Золотые нити - Солнцева Наталья - Страница 63

О, две половины небес, будьте полны, будь пуст, о папируса свиток, вернись, о жизнь, в живое!…

Многие опустились на колени, послышались плач и стоны, люди простирали вверх руки в мольбе. Началось великое исцеление страждущих: больных и калек; женщин, что хотели зачать детей; незрячих, что хотели обрести зрение; неподвижных, что хотели вновь ходить; получивших увечья в боях воинов фараона, – всех, кто нуждался в милосердии Богов.

Никому было не ведомо, как сам Владыка Сехер нуждался в покровительстве Богов, какой грех совершал он, вкладывая в слова заклинаний о ниспослании благодати страждущим, мольбу об избавлении от своих собственных страданий. И еще больший грех – когда отозвал свою просьбу обратно. Он не желал вынимать эту стрелу из своей раны.

ГЛАВА 28

Тийне всегда нравилось приготовление магической воды. Для этой церемонии молодые жрицы под ее руководством собирались на огромной террасе храма, среди прозрачных журчащих вод искусственных прудов, между которыми лениво расхаживали дивные птицы с огромными хвостами, привезенные царицей Хатшепсут [34] из легендарного путешествия в загадочную страну Пунт.

Считалось, что вода, выпитая из чаши, внутри которой были начертаны магические тексты, исцеляла любые болезни, вливая в тела египтян действенную силу их Богов.

Сегодня Тийна решила выпить первая из заветной реликвии храма. Пышные деревья и изысканные цветы вокруг террасы дарили ароматную прохладную тень. Она присела на каменную, нагретую солнцем скамью между огромными колоннами. Этот храм тоже был выстроен любимым зодчим женщины-фараона Хатшепсут, с лицом молодым и привлекательным, искусно изображенным на ее статуях. Он же выстроил и заупокойный храм царицы.

Тийна пила ледяную воду из чаши и вспоминала имя зодчего – кажется, Сенмут. Его потаенная гробница там же, под первой террасой храма, рядом с обожаемой госпожой. Жрица Изиды была посвящена во многие тайны, и в эту тоже – Сенмут, тайный любовник царицы, пожелал сопровождать ее в путешествии по Дороге Мертвых.

Что-то влекло ее к заупокойному пристанищу Хатшепсут – к одиноко высящимся на фоне пустыни колоннам. Там было нечто – не высеченное из камня, не запечатленное символами. Это и не нужно, когда речь идет о нежной красоте, тайной любви царицы к ее приближенному, – тому, что неуничтожимо временем. Только это и освящает невидимым светом очертания храма, – неразрушимое, откликается в живом сердце…

Жрица вернулась мысленно к сегодняшнему празднику, – вновь предстал перед нею пламенный взор Владыки Сехера, высокая фигура его, благородные черты красивого лица. Зазвучали в ушах восторженные крики толпы; душные ароматы курений, смешанные с запахами благовоний, переспелых фруктов и увядающих цветов как будто снова заполнили легкие… Что-то странное было во взгляде Жреца, – неужели страдание?.. Да, именно так ей и показалось: страдание, мелькнувшее в пламени зрачков, подавленное нечеловеческим усилием воли.

Тийна оперлась спиной о резную спинку скамьи, заметила, что все еще держит в руках священную чашу. Сегодня повсеместно проливается вино из лучшего винограда на алтари Богов, а она пьет воду… и так не выветривается из головы тяжелый хмель. Снова перед ней возник взгляд Сехера…

– О, Изида, заставляющая свет сиять, дух Далекой Звезды! Ты, источник Силы в благотворном свете Луны! Ты научилась магическим словам у Тота, твой Ка [35] охраняет тебя; к тебе, забирающей в свое лоно мертвых и дающей надежду и исцеление живым, обращается Жрица, посвященная в твои таинства… Дай мне прозрение мудрости, дай силы увидеть путь, по которому предстоит пройти. Дай мне свет, озаряющий смысл пути!..

