Готическая коллекция - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 7

На песке ничком лежала женщина в ярко-алом, коротком и открытом сарафане. Коротко стриженная мелированная блондинка – крупная, ширококостная, длинноногая, спортивная. Ее ноги в черных босоножках были как-то нелепо согнуты, словно в последний момент она пыталась приподняться и встать на колени. На правой руке поблескивал золотой браслет. На шее была золотая цепочка – она сбилась назад. Катюшин подошел к телу, наклонился, потрогал пульс на руке, затем осторожно перевернул женщину на бок. Катя с содроганием увидела, что шея и грудь незнакомки залиты кровью. Голова безжизненно свесилась. Даже под слоем макияжа и загара резко проступала мертвенно-восковая бледность. На губах, накрашенных ярко-красной помадой, налипли песчинки.

На вид незнакомке было примерно за сорок. Однако возраст выдавали только лицо и шея. Фигура же была хоть и крупной, но стройной и подтянутой.

– Мертва. – Катюшин снова пощупал ее пульс. Потом очень внимательно осмотрел ее окровавленную шею. Делал он все это спокойно, неторопливо и как-то привычно. Почти профессионально, несмотря на свой юный возраст. Было видно, что возня с мертвым телом, такой вот его осмотр – дело для него неприятное, но, по крайней мере, хорошо знакомое. Катя вспомнила шлем и куртку. Черт возьми, неужели она и здесь, на этом безлюдном пляже, познакомившись и слегка пококетничав с парнем, нарвалась именно на…

– Отчего она умерла? – спросила она тихо. – Это ведь не огнестрельная рана, и выстрела мы не слышали.

– Семен Семенович вот сказал, – Катюшин кивнул на старика, горестно смотревшего на умершую, – резаная рана шеи. Ножевое ранение проникающее. Вон кровищи сколько. В обморок-то не упадешь, радость моя?

– Сам не упади. – Катя нагнулась ниже и невольно почувствовала тошноту: не хвались, едучи на рать. Патологоанатома из тебя все равно не выйдет. – Ты что, в милиции работаешь? – спросила она прямо. – В ГИБДД что ли?

– Я участковый. – Катюшин внимательно осматривал тело. – Анискина смотрела? Вот и я такой же перст на всю косу. Мда, хана дело. Убийство, как пить дать. Семеныч? Э, да тебе плохо, что ли? Ну ты присядь и на кровь не смотри. Валидол есть с собой?

Старик только руками замахал – погоди, дай отдышаться, в себя прийти. Без валидола вашего.

– Ты сказал, она еще жива была, когда ты на нее наткнулся? – спросил участковый Катюшин чуть погодя.

– Ну да. Слышу, в песке кто-то стонет тихо так, жалобно, словно всхлипывает.

– А ты сам-то что тут делал? Ты что, не работаешь сегодня? Выходной, что ли?

– Выходной. Я в Пионерское с утра ездил. За пенсией. Дали, перечислили наконец. Ну, сошел тут с автобуса. Меня Линк просил к нему заглянуть. Вроде сегодня алтарь должны были мастера монтировать. Ну, он и просил меня, чтобы я поглядел, ну сравнил, в общем, что, как… Я ему говорю, Миша, дорогой, я бы и рад, но я мало что помню, сколько годов с тех пор прошло. Я и в церковь-то потом не ходил – там же склад был, потом мастерская столярная. Ну, он вежливый, настырный такой, ты ж его знаешь. Нет, говорит, герр Баркасов, очень прошу, битте… Ну, я думаю, отчего хорошего человека не уважить? Он вон откуда приехал нам нашу же церковь восстанавливать. Пойду, гляну на алтарь, авось и вспомню, какой он был сорок лет назад. Ну, значит, сошел я с автобуса тут. Почему не там, возле пруда? Так вот почему. Он, Линк-то, строгий, когда при своей церкви хлопочет. Ну, насчет этого дела строгий, понимаешь? А у меня с собой чекушка была припасена с пенсии-то. Дома баба моя сразу окрысилась – ни-ни, и не думай даже. В церкви совестно как-то. Ну, я и решил тут на берегу сесть, принять маленько, поотдохнуть малость, а потом туда, к церкви. А то Линк расстраивается, когда не то что водочные – пивные бутылки на церковный двор или в пруд бросают… Ну, сел я, выпил, вдруг слышу, стонет кто-то. Я сначала и значения не придал, ну мало ли… Потом снова кто-то застонал, заохал, да так, что… Ну, прямо мороз у меня по коже. Я туда – батюшки-светы, женщина ползет еле-еле, в крови вся. Я к ней. А она… – старик запнулся, кашлянул.

