Изувер - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 8

— Значит, сведения, сообщаемые в автобиографии, — ложь, — констатировал Ворожищев.

— Ну да! Фронтовик, контуженный — такое вызывает уважение. Но это далеко не первая и не последняя ложь Ветрова. Трудовой стаж, по документам, начинается у него якобы с 1 924 года, то есть с пятнадцати лет. И вот я думаю: не организовал ли Александр Карпович себе шизофрению сам?

— Чтобы избежать отправки на фронт?

— Вот именно.

— Но ведь выписка из истории болезни подлинная, — сказал Ворожищев.

— А болезнь могла быть мнимая. Симуляция. Как видно, Ветров никогда не стеснялся в выборе средств. Обманы и подлоги — это стиль его жизни.

Чтобы выяснить, болел Ветров шизофренией или нет, Гольст вынес постановление о назначении посмертной судебно-психиатрической экспертизы.

Следственная группа, возглавляемая В. Г. Гольстом, работала в тесном взаимодействии с уголовным розыском. Непосредственное участие в расследовании принимал капитан Леонид Витальевич Самойлов, опытнейший работник городского управления внутренних дел. С Владимиром Георгиевичем они встречались чуть ли не ежедневно.

Как уже говорилось, Гольст не исключал возможности, что к исчезновению Ларисы Ветровой и гибели ее родителей мог быть причастен один и тот же человек. Розыскное дело Ларисы было затребовано из Быстрицкого отделения милиции. Владимир Георгиевич попросил Самойлова обратить особое внимание на тот факт, что девочку незадолго до исчезновения видели якобы с незнакомым мужчиной.

Снова были допрошены соседи Ветровых по даче. Где, когда видели Ларису с тем человеком? Как он выглядел?

Из местных ли? Капитан тщательно изучил картотеку лиц, состоящих на учете в районной милиции.

Когда следователь поинтересовался у Самойлова результатами, тот ответил:

— По существу, Владимир Георгиевич, никаких определенных примет о том мужчине никто сообщить не может. Более того, я так и не нашел ни одного человека, который бы лично видел Ларису с ним. Короче, тетя Маша слыхала, что бабка Дарья видала…

— Считаете, сплетни?

— Похоже.

— И все же надо искать возможного соблазнителя.

— Разумеется, — кивнул Самойлов. — Но… — он улыбнулся. — У кого это из писателей: трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно…

— Если кошки там нет, — тоже с улыбкой закончил Гольст. — Однако, как говорится, дыма без огня не бывает.

Лариса, судя по показаниям знакомых, была не по годам развита, с мальчишками заигрывала.

— Уж кто действительно не по годам вел себя с представителями противоположного пола, так это ее старший брат, — заметил капитан.

— Борис?

— А кто же еще. Родители, мне кажется, закрывали глаза на то, что их сын слишком рано узнал женщин.

— Есть факты?

— Судя по тому, что говорят соседи и знакомые… Когда родители и сестра бывали на даче, Борис приводил девушек на городскую квартиру. А когда пустовала дача — заявлялся с компанией туда. Причем женщины каждый раз были разные. Некоторые значительно старше самого Бориса.

— А может, родители об этом ничего не знали? — высказал предположение следователь.

— Трудно поверить, — ответил инспектор уголовного розыска. — Я понимаю, парень он привлекательный…

— Интересный, — согласился Гольст.

— Но ведь родители должны были как-то сдерживать его. Воспитывать, что ли, цельность, высокие нравственные качества. — Увидев, что следователь задумался, капитан спросил: — Появилась какая-то идея?

— Очередная. Я вот что думаю: а не замешана ли тут ревность? Точнее, месть на почве ревности?

— Возможно. Или месть за попранную честь сестры, дочери…

— Вот-вот, — подтвердил Гольст. — Поработайте в этом направлении.

— Хорошо, — кивнул Самойлов.

Через несколько дней капитан сооб щил Гольсту, что в прошлом году у Бориса Ветрова была какая-то неприятность, связанная с одной девушкой — Мариной Зубовой. А этой весной вернулся из армии брат Марины — Виктор и якобы обещал рассчитаться с Борисом. Более того, Виктора Зубова вроде бы видели в Быстрице незадолго до трагических событий на даче Ветровых.

