Готическая коллекция - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 27

– Значит, – сказала Катя, – когда вы так резко хлопнули дверью авто там, посреди дороги, у вас при всем этом не возникло впечатления, что это полный разрыв отношений?

– Да нет же, ну я же говорю, – Чайкин покачал головой, – мы оба просто вспылили, так уже бывало. Я знал, что она скоро отойдет. Она вообще не могла на меня долго злиться. Такой уж характер был. Порох! Поэтому я и решил пешком топать и искать эту проклятую гостиницу. Знал бы, что нарвусь на вас с вашими вопросами, – в жизни бы не стал. Пешком бы до Калининграда топал!

Допрос, видимо, подошел к концу. Это ясно почувствовали все. Катюшин что-то мурлыкал себе под нос. Катя прислушалась.

– «Летела пу-уля и чье-то сердце повстречала…» – Он достал из кармана кителя ключи. – «Спросила пуля: отчего ты так стучишь?» Мда… Ладно, хоть и туманно. В Кениг наш родной тебе, Чайкин, возвращаться сегодня я бы не советовал. И завтра тоже. И про стрип-шоу твое тоже, видно, забыть придется до тех пор, пока с муженьком, что рогами тебе ветвистыми обязан, все как-нибудь само собой не рассосется.

– Только не говори, что ты его посадишь, – презрительно хмыкнул Чайкин, – посадил один такой… Он с тобой и говорить-то не стал. Не счел даже нужным.

– Пусть Преториус с прокурором о грехах своей жены калякает, если хочет. – Катюшин протянул Чайкину ключи. – А тебе надо пока отсидеться, а то и правда отправит тебя бравая преториусовская гвардия на корм рыбам. Держи.

– Что это? – спросил Чайкин, беря ключи.

– Что-что, ключи от квартиры, от хатки моей родной. Эх, «летела пу-уля и чье-то сердце повстречала…» Найдешь легко – четвертый дом по улице Баграмяна – сразу от площади будет переулок, дом такой двухэтажный с синим забором. Хозяйке скажешь, что ты мой школьный приятель, а то нипочем в комнату не пустит. Поживешь эти дни у меня, раз тебя камера наша так насекомыми пугает.

Чайкин недоверчиво смотрел на ключи.

– Что, не по вкусу такая программа защиты свидетеля? – спросил Катюшин насмешливо. – Ну, дело твое. Я не настаиваю. Топай, Боря, в Кениг пешочком. Не рискуешь? Ну ладно. Вот что значит умный человек. В холодильнике что-нибудь поесть отыщешь. Чувствуй себя у меня как дома. Да, еще… если мой сосед по квартире, Дергачев, раньше меня явится, счеты с ним за вчерашнее не вздумай сводить. Во-первых, там у меня вся мебель хозяйкина, а во-вторых, Ваня все равно сильнее тебя.

Чайкин все еще колебался. На его лице Катя читала: «Эх, это ж надо так опуститься. Мне, самому Борису Чайкину!» Но выхода не было. И топать пешком в город на расправу местной мафии, видно, тоже не хотелось. Чайкин забрал ключи окончательно и бесповоротно.

– Ну и компашка у вас там сегодня к ночи соберется, – заметила Катя, когда Чайкин ушел.

– Сегодня футбол по российскому каналу показывают: «Спартак» – «Зенит». – Катюшин закурил. – А мы тут, на далекой западной границе, москвичей не сильно-то любим, детка. На этом, думаю, сегодня вечером за футболом все и поладим.

– И долго ты намереваешься его прятать?

– Пока прокуратура не решит, кому обвинение предъявлять в ее убийстве – мужу или любовнику. Ну зачем, скажи, мне этот Чайкин в бегах, в федеральном розыске? Нет уж, дудки, пусть он тут у меня под боком коптится, под моим присмотром, на моем участке. Поближе посадишь, радость моя, скорее возьмешь.

– А с допросом Преториуса, что, радость моя, ничего не вышло? – съязвила Катя.

Катюшин сразу поник.

– Я с ним как с человеком сначала хотел; то-се, примите наши соболезнования. А он сразу бульдозером попер – сунул мне в зубы разрешение от прокуратуры тело из морга забрать и машину. Я ему говорю: «Погодите, уважаемый, мне вас надо еще допросить, выяснить кое-какие детали. Вот, для начала, с молодым человеком ознакомьтесь, который с вашей женой был, говорит – ваш личный шофер». Как Преториус «чайку» эту нашу увидал – ты, Катя, не поверишь, – аж глаза у него на лоб полезли. Позеленел весь прямо. И мне так нагло: «Вы допрашивать меня тут не имеете никакого права, вы не следователь. Я только с прокурором говорить буду». Ну и все. Что, я его силой, что ли, должен был принуждать? А тут охрана его еще поднаперла. Барбосы! Я прям за «чайку» нашу даже испугался: замочат еще у меня в кабинете. Отвечай потом за него.

