Следователь по особо важным делам - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 4

— М-да, — протянул я. — История.

— Я понимаю, для вас это, может быть, не очень интересно. У вас по-настоящему опасные преступники. Но положение Леночки ужасно. Штамп в паспорте, свадьба, а она на самом деле — незамужняя. Посоветуйте, Игорь Андреевич, куда позвонить, чтобы его найти? — ~ Несмотря на комизм положения — обратиться с такой просьбой ко мне-я понимал, что от Агнессы Петровны просто так отделаться не удастся. И решил ответить шуткой:

— Следует немедленно объявить всесоюзный розыск.

— С вашего разрешения я сошлюсь на ваш авторитет, — сказала она вполне серьёзно.

— Можете, — ответил я. Что мне оставалось делать?

Объяснять — долго. Я и так опаздывал с докладом к начальству.

Перед тем как отправиться к Ивану Васильевичу, я ещё раз перелистал дело.

Зампрокурора словно следил за мной по телемонитору, Его звонок раздался, как только я поднялся со стула.

— Прочёл?

— Да.

— Зайди ко мне. С делом.

Фаиночка сосредоточенно оттачивала карандаш и, холодно взглянув на мою физиономию, на которой я попытался изобразить извинительную улыбку, молча показала на дверь.

Я вошёл в кабинет.

— Давай устраивайся, потолкуем, — предложил Иван Васильевич.

«Ну, держись, Чикуров, — сказал я себе. — Сейчас будет вечер вопросов и ответов».

Начал он неожиданно:

— Мне кажется, я расстроил вчера твои планы? — он посмотрел на мой галстук — однотонный, синий и, как сказала бы моя мать, подобедошный.

Это уже почти извинение. И на том спасибо.

— Ничего, служба…

Он кивнул. И своим негромким голосом спросил:

— Что можешь сказать?

— Все как будто правильно. Квалифицированные экспертизы. Оформлено грамотно. А если придираться…

— Например?

Я открыл папку:

— Вот постановление о судмедэкспертизе. «Могла ли Залесская А. С. нанести себе смертельное ранение сама…?» Я бы так не поставил вопрос эксперту. Дано направление.

— Возможно, возможно… А в целом?

— Убедительно.

— Из документов тебе все ясно? — Он пристально посмотрел на меня. — Ты видишь живых людей по этим бумагам?

Я не догадывался, куда он клонит.

— Передо мной только документы. Выводы логичные.

Иван Васильевич усмехнулся:

— Ив тебе, значит, сидит бумажная душа. А я думал — только в прокурорах… Говоришь, расследование тебя убедило?

— Иван Васильевич, вы мне дали ознакомиться с делом. Я его добросовестно прочёл. Именно прочёл. Если понастоящему изучать его, наверное, что-нибудь меня и не убедит.

Иван Васильевич подумал.

— Может быть, ты и прав. Людей там не видно… — Он протянул мне бумагу: — Читай.

Документ был отпечатан на именном бланке депутата Верховлого Совета РСФСР.

Директор совхоза «Маяк» Североозерского района Е. 3. Мурзин обращался к прокурору республики с просьбой ещё раз расследовать обстоятельства самоубийства Залесской А. С.

Письмо заканчивалось так: «Лично я да и многие работники совхоза не могут поверить в то, что Ангелина Сергеевна Залесская покончила с собой. Мы её знали как весёлую, жизнерадостную женщину, полную сил и молодого задора. Её любил и уважал коллектив детского сада, где она работала воспитательницей, и оказал доверие, выбрав в органы народного контроля. Установление истины помогло бы снять пятно со всего коллектива работников совхоза, которые трудятся во имя Родины. Случай, происшедший с А. Залесской, бросает тень на идейно-воспитательную работу на нашем предприятии…»

— Ну и что? — спросил я, закончив читать. — Факты.

Где они?

— Письмо Мурзина, вот уже факт.

— Это просто бумага. Людей я не знаю… — вырвалось у меня,

— Что ж, с ними познакомишься на месте… Ну, а я как прокурор возьму на свою душу бумаги. Кстати, вот ещё одна. — Он протянул мне документ, отпечатанный на нашем бланке. — Как говорится, кесарю — кесарево, а богу — богово…

Моё непосредственное руководство — заместитель начальника следственного управления отменял постановление о прекращении крылатовского дела. Расследовать его поручалось мне. Вверху стояло — «Утверждаю» и загогулины подписи Ивана Васильевича. На прощание он посоветовал:

— Веди дело так, словно до тебя не было никакого расследования.