Жрица Изиды опустила усталые веки, поставила рядом с собой чашу, на дне которой оставалось чуть-чуть воды, и застыла в ожидании Ответа…

Послышался топот сандалий по каменному полу террасы. Никто не смел беспокоить ее здесь! В гневе она открыла глаза – испуганный мальчик, одетый в праздничную одежду в черно-белые полосы, юный неофит [36], обучающийся у магов храма Тота, стоял, дрожа от страха, и готовый заплакать. Он знал, что нарушил покой жриц. Подобное поведение было неслыханным!

Однако господин, пославший его, внушал ребенку такой трепет, что одна только мысль о том, чтобы ослушаться приказа, приводила его в ужас. Тийна смягчилась, увидя его огромные черешневые глаза, широко раскрытые и полные мольбы. Мальчик нервно переминался с ноги на ногу, не решаясь вымолвить слова. Ей стало смешно.

– Подойди сюда, не бойся. – Она поманила его рукой. – Будущему служителю великих Богов не пристало дрожать от страха. Тебя послал кто-нибудь?

– Прости, великая госпожа, мою дерзость…

Мальчик полез за пазуху, долго возился, не в силах совладать со своим волнением, – наконец, достал тонко свернутый позолоченный свиток папируса, продетый в золотое кольцо с личной печатью Верховного Жреца Сехера. Потупив взор и низко согнувшись, с почтением подал его Тийне.

– Это… – Он явно боялся даже вымолвить имя своего повелителя, но в этом и не было нужды.

Она сразу узнала тонкий аромат заморских смол, курящихся в святая святых Храма Тота, и эту печать. Сердце ее тяжело забилось, а вдох словно застрял в горле. Не сразу удалось восстановить видимость спокойствия. Она долго молчала.

Мальчик тревожно моргал, не понимая, что происходит. Наконец, женщина справилась с подкатившей к горлу тяжелой судорогой, протянула руку, и едва не выронила драгоценный папирус, словно он обжег ее.

Выработавшимся за долгие годы чутьем она уловила, что не стоит ни называть имени отправителя, ни благодарить. Сделав милостивый знак рукой, жрица отпустила ребенка, который опрометью бросился прочь, громко стуча подошвами сандалий.

Некоторое время она просто сидела, опустив руки на колени, – тихо журчала вода в пруду, в прозрачной глубине суетились юркие серебристые рыбки. К женщине медленно возвращалось спокойствие, но не полное, не абсолютное, как раньше. Просто бьющая через край тревога опустилась на дно, затихла там, в любой момент готовая подняться и захлестнуть ее с новой силой.

Тийна несколько раз глубоко вдохнула прохладный влажный воздух, напоенный острым запахом малиново и бело цветущих вокруг кустов. Издалека чуть слышно доносились голоса юных жриц, разливающих воду, взятую из Нила и очищенную, используемую для специальных возлияний и окроплений. Она сняла со свитка испещренное магическими знаками золотое кольцо и развернула папирус.

«Учись сохранять свои намерения в тайне», – так наставляют любого, вставшего на путь познания Высших Посвящений. Поэтому тот, кто отправил послание, умел писать между строк, и знал, что получатель сумеет между строк прочитать. Итак, в ничего не значащем на первый взгляд тексте, сообщалось, что Тийну будут ждать, когда заходящее солнце окрасит пурпуром пески пустыни, около заупокойного храма царицы Хатшепсут, что у нее есть достаточно времени, чтобы уйти незамеченной и явиться неузнанной.

Место у храма довольно пустынно, только серебристые оливы провожают солнечный диск в его ежевечерний путь за край земли. Сумерки разливаются вокруг лиловыми тенями, в тишине долины слышно хлопанье крыльев ночных птиц, их низкие тревожные крики…

Тийна любила сидеть тут, слушать шуршание песков, смотреть на четкий очерк растущих вдалеке пальм. И думать – о жерновах реальности, перемалывающих все и вся, о Ладье Ра, напоминающей о течении времени, о свете далеких звезд, глядящих на нее своими блестящими глазами, мерцающими, словно обещая ей что-то, чего она не в силах была понять.