– А хвалился-то вчера, – поддела Катя. – Я да я, да я им очную ставку, да мужу в его честные глаза гляну… Что, поглядел? Так-то, не хвались, – она вздохнула. – И теперь, конечно, у нас нет никакой возможности проверить, где находился Преториус в момент убийства. Кстати, а что ваш патологоанатом говорит? Установил он точное время смерти Ирины Преториус?

– По заключению смерть наступила в промежутке между половиной первого и половиной третьего.

– Но это слишком расплывчатое определение.

– А других нет. Мы ее как раз с тобой в полтретьего и обнаружили. А зачем тебе такая точность до минуты?

Катя помолчала секунду, собираясь с мыслями.

– Тебе не кажется, Клим, – сказала она, – что версия, изложенная Чайкиным, во многом расходится с версией Марты и ее жениха?

– Конечно, расходится. А как же? Так и должно быть. Где ты видела свидетелей, чтобы тютелька в тютельку все показывали одинаково? А что ты конкретно имеешь в виду?

– Чайкин только что все нам так представил, словно это была обычная пылкая любовная ссора, замешенная на ревности и раздражении. Марта же, помнится, говорила, что, когда они встретились с Ириной Преториус в ресторане, она была в ужасном, я хорошо запомнила – Марта несколько раз повторила это слово, – в ужасном настроении.

– Ну, переживала, наверное, тетка. Тарзан-то этот – мальчик-картинка. Досадно такую игрушку потерять на дороге.

– И все же даже если она так сильно переживала… Нет, тут что-то не стыкуется. Если честно, я больше склонна верить вашей Марте, – сказала Катя. – А это значит, Чайкин снова нам лжет или говорит не все, что было. Обычная ссора не могла довести Преториус, женщину с ее-то характером и положением, до такого состояния. Помнишь, Марта сказала: «Она была как в лихорадке». Куда-то сразу сорвалась из ресторана, никого не предупредив, по существу, наплевав и на Марту, и на ее спутника. А ведь они приехали специально, чтобы ее встретить. Такое невежливое, странное поведение говорит только об одном – о сильном душевном волнении, о потере контроля над собой.

– Ну, может, она так из-за Чайкина испереживалась. Даже назад в Зеленоградск кинулась искать его, мириться. Он-то, видишь, тоже по ее следу как гончая кинулся. Конечно! Кто от своего счастья бегает? Преториус – баба богатая была, он при ней, разведись она с этим своим колобком на ножках, жил бы припеваючи. Чайкин, конечно, ее боялся потерять, хоть и выпендривается сейчас. Для таких, как он, женщины вроде Ирины – находка, подарок судьбы, независимо от их возраста.

– Ну, допустим, возможно, она и хотела вернуться к Чайкину, но где бы она его искала? На дороге? Ну, и это допустим. Тогда почему ее нашли спустя несколько часов в совершенно ином месте, на пустынном берегу? Как она вообще туда попала? Ведь мы там вроде все осмотрели, да? – Катя вздохнула. – Песок сыпучий, гад, следы не хранит, но все равно было ясно с первого взгляда – она приехала туда сама. Но зачем? Как она, чужая, приезжая, вообще смогла сориентироваться в этих местах?

– Ты так говоришь, словно тут – тайга. Место, где мы ее нашли, найти и ей самой было проще пареной репы. Тут шоссе одно. И если бы кто-то, например, с ней уславливался об этом месте, сказал бы просто – езжай прямо по дороге до церкви, а потом первый же поворот к пляжу. Господи, да чего тут искать-то, это ведь рукой подать от поселка. Она и сама могла с дороги увидеть поворот и свернуть.

– Зачем? – спросила Катя. – Воздухом подышать, на море полюбоваться? С кем-то встретиться на берегу? Но, кроме Марты, тут у нее знакомых нет и не было. С женихом Марты, этим Сукноваловым вашим, она всего за пять минут до своего бегства из ресторана познакомилась. А на пляже тогда вообще не было ни души, кроме одной экскурсантки – это я про себя, чокнутого рокера на своем мотоцикле и старика Баркасова.