Гольст решил побеседовать с девушкой. Марине только-только исполнилось девятнадцать лет. Она очень смущалась.

Тактично, без нажима, Владимир Георгиевич все же сумел добиться то нее показаний.

— В прошлом году я лежала в городской больнице… — начала рассказывать Зубова.

— А что у вас было?

— Ревмокардит. Там красивый двор, как парк. Гулять можно. Сижу я как-то вечером на скамеечке, смотрю, идет Боря Ветров. В белом халате…

— Вы были знакомы раньше?

— Ну да! Я знала, что Боря учится в медицинском. Он подошел ко мне, поздоровался, поинтересовался, что со мной. Я сказала, что лежу в четвертом отделении. А он в это время был на практике, и как раз в ту ночь у него было дежурство. Боря спросил, в какой я палате. Когда поужинали и легли спать, он пришел. Говорит — пойдем, послушаем музыку, а то, мол, здесь скучища.

Я пошла. А что? Действительно, в больнице от тоски не знаешь, куда деваться.

Он повел меня на другой этаж. Зашли в какую-то комнату. Там были только столик и лежанка, обитая дерматином, ну, как в больницах бывает. В комнате находился еще один врач, вернее, практикант, как я потом поняла…

— Кто такой?

— По-моему, они с Борисом учатся вместе.

— Его имя, фамилия?

— Борис называл его фамилию…

Полонский!

— А имя?

— Не помню. Еще там была медсестра Таня. На столе — две бутылки вина, бутерброды с колбасой. Я спрашиваю:

где магнитофон? Полонский смеется:

еще, мол, не купили. И предлагает мне выпить. Я стала отказываться, потому что врачи категорически запретили мне пить спиртное. А Борис на полном серьезе заявил, что все это ерунда и никакой болезни у меня нет, просто издержка переходного возраста. В общем, уговорили выпить…

— Вы пили? — уточнил следователь.

— Все пили… Потом поиграли немного в карты. Ну, еще выпили… Я опьянела… Полонский и Таня куда-то ушли…

Борис опять заставил меня выпить, произнес тост за мое выздоровление…

Потом стал целовать меня… А дальше я не помню…

— Еще пили?

— Кажется. В общем, когда я проснулась, то свет не горел и в комнате никого не было. Я одна и… и… ну, в общем, совсем без ничего… Без одежды…

Зубова замолчала, опустив голову.

— А где был Ветров? — осторожно спросил Гольст.

— Не знаю. Мне было очень плохо…

И голова, и все тело болели… Страшно стало: вдруг узнают?

— О чем?

— Ну… — Зубова замялась. — Борис имел со мной близость…

Из дальнейших ее показаний выяснилось, что о ночной попойке в больнице стало известно главврачу. Поднялся шум. Борису грозили большие неприятности в институте, но как будто отцу удалось замять скандал. Пострадали Таня (она ушла с работы «по собственному желанию») и Марина, которую тут же выписали.

— Ну что ж, — сказал Гольст, обсуждая эту историю с Самойловым, — основания для мести у Виктора Зубова имелись серьезные.

— Правда, погибли родители, а не Борис, — заметил капитан.

— А до этого — исчезла Лариса. Может, око за око, зуб за зуб? Надо проверить, какие у Виктора друзья, где он был в день пропажи девочки и в ночь, когда погибли Ветровы-старшие.

— Проверим, — кивнул Самойлов.

— Было бы интересно также узнать, не случались ли у Бориса Ветрова и другие неприятности, подобные этой.

Сергей Михайлович Ворожищев еще раз допросил кое-кого из родственников Ветровых.

— Наша версия о том, что тут убийство, кажется, еще больше подтверждается. Косвенно пока, — сказал он, делясь с Гольстом своими впечатлениями.

— Выкладывайте подробнее, Сергей Михайлович, — попросил Гольст.

— Интересные сведения сообщила сестра Ветрова-старшего Ангелина Карповна. Она была очень близка с братом. Говорит, что поражалась самообладанию Александра Карповича. В те дни, когда пропала дочка, он лучше всех держался в семье. Переживал, конечно, но духом не падал. Искал мастеров для камина…