– А она умерла? – спросил Катюшин.

Старик помолчал. Потом посмотрел на участкового.

– Дух испустила почти сразу, как я сунулся к ней. Но перед этим меня, видно, увидала и прохрипела… Господи, до смерти не забуду, как хрипят-то с перерезанным горлом… Мне аж жутко стало, подумал – это агония у нее.

– Что она сказала перед смертью? – спросила Катя. – Может быть, назвала чье-то имя?

Старик покачал головой и как-то странно посмотрел на Катю, на участкового и на тело, распростертое на песке.

– Она прохрипела… нет, никогда не забуду ни голоса ее, ни ужаса, что в глазах ее был. Она крикнула: «Рука! Боже, у него выросла рука!»

Глава 5

ВНЕЗАПНЫЙ ЛИВЕНЬ

Имя и фамилия убитой стали известны сразу же. Участковый Катюшин достал из красного «Пассата» дамскую сумку, а из нее паспорт и водительские права на имя Ирины Преториус, сорока трех лет, прописанной по адресу: Калининград, Комсомольская улица, владение. Но это ничего не прояснило. Наоборот. Преториус в Морском никто не знал. По крайней мере, так казалось сначала и об этом говорили между собой Катюшин и Семен Семенович Баркасов, первым обнаруживший умиравшую. Баркасов так и сказал: «Hе наша, я ее ни разу в поселке не видел. Женщина из себя заметная, яркая, такую не забудешь – нет, никогда она к нам не приезжала прежде. И в соседних Рыбачьем и Пионерском я такую не встречал».

Однако все по порядку. Тот день, точнее, уже вечер, потому что с моря незаметно подкрались сумерки, вспоминались Кате впоследствии довольно часто. И когда она начинала думать ОБ ЭТОМ, мысли ее мешались. Перед глазами всплывали, порой меняясь местами во времени, две пугающе яркие картины – полуголая мужская фигура, нелепо раскрылатившаяся в церковном окне, и фигура женская, безжизненно скорчившаяся на желтом песке пляжа. Эти картины были словно связаны чем-то между собой. Но когда Катя пыталась угадать эту связь, у нее ничего не получалось. Единственное, что она твердо знала об этом дне – дне их приезда в Морское, – было то, что эти двадцать четыре часа оказались как-то уж чересчур перенасыщены событиями. Тут вам и Шереметьево, и взлет, и посадка, и незнакомый город где-то на краю страны, и море, и залив, разделенные узкой полосой песка, и двухчасовой переезд на машине куда-то в неизвестность, и какой-то чудной иностранец в церкви, и еще более чудной и оголтелый наш соотечественник, задумавший свести счеты с жизнью, и трагикомический порыв мужа и его товарища, выполнивших нежданно-негаданно свой христианский долг, и знакомство с местным донжуаном на пляже, и убийство. А еще те, последние, слова умирающей Преториус, которые слышал только старик Баркасов о какой-то «выросшей руке». Они словно бы добавляли ко всему случившемуся в этот злополучный день еще дюжину вопросов.

До гостиницы «Пан Спортсмен» Катя добралась одна и пешком уже в сумерках, оставив участкового Катюшина охранять тело и место происшествия, дожидаясь следственно-оперативную группу из Зеленоградска. Семен Семенович Баркасов был отряжен на ближайшую бензоколонку к телефону звонить в милицию. Катюшин, как-то сразу притихший, указал Кате на тропу, уводившую в дюны – через сосновую рощу прямо к поселку. Никакими «ромашками» и прочими фамильярностями он ей в тот вечер более не докучал. Вообще стал сразу крайне деловит и по-детски серьезен, давая понять, что все глупости – побоку и он сейчас при исполнении и на работе.

У Кати даже повода не возникло намекнуть ему, что они коллеги и оба носят погоны, правда, кое у кого звездочек все же побольше. В принципе, долг требовал оставаться на пляже до победного конца – то есть до приезда эксперта и следователя прокуратуры, если таковые, конечно, водились в этом тихом морском заповеднике. Однако на этот раз к служебному долгу Катя оставалась глуха. Сторожить труп до приезда местных сотрудников ей не хотелось, Катюшин и один бы справился, не маленький. А участвовать в последующем детальном осмотре места происшествия и брошенной машины ей все равно бы никто не позволил. Причина смерти Преториус была ясна – ножевое ранение в шею. Ножа, как они ни искали вокруг, пока было еще светло, а также каких-либо четких следов (песок был сухой и совершенно не хранил отпечатки) не было. Что же до остального… Катя вдруг вспомнила о Драгоценном В.А. и испугалась не меньше, чем в тот момент, когда увидела кровь.