— Понятно.

Иван Васильевич поднял палец.

— Но, — сказал он, — и не забывай, что оно было…

Как только я переступил порог кабинета зампрокурора, тут же попал в канцелярскую машину. К концу дня мне был обеспечен билет на завтрашний самолёт в Барнаул с пересадкой в Новосибирске, бронь в барнаульской гостинице.

Подразумевалось также внимание местных работников прокуратуры.

И, уже будучи не здесь, но ещё и не там, я должен был решить один важный для себя вопрос: как распорядиться последним вечером перед отлётом.

Дело в том, что за полгода нашего знакомства с Надей мы ещё не разлучались надолго. Служба моя непоседлива:

Но по непонятным причинам судьба до сих пор щадила нас.

Я не имел в последнее время продолжительных командировок. Роскошь, которую не мог себе позволить никто из моих коллег.

Мысли о необозримых расстояниях, что разделят меня с моим конструктором-модельером на бог весть какое время, поселила в душе неуютность.

Человечество кичится своими забавными игрушками — конструкциями, перемахивающими с одного места на другое с непостижимой скоростью, мгновенной передачей текста, звуков и изображения. Но оно не решило самой главной для меня сейчас проблемы: не научилось не разлучать людей, которым не надо разлучаться.

Я позвонил Наде.

— Надюша, — сказал я, когда она взяла трубку, — знаешь, я раздумал ложиться в больницу.

— Испугался?

— Нет. Жаль с ними расставаться. Хотя мы и не были хорошими друзьями, но все же — родное…

— Уезжаешь? — Я вздохнул.

— Далеко?

— Очень.

— Где мы сегодня встретимся?

— Я не хочу безликие, чужие рестораны. Хочется посидеть в семейной обстановке…

— Игорь, у тебя заскорузлый, запущенный семейный комплекс… (Через её голос прорвалась в телефонный разговор реплика Агнессы Петровны: «А что в этом плохого?»)

— Действительно, — подтвердил я.

— Что действительно?

— Что в этом плохого…

— На этот счёт восточная мудрость гласит: холостяк ничего не знает, а семейный — молчит… (Замечание Агнессы Петровны: «Счастливые браки ещё иногда попадаются. Все зависит от человека».)

— Надюша, заканчивая наш разговор «втроём», передай Агнессе Петровне, пусть отпустит тебя пораньше. Мне она не откажет.

…Мы направились в ресторан. Я выбрал ВДНХ. Там есть одно тихое, особенно в это время года и дня, место. За прудами, возле павильона «Рыболовство».

В ресторане было тепло, но неуютно. За стеклянной стеной холодно поблёскивала вода, окружённая тёмной, тяжёлой зеленью, и напоминала о сырости и пустоте осенней непогоды.

— Игорь, ты мне сегодня не нравишься, — сказала Надя.

— Не могу разделить твоего искреннего веселья по случаю моего отъезда,

— мрачно сказал я.

— Думай лучше о том, как мы снова встретимся. Давай придём опять сюда. Приятное заведение…

Я криво улыбнулся:

— Оно, наверное, будет закрыто на зиму…

— Это можно спросить у официанта.

— Надя, — сказал я, твёрдо и решительно посмотрев ей в глаза. — Пока меня не будет, разделайся со всеми своими старыми проблемами.

— Игорь, милый, ну почему ты любишь все усложнять?

— Вот те Hal-протянул я. — Наоборот, я хочу добиться ясности и простоты…

— Неужели так трудно понять простую истину, что все сложно?

— Это чьё изречение?

— Не помню. Кого-то из наших современников, кажется.

И не волнуйся. Поверь, у нас все хорошо…

Ничего себе хорошо! В её семейном положении какая-то путаница, а ей все нипочём. С мужем она не развелась, хотя фактически они не живут. Он — штурман на пассажирских международных авиалиниях. Когда-то по уши влюбился в молоденькую, красивую манекенщицу. Видимо, с годами первая страсть улеглась, и он завёл интрижку со стюардессой. Что у них там в действительности произошло, я не знаю в подробностях. Надя особенно не распространялась на этот счёт. Во всяком случае, она от него ушла. С сыном. Десятилетним Кешкой, которого я ещё не видел ни разу.