогда она бы осталась жива. Ненадолго, правда. Он бы ждал другого случая. Но убил бы ее непременно – он признался, он долго выбирал между ею, Анной Лыковой и…

– Кем? – тихо спросила Катя.

– Ну ты ведь тоже приезжала туда с Мещерским, – Никита помолчал. – Журавлев признался мне на допросе: он выбирал, сравнивал. Ведь на этот раз он искал Красавицу. И остановился на Ткач. Он встретил ее в парке. Ударил железной трубой. Потом сбросил труп в овраг. Но перед этим взял из сумки мобильник. Ведь там на определителе остался его номер – он звонил с телефона Изумрудова. Мы его не изъяли, когда самого Изумрудова забрали. В принципе, Катя, он каждый раз действовал по одной и той же схеме. Убийство отца Дмитрия, убийство Филологовой – все это один почерк.

– А откуда он узнал, что отец Дмитрий в тот день едет в город, в банк?

– Да ему Изумрудов об этом проболтался. Он же священника до самой остановки проводил. Отец Дмитрий говорил, что вернется вечером, часов в шесть, автобусом. Журавлев узнал все это и решил, что момент, которого он так долго ждал, наконец-то настал. А ждал он действительно долго. Эпизод с петухом шестого июня произошел, первое убийство во исполнение условий заклятья он совершил лишь через четыре месяца. Вон сколько времени ему потребовалось на то, чтобы решиться и подготовиться. А тут выпал удачный момент – отец Дмитрий один возвращается с автобусной остановки вечером, в сумерках, ну и… Вот так и бывает. Нужен лишь толчок.

– Он сказал что-нибудь про деньги в портфеле? – спросила Катя.

– Он сказал, что тогда, в первый раз, так… разнервничался, – Никита зло прищурился, – убив человека впервые, что про все на свете забыл. На портфель он и не взглянул даже, не поднял его, не открыл. Дал оттуда деру. Когда он стал на Филологову охотиться, видя в ней Мастера, он уже несколько осмелел. Безнаказанность, она всегда наглости придает. В то утро, когда она шла на станцию, он просто незаметно последовал за ней. Догнал на дороге и убил. Как видишь, почти со всеми своими жертвами он намеренно старался расправиться вне дома – ему казалось, что так он будет вне подозрений.

– А ведь ты чуть-чуть не поймал его с поличным, Никита, – сказала Катя. – В тот день, когда вы с Кулешовым приехали в Лесное. Ведь Филологова в то время была уже мертва, и Журавлев как раз возвращался после того, как…

– Он в туалете кровь с кроссовок отмывал, переодевался в чистое. Мне б тогда на этот санузел ихний глянуть – там не только унитаз был, там и раковина, и биде. Мылся он там, в порядок себя приводил, щенок. Но понос, извини за грубость, его точно тогда прохватил со страха. Как от матери про милицию услышал, так и подумал – за ним.

– Обидно, прискорбно, но бывает. В нашей работе все бывает, даже такое, – Катя вздохнула. – Я эти подробности в репортаже опущу.

– Слушай, ты вот все меня спрашиваешь… А я вот тоже давно спросить тебя хочу кое о чем, – Никита наклонился к Катиному лицу. – Ты ведь догадывалась, что это он, Журавлев?

– Правду тебе сказать?

– Конечно.

– Знаешь, как я рассуждала? У нас ведь долго не было вообще никакого мотива. И я искала, прикидывала и так, и этак. Но все не подходило. Отправной точкой стал для меня дневник этой девочки – Милочки Салтыковой. То, что легенда о бестужевском кладе может быть и мотивом, и источником всех бед, я поняла поздно. Я стала выбирать для себя среди обитателей Лесного того, кто способен принять эту легенду на веру. И не находила такого человека – это было слишком нереально. Они все были такие прагматики… И тут мне снова помог дневник этой шестнадцатилетней девочки. И дело не только в описанных ею условиях легендарного заговора на кровь. Я читала ее дневник и словно слышала ее, видела – вот она сидит и пишет то, что ей интересно, что ее волнует, то, во что она верит. Я впервые тогда задумалась о соотношении веры и возраста, понимаешь?