Печать фараона - Солнцева Наталья - Страница 32

– Нечего острить! – рассердилась она. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. На неустойчивую психику легко влияют жестокие культы: человека «перемыкает», и он начинает драматизировать события вековой давности. У Зигмунда Фрейда есть термин: «влечение к смерти». Кстати, карфагеняне поклонялись не только Молоху, но и богине Танит, она носила титул «лик Ваала» и считалась его женской ипостасью.

– А среди «кровавых мальчиков» есть одна девочка, которая убивает, – с усмешкой подхватил сыщик. – Она насмотрелась церемоний господина Букина, возомнила себя великой, ужасной Танит и теперь помогает Молоху «утолять жажду». Только одну мелочь ты упустила, дорогая Ева: Букин на карфагенского жреца не тянет, он хитрый прохвост, мошенник, комедиант, без совести и морали. Но не убийца и не вдохновитель убийств, поверь моему опыту.

– Букин тут ни при чем, – Ева опустила глаза, наклонилась к его уху. – Это все Молох! Его позвали, он откликнулся. А Букин не так глуп! Сумел найти ту струнку в душе человека, которая постоянно натянута, – жизненный успех. Карфагену грех было обижаться на своего покровителя – золото текло в город столь же полноводной рекой, что и кровь на алтари. На плантациях трудились рабы, таможни не дремали, флот господствовал в Средиземноморье, отовсюду торговые караваны и суда свозили слоновую кость, мрамор, драгоценности, посуду, ткани, оружие, благовония. Изысканная культура, утонченное искусство, роскошь и нега, как ни странно, уживались бок о бок с патологической жестокостью.

– Карфаген пал, и хватит об этом! Там не найти ответов на интересующие нас вопросы. Кто, например, снимал помещение на «Щелковской»? Какое отношение имеет тепличное хозяйство к смерти Вероники? Что произошло с Мариной? Почему она разгуливает по коридорам общежития, тогда как Стас и подруга считали ее пропавшей?

– А та женщина... Хромова? – перебила Ева. – Она случайно не собиралась поработать в теплицах?

Глава 13

Старица

Зинаида Васильевна с жалостью смотрела на сына.

– Ты ешь, ешь, – подкладывала она ему на тарелку картофельное пюре. – Рыбки хочешь?

Сельдь бывшая учительница Хромова засаливала по собственному рецепту, с пряностями, в небольшой деревянной бочке. Валерик с детства такую любил. Но на сей раз отказался.

– Нет. Лучше сделай мне чаю с мятой.

Он жевал без аппетита, только чтобы не расстраивать маму.

– Похоронили Яночку? – робко спросила она.

Хромов молча кивнул. Он не собирался вдаваться в подробности.

– Ты не переживай так. Гляди, с лица спал, брюки болтаются. Не сложилась у вас любовь-то, чего ж убиваться? – Зинаиду Васильевну мучило любопытство, отчего умерла молодая женщина, ее бывшая невестка. – Болезнь, она никого не щадит.

Валерий отложил вилку, вздохнул. Он притворился, что не понял материн намек. Обсуждать обстоятельства гибели Яны не хотелось.

– Мам, ты не знаешь, где Колька Драгин живет? Он не развелся еще с женой?

– Вроде нет. Коля пить начал, у них скандалы пошли... дерутся, но не расходятся. Куда ж разбегаться, когда дети малые? Двое у них!

– Да ну? – удивился Хромов. – Надо бы повидаться.

– Только они из Старицы уехали. Мне давеча пенсию Вера приносила, соседка ихняя: поболтали мы с ней, знакомых вспомнили... кто жив, кто умер, у кого внуки уже растут. Она мне про Драгиных и рассказала. Мол, Кольку жена в деревню увезла, чтобы от дружков-пьянчужек его отвадить, живут в бабкином доме, скотину держат, огород. Да и детишкам вольготнее на свежем воздухе.

– Что за деревня?

– Рыбное, на самом берегу Волги. Когда-то детский лагерь там был, не помнишь?

Хромов задумался. Летние лагеря были неотъемлемой частью его детства: отпуск учительский длинный, вот мама и подрабатывала воспитательницей в лагерях отдыха для школьников. Денег всегда не хватало, а так и сын присмотрен, и заработок дополнительный обеспечен.

Валерий невзлюбил лагеря – жизнь по расписанию, хождение строем, культмассовые мероприятия вызывали у него не меньшее отвращение, чем музеи и походы по историческим местам. Такой уж он уродился – замкнутый, предпочитающий тишину и одиночество шумным компаниям.

– Ты меня лучше дома оставь! – упрашивал он Зинаиду Васильевну.

Но та ни в какую. Боялась – без ее неустанной опеки вырастет хулиган, не сладишь потом.

– Зачем тебе Драгины? – спросила мать, возвращая его из детства в печальное и тревожное настоящее.

– Колькина жена приходится дальней родней Яне, – нехотя пояснил Хромов. – Может быть, они еще ничего не знают. Не мешает сообщить.

Зинаида Васильевна всплеснула руками.

– Ой, верно! А мне-то невдомек! Старею...

После обеда Хромов поехал в Рыбное.

Деревня зимой выглядела уныло, заброшенно. По грязному снегу тянулись колеи, из-за заборов лаяли дворовые собаки. Некоторые дома пустовали, стояли с заколоченными окнами. Перспектив тут для молодежи никаких не было – рыбное хозяйство захирело, ферма пришла в упадок, клуб стоял без отопления и электричества, разваливался, – люди жили за счет подсобных хозяйств, ловили рыбу, сдавали молоко. Кто побойчее подались в поселок неподалеку, в Старицу, в Тверь – налаживать житье-бытье. А кто, наоборот, как Драгины, сбежали от цивилизации в глухомань, бездорожье. Во всем своя прелесть и своя необходимость.

Дом Драгиных Валерий нашел легко: первый после поворота в сторону клуба, – так ему подсказали местные на автобусной остановке.

Во дворе мальчик лет шести стрелял из рогатки по воронам. Он резво подбежал к воротам.

– Ты к нам, дяденька?

– А ты Драгин? – улыбнулся Валерий.

– Да.

– Тогда к вам. Родители дома?

– Мамка скотине варит, – картавя, старательно выговорил мальчик. – А папаня спит.

В будке у сарая грохотал цепью и заливисто лаял огромный рыжий пес.

– Не съест меня твой волкодав?

Мальчик покраснел от удовольствия, засмеялся, показывая редкие зубы.

– Не! Он добрый.

– Ну, веди меня в дом.

В кухне у печи хлопотала располневшая, совсем не похожая на тоненькую, застенчивую невесту, какой запомнил ее Хромов, жена Николая Драгина, Настя.

– Ой! – растерялась она. – Ты кого привел, Ромка?

– Я Валерий, муж Яны.

Женщина, не понимая, уставилась на гостя.

– Яна Вербицкая, – сказал Хромов. – Мы с ней познакомились у вас на свадьбе.

– Валера? – узнала наконец хозяйка. – Каким ветром тебя принесло? Ты ко мне или...

Хромов поспешил ее успокоить:

– К тебе, к тебе.

За стеной в комнате заплакал маленький ребенок, и Настя побежала к нему. Было слышно, как она ходит, скрипит половицами, что-то напевает, укачивая ребенка.

«Наверное, приняла меня за Колькиного дружка-алкаша, испугалась», – подумал Хромов.

Ромка схватил со стола оладью, начал жевать, зыркая исподлобья на гостя. От печи шел жар, пахло вареной картошкой, буряками; в огромном казане что-то булькало.

– Иди во двор, – тихо сказала Настя сыну. – Братика разбудишь.

Мальчик беспрекословно подчинился: взял еще пару оладий и вышел.

– Строгая ты, – усмехнулся Валерий.

Хозяйке было не до пустой болтовни. Ее ждала тяжелая деревенская работа – стряпня, стирка, уход за скотиной, потом, возможно, бессонная ночь с ребенком. Она устало опустилась на табуретку.

– Муж спит. Ты чего приехал-то?

– Тебе Яна кем приходится? – спросил Хромов.

Настя склонила голову набок, поправила волосы.

– Мама Яны была двоюродной сестрой... мужа моей тетки, кажется. Очень дальняя родня. А что?

– Тетка и ее муж живы?

– Оба покойники... давненько уже. Мы у Вербицких обычно останавливались, когда в Москву приезжали, а после... как мама Яны умерла, перестали.

– Почему?

– Яна странная... мы с ней близко не сошлись, и вообще, некогда разъезжать стало. Я родила, Колька запил... ссоры пошли чуть не до драки. Его с работы выгнали, ребенка кормить нечем, одевать не во что. Хорошо, родители помогали. Уговорила мужа закодироваться, он послушался... два года водки в рот не брал, а потом опять сорвался. Всё дружки его проклятые! Из одного запоя пускался в другой, пока мое терпение не лопнуло...