29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 5

Аврора закрыла глаза – море, искрящееся солнцем, песок…

Надо будет куда-нибудь уехать. Куда-нибудь – значит, только в Марокко. Скрыться хоть на неделю от всего – от этих денежных дрязг, оскорблений, от пустоты, одиночества, ненависти – его ненависти, от которой просто не хочется жить…

Господи, почему он так возненавидел ее? Ведь она так его любила – искренне и преданно. Все ему прощала – других женщин, ночи вне дома, поездки за границу без нее, она все терпела. А он все больше свирепел. Случалось, бил ее только за то, что она была – сидела рядом на диване, дышала с ним одним воздухом. Может быть, он возненавидел ее, когда понял, что она выложилась до конца, выдохлась, испеклась и как певице ей уже не сделать на эстраде ничего больше того, что она сделала? Он возненавидел ее за то, что в свои тридцать два года из звезды среднего разбора она превратилась в одну из самых обычных рядовых исполнительниц? Возненавидел в ней свои обманутые надежды на успех, свои рухнувшие финансовые планы? Но разве за все это можно было ненавидеть свою жену, пожертвовавшую эстрадной карьерой ради рождения детей?

Она, Аврора, наверное, просто не знала своего мужа. Не подозревала, что за человек Дмитрий Гусаров. Впрочем, ей свойственно ошибаться в людях. Вот и с Максом Студневым она тоже горько ошиблась. А ведь в первые минуты знакомства он показался ей почти идеалом, мужчиной мечты…

Нет, довольно, есть лишь один способ забыть все и всех – уехать, сбежать далеко-далеко, за нездешние моря, в страну дальнего запада, который на самом-то деле есть не что иное, как самый настоящий восток. Где все совсем не так, как здесь. Где само время иное. Где по утрам пахнет не дымом горящего торфа, а кофе и корицей, розами и морской солью. Где волны прибоя – маленькие и шелковые на ощупь, называются не чем иным, как Атлантическим океаном. Где можно просто сидеть на каменной скамье на пустой тихой набережной и смотреть на заходящее солнце. Пока оно совсем не скроется, не умрет там, за кромкой воды.

Глава 4

Экспертиза

Первый рабочий день после отпуска горек, как полынь. Первый рабочий день после отпуска, проведенного на море под жарким солнцем юга, не просто горек – он отравлен воспоминаниями от утраченном счастье.

Катя Петровская, в замужестве Кравченко, – криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области – в свой первый рабочий день после двух недель отпуска была, наверное, самым несчастным, самым обездоленным человеком на свете. Казалось, только вчера все было явью – пляж, море, шумный город Сочи, упоительные, сумасбродные хлопоты типа приобретения нового модного купальника-бикини и убийственных по своему шику темных очков. И вот все внезапно обернулось миражом, пересказанным наспех горстке сотрудников пресс-центра, которые еще не были в отпуске и даже не могли себе представить, что же это такое – две совершенно свободные недели. Мираж растаял как дым в разреженной атмосфере служебных будней. Увы, увы!

В Сочи Катя отдыхала вместе с мужем Вадимом Кравченко. Он таким способом сдерживал свое честное благородное слово. Устроились в маленьком частном отеле на Мацесте, с горячей водой, удобными номерами и даже завтраком по утрам. И все было бы совершенно замечательно, если бы не…

На работе Катю отпустили всего на две недели. Кравченко же гулял отпуск на полную месячную катушку. А тут вдруг в разгар отдыха в Сочи как снег на голову нагрянул закадычный друг детства Кравченко Сергей Мещерский с удалой компанией каких-то приятелей из питерской фирмы, специализирующейся на проектировании и строительстве прогулочных катеров и гоночных яхт. Почти все судостроители привезли с собой в Сочи жен и подруг, а также некий таинственный экспериментальный образец своего изделия, который намеревались испытывать в море в экстремальных условиях.

Образец в разобранном виде хранился в грузовом трейлере на автостоянке рядом с отелем. Мещерский горел энтузиазмом и уверял всех, что, если первые испытания пройдут успешно (то есть если образец не утонет сразу – Катя понимала это именно так), его фирма «Столичный географический клуб» заключит с питерскими товарищами долгосрочный контракт на аренду в городе Сочи их плавсредств. Катя, выслушав друга детства, осторожно поинтересовалась, для чего же городить такой огород?

И неужели в самом городе Сочи не найдется ни проектировщиков, ни мореходов? Мещерский яростно возражал (разговор шел после ужина в портовом ресторанчике за бутылкой красного): как же можно такое дело – ТАКОЕ ДЕЛО – доверять чужакам? В Сочи он, Мещерский, мало кого знает, и вообще этот город, по слухам, мутный и мафиозный, а питерские ребята надежные, свои в доску.

Однако, по Катиным наблюдениям, «свои в доску» испытывать образец на волнах Черного моря не торопились. В основном купались, жарились на пляже, хлестались в преферанс, катали шары на бильярде в баре и все время толковали про какую-то «верфь», которая не подходит. Главным среди питерцев был двухметровый верзила Павлик Дубов. Каждый раз, танцуя с Катей на летней веранде ресторанчика «Посейдон», он многозначительно нашептывал ей на ухо, что «никем не может быть в этой жизни – только капитаном яхты и что он ищет женщину, которая имела бы достаточно смелости, чтобы стать подругой настоящему пирату в душе».

Катя с великой тревогой замечала, что муж ее – Вадим Кравченко, приехавший в Сочи самым обычным, до неприличия ленивым и капризным московским отпускником, в этой корабельно-пиратской атмосфере меняется на глазах. Точнее, даже не меняется, а воспаряет, окрыляется, оперяется и, подстрекаемый закадычным дружком своим Мещерским и питерскими товарищами, начинает принимать в делах морских и смутных самое деятельное и горячее участие.

Уезжала Катя из Сочи одна и с тяжелым сердцем. Больше всего ее страшило то, что «они все там напьются», соберут этот свой экспериментальный образец и под командой капитана Дубова выйдут всей компанией в открытое море. А ее, Кати, не окажется рядом, чтобы вовремя переполошить всю береговую охрану и даже эскадру, охраняющую на рейде покой главы государства.

– Ты чего такая скучная, Катька? Зубы, что ли, болят? – осведомился Кравченко, когда они с Мещерским провожали ее в аэропорт. – Через две недели и я буду дома. Ну что такое, так тяжело со мной расставаться?

– Пить тут не смейте, как поросята, – сумрачно ответила Катя. – И, Сереженька, я тебя очень прошу, я тебя просто умоляю, сегодня же купи в спортивном магазине спасательный круг!

– Да я плаваю, как чемпион, – пыжился Кравченко. – Эх, жаль, уезжаешь, жена, а то б я, чтобы рассеять все твои сомнения, с Дубовым Пашкой пари бы заключил на заплыв до Дагомыса и обратно. На ящик пива.

– Сереженька, послушай, да не верти ты головой! Я к тебе обращаюсь. – Катя тормошила Мещерского, игнорируя похвальбу мужа. – Сереженька, я на тебя надеюсь, пожалуйста, следи за…

Но друг детства был уже под хорошим градусом и на все Катины просьбы только доверчиво улыбался, кивая головой, как китайский болванчик.

Самолет с Катей взлетел в Адлере и приземлился в Москве. Связь с мужем на время была утеряна. А Москва встретила Катю неласково – едким смогом и гарью лесных пожаров. К тому же в самый первый вечер Катя услышала по телевизору сообщение о том, что в районе Лазаревского из моря на берег вышел смерч и все побережье затоплено. Она в панике полночи звонила Кравченко на мобильный. И не могла дозвониться.

Затем муж все-таки вышел на связь, и по его бравому хриплому голосу и особенно по изумленной фразе: «Какой такой еще смерч, г-где, у нас? М-мы с С-серегой н-ничего т-такого н-не видели, с-скажи ей, С-сергей!» Катя поняла, что с возвращением в Москву явно поторопилась. Но от нее уже ничего не зависело. Катя справедливо рассудила, что если они в своей холостяцкой нирване не заметили там даже смерча, то… то об остальном можно и не беспокоиться. Пьяницам, как известно, море по колено.