Зеленый омут - Солнцева Наталья - Страница 6

– Да, конечно, – Нина вздохнула. – Ты все посмотрел?

– Почти. А что за девушка эта Алена?

Нина усмехнулась.

– И ты туда же! Артур чуть с ума не сошел, пока уговаривал ее позировать, прямо одержимым стал. А потом написал картину, и успокоился. Как будто сила вся из него вышла, интерес пропал. Совсем.

– И все-таки, кто она?

– Да правнучка деда Ильи, к которому Артур любит ездить. Странная семья. Дед с бабкой, почти столетние, живут в глухом лесу, одни. Рядом деревня, там их дочка живет – баба Надя. Поэма, а не женщина. «Кулак» в юбке! У нее есть единственный сын Иван, который с ней проживает. То ли помешанный, то ли убогий какой. Молнией, говорят, его стукнуло, с тех пор он изменился до неузнаваемости, выглядит стариком, хотя ему еще пятидесяти нету. Жена у него была красавица, сбежала с любовником в город, бросила его с трехлетней дочкой. Это Алена твоя и есть. Баба Надя и ее, и Лиду вырастила.

– А Лида кто?

– Сестра Аленкина. Чудесная девушка. Откуда она у них взялась, непонятно. В деревне говорят, что жена Ивана, шалава непутевая, нагуляла ее в городе, да и привезла Ивану. Они, дескать, с бабой Надей, вырастят. Так и вышло. Обе сестрички уже взрослые: Алене двадцать три, а Лида на пару лет моложе…

Банкетный зал тонул в полумраке. Гости уже основательно подвыпили и развеселились. Сергей никак не мог успокоиться. Нина долго сидела с ним за отдельным столиком и рассказывала об Артуре, о том, что с ним происходит в последнее время. Какие непонятные вещи творятся в их доме на окраине города, какие странные люди приходят к художнику. Не удивительно, что Артур впал в депрессию, стал бояться собственной тени. Вот и на персональную выставку не решился прийти. На что это похоже?

Сергей пришел к выводу, что все выглядит действительно странно и зловеще. Человек в черном успел и к нему подойти пару раз, спросить не предвещающим ничего хорошего тоном, где Артур и когда можно будет с ним поговорить. Какие-то мрачные японцы, какой-то дед Илья. Сами картины и запечатленные на них образы возмущали спокойствие и вызывали неопределенный зуд в душе, манили в запредельное, туманное и волнующее.

Не признаваясь себе в этом, Сергей напряженно искал взглядом Алену. Неужели она не придет? Нина сказала ему, что девушка непременно явится на банкет, только попозже. Такое мероприятие она ни за что не пропустит. Негромкая музыка и сигаретный дым напомнили Горскому небольшой французский городок, где он влюбился в худющую, коротко стриженую Лили, которая курила ментоловые папироски, вставляя их в темный полированный мундштук, изящно держа его длинными пальцами. Она страшно любила серебряные украшения и унизывалась ими, как рождественская елка. Ее духи пахли хвоей и свежестью, а взгляд вечно блуждал, непонятно, где.

Сергей совершенно потерял голову, рассказывал ей о России в снегах, о Троице-Сергиевой лавре, о красных гроздьях рябины, сладких от мороза. Почему именно это? Он в который раз поразился тому, как мало себя знает. Он никогда не был ни сентиментальным, ни, тем более, верующим. Тем более странно, что его глаза наполнялись слезами, когда он представлял себе, как закутает тощую Лили в дорогую шубу и покатит ее на санях по Москве, или по питерской набережной, закрывая от сырого, пронзительного балтийского ветра своим телом, как будет согревать ее холодные узкие ладошки своим дыханием… Боже, какой идиот! Откуда взяться саням? Да и Лили вряд ли оценила бы подобную прогулку. Для этого нужно иметь совершенно другую душу!

Сергей был необыкновенно самолюбив. Когда родители Лили недвусмысленно намекнули ему, что дадут свое согласие на брак, только когда он представит доказательства своей материальной обеспеченности, способности достойно содержать их дочь, – он едва не рехнулся от любви и унижения. В течение года он умудрился в незнакомой стране найти компаньона и наладить свой собственный бизнес в дополнение к той работе, которую ему помогли найти родители. Питерская академия художеств дала ему прекрасную базу, да и сам он если не был талантлив, то, по крайней мере, способностями его Бог не обидел. Дела пошли в гору, деньги потекли, а вот желание жениться непонятным образом испарилось.

Сергей писал статьи об искусстве, помогал западным коллекционерам приобретать понравившиеся им произведения, давал консультации, делал переводы и еще многое другое, что поглощало его целиком. Он любил искусство и умел получать от него не только эстетическое наслаждение, но и неплохой доход. У него появились деньги, и теперь ему захотелось еще и славы. Его противоречивая натура жаждала крайних проявлений. Пускаясь без страха в самые бурные жизненные волны, он умудрялся оставаться холодным и беспристрастным в своей внутренней глубине. Даже любовь к Лили была скорее игрой, ролью, маской, под которой скрывалось равнодушие. Выполнив условия ее родителей, чтобы доказать то ли им, то ли самому себе, что никто не смеет сомневаться в его состоятельности, Сергей ощутил в сердце привычную пустоту. Лили там больше не обитала. Да и обитал ли там на самом деле хоть кто-нибудь? Холодное сердце вновь забилось ровно, как только он добился своего.

Им овладела новая страсть. Не к женщине. Эта страсть называлась по-другому – желание славы. Он решил написать книгу. Бестселлер. Чтобы о нем заговорили. Сергей не понимал, как это многие писатели, которых он знал, предпочитали оставаться в тени, скрывая себя под псевдонимом, избегая прессы и известности. Они не любили публику, и писали скорее потому, что нечто, переполнявшее их, должно было каким-либо образом вылиться, проявиться в видимых формах. Они не могли более держать это «нечто» в себе, и потому переносили его в свои произведения. Сергей желал совсем другого. Внутри него ничего не накапливалось, он, напротив, искал сюжетов у жизни, пытаясь какой-то экстравагантной темой взорвать общество, заставить его говорить о себе и восхищаться собой. Он решил написать роман о ведьмах. Не вымышленных, о которых писали многие, а самых настоящих, которые живут себе среди обыкновенных людей, ни о чем таком не подозревающих, и творят свои темные дела.

Итак, тема была определена. Но вот сюжет, натура… Где взять их? Ведьм он сам ни разу в жизни не видел. И если уж говорить серьезно, то и не слышал ни о чем подобном. Глупые сплетни и пустая, ничем не подкрепленная болтовня – вот и все, что ему удавалось выудить в попытках обнаружить героев для задуманного им романа. Он начал понимать Артура Корнилина, который готов был ехать за тридевять земель в поисках натуры для своих картин. Но Артуру было легче – его воображение давало ему неиссякаемое богатство образов, он видел странные сны, полные чудесных видений, из которых черпал вдохновение и сюжеты для своих необычных картин. Сергей же на этот счет не заблуждался: его фантазии были скромными и бедными, как воображение прилежного клерка, не простирающееся дальше его бумаг и рабочего кабинета. Он был превосходным исполнителем, но никудышним творцом. Горский признавал это за собой с неизменной холодной рассудочностью, которая была его внутренней сущностью, скрытой от глаз людей. Внешне он был способен сыграть любую роль, надеть любую маску с неизменным успехом. У Сергея было, впрочем, еще одно замечательное свойство характера – он никогда не отступал от задуманного, независимо от того, насколько невыполнимым оно казалось ему и другим.

– Нельзя так задумываться! – Нина Корнилина внимательно смотрела на него. – А то леший душу унесет!

Сергею показалось, что она подслушала его мысли, но этого, конечно, не могло быть.

– Откуда ты знаешь?

– Дед Илья рассказывал. Я с Артуром пару раз гостила в деревне, там много чего наслушалась.

– Куришь? – Сергей протянул ей сигареты.

– Спасибо, нет. Год назад бросила.

– А я закурю. Не возражаешь?

– Пожалуйста, – Нина застенчиво улыбнулась. Она была очень милой женщиной, кроткой и терпеливой. Только такая и могла быть рядом с Корнилиным.

– Расскажи мне еще об Алене.