Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья - Страница 45

Бухгалтерша вздохнула, со стоном выпрямилась. Поясница ее была обвязана шерстяным платком.

– Спасибо, – сказала Феодора и торопливо вышла.

Перед зданием сельсовета зеленела поросшая молодой крапивой клумба. Сквозь уложенный вокруг нее кое-как асфальт пробивалась трава. Феодора вздохнула, пошла по направлению, указанному седой дамой.

Деревянная пятистенка бывшего директора, крытая новенькими листами жести, оказалась пятым по счету домиком, окруженным старыми яблонями и грушами, на левой стороне улицы. Вдоль забора росла нерасчищенная смородина, в кустах возился старик в ватнике и кирзовых сапогах.

– