Печать фараона - Солнцева Наталья - Страница 22

По ночам Грушина лежала при свете и смотрела в потолок. Читать не могла, снотворные таблетки, купленные для нее Стасом, оказывали действие только к утру. Днем голова гудела, словно треснутый колокол, надоедливые острые молоточки били в висках, не переставая. С работы Вероника ушла, потому что была не в состоянии даже как следует предложить покупателю товар, посчитать деньги, – в каждом виделся посланник смерти. Вот сейчас... выхватит из кармана пистолет или нож... выстрелит, ударит... исполосует лицо бритвой. Кто ему помешает? «Алую маску» уже сколько времени ищут, и все без толку.

Почему Вероника представляла свою смерть именно такой? Наверное, играло воображение, наполненное ужасными образами: об «Алой маске» сплетничали и продавцы, и покупатели, и пассажиры в транспорте, и все вокруг. Добавляли, конечно, от себя много жутких подробностей, дабы нагнать на слушателя побольше страху. А Грушина и так вздрагивала от каждого шороха.

Она перестала выходить из комнаты. Продукты привозил Стас или приносила соседка по общежитию, Веронике хватало, потому что аппетит пропал. Свет раздражал глаза, болевшие то ли от недосыпания, то ли от слез, и она закрывала окно плотными темными шторами, сидела в полумраке, как летучая мышь.

Разговор с сыщиком разбередил душу. «Не найдет он Маринку... зря старается, – думала Вероника. – Пропала она навсегда, сгинула».

Сегодняшний день был похож на вчерашний как две капли воды. Тяжелая бессонная ночь, изнурительная тревога, тоскливое утро... Вероника ходила из угла в угол, в той же одежде, что ложилась спать: теплом спортивном костюме. Из-за морозов в общежитии стало холодно, батареи едва грели, а электрокамин Вероника не включала, экономила деньги. Стас обещал помочь, если она вскорости не найдет другую работу, но было неловко злоупотреблять его щедростью. В общем, она могла вернуться на рынок: прежний хозяин взял бы обратно.

– Наверное, так я и сделаю, – шептала Грушина, вспоминая, как они с Маринкой сидели, обнявшись, за накрытым на двоих новогодним столом, на фоне елки, наряженной в подаренные Стасом игрушки. Совсем недавно встречали вместе праздник, пили шампанское, загадывали желания! Казалось, впереди их ждет что-то хорошее... а получилось наоборот.

– В тепличное хозяйство одна не пойду, – говорила Вероника, мысленно обращаясь к подруге. – Мы ведь вдвоем собирались. Не получилось!

В дверь кто-то тихонько поскребся, наверное, женщина из соседней комнаты принесла хлеб и молоко. Ох и некстати!

– Поговорить нам с тобой не дадут, сестренка! – грустно прошептала Вероника и пошла открывать.

Раньше, будучи дома, они с Мариной дверь не запирали, только на ночь. Теперь все по-другому.

– Кто? – спросила Грушина, взявшись за ручку замка.

– Я...

Веронику будто ледяной волной окатило, по коже побежали мурашки.

– Ты, Маринка?

– Я...

– Господи! Господи... Да где ж ты пропадала-то? Или я сплю, а ты во сне ко мне пришла... утешить?

Бессвязно бормоча, Вероника дрожащими руками пыталась открыть замок. Он не поддавался. Наконец дверь открылась... на пороге стояла... Марина?

Яркий свет из коридора на мгновение ослепил Грушину.

– Не может быть! – ахнула она и попятилась.

Дверь с глухим щелчком закрылась, в сумраке комнаты перед Вероникой застыла пропавшая подруга. Она медленно сделала шаг вперед, раскрыла объятия, прошептала едва слышно:

– Я пришла за тобой.

– Мариночка-а-а-а! – захлебнулась в рыданиях Грушина, бросаясь к ней. – Я так хотела...

Сильный, острый толчок остановил ее... отбросил назад, лишил опоры. Внутри разлилось что-то горячее, ярко вспыхнуло и... погасло...

Славка, весь в снегу, ввалился в прихожую.

– Устал, как черт! Продрог, есть хочу!

Ева покачала головой.

– Ты бы еще утром явился...

– ...и потребовал жареной картошки, – дополнил сыщик. – Гусь остался?

– Иди, отряхивай снег на лестнице, – вздохнула Ева. – Пойду разогревать картошку и гуся. Посмотри, который час!

– В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь... – дурачась, пропел он. Послушно отправился на площадку очищать от снега куртку и спортивную шапку.

Когда вернулся, из кухни уже запахло гусем.

– Водки дать? – спросила Ева.

– Конечно! Ты же не хочешь вместо мужчины иметь дело с ледяной статуей? Представь, я чудом не превратился в нее! И все из-за Молоха, великого и ужасного. А на поверку оказалось – мыльный пузырь. Страшилка лопнула, едва я к ней прикоснулся.

– Как это?

Смирнов очень проголодался, он глотнул водки и принялся жевать черный хлеб.

– Селедочка! – услужливо воскликнула Ева, воспроизводя интонацию известной фразы «Кушать подано». – Картошечка! Мясо птицы! Малосольные огурчики!

– Когда ты успела?

– Что-то свыше подсказало мне: «Вставай, женщина, иди, разжигай очаг, готовь еду для охотника! Он замерз и зверски голоден! Если ты вовремя не накроешь стол, он съест тебя!»

Она засмеялась, села напротив Смирнова, и, подперев рукой щеку, наблюдала, как он ест.

– Ну, рассказывай.

– С полным ртом неприлично.

– Ладно, сегодня можно, – милостиво разрешила Ева.

– В общем, я несколько часов простоял в подъезде, жутко окоченел... потом перешел в соседний, прикинулся там ухажером некой Вальки. Любовь греет, но не фальшивая, а настоящая. Поскольку я только притворялся несчастным влюбленным, пришлось переминаться с ноги на ногу, стучать зубами и бегать к теплой батарее. Несмотря на нечеловеческие условия, я продолжал оставаться на посту, и... Фортуна вознаградила меня за терпение. Появились служители культа Молоха и их последователи, всего тринадцать человек! Пока они правили свою «черную мессу», я отправился в круглосуточное кафе пить горячий чай, решив дожидаться окончания церемонии там...

Он постепенно увлекся рассказом, Ева слушала, стараясь не пропустить ни одной подробности. Они оба перенеслись туда, на окраину города, в холод и ночную метель.

Сыщик описывал, как он выскользнул из кафе и на некотором отдалении последовал за двумя мужчинами – Главным и его охранником. Мороз и густой снег делали слежку легкой, мужчины шли, подняв воротники, не оглядываясь. Они не подозревали, что в такую погоду кто-то отважится пуститься за ними следом. «Только бы они не сели в машину», – молился Всеслав. И снегопад лишил их этой возможности.

Мужчины попробовали поймать такси – тщетно, – махнули рукой и направились к метро. Самый надежный вид транспорта не подвел: через полчаса они вышли из подземки на «Новослободской». Очевидно, Главному охрана была нужна больше для солидности, нежели с иной целью.

– Почему ты решил, что это именно Главный? – спросила Ева.

– Многолетняя практика наблюдения за поведением людей позволяет отличить основную фигуру от второстепенных персонажей, – охотно объяснил Смирнов. – Здесь имеет значение множество неуловимых штрихов, мелких, но несущих определенную информацию. Как человек держится, например, когда он приходит в офис и уходит оттуда, как по отношению к нему ведут себя окружающие... и еще куча всяких «как». Если быть внимательным, можно даже не слышать, о чем люди говорят, – достаточно визуального контакта. Ошибки случаются редко.

– То есть твои догадки насчет Главного оправдались?

– Целиком и полностью. Мужчины, которые последними покинули помещение общества «Молох», расстались около одного из домов. Охранник довел Главного до подъезда с кодовым замком, и они попрощались. Я сделал вывод, что им просто по пути: они живут рядом, а сопровождать Главного до квартиры нет никакой нужды.

– Выходит, охрана в «Молохе» необходима для поддержания порядка при совершении ритуалов?

– Полагаю, да. Ну и для солидности. Какая уважающая себя организация подобного рода не имеет охраны? Это уж совсем низкий уровень. Так вот... Главный входит в подъезд, я вскакиваю за ним, – каюсь, пришлось легонько стукнуть его сзади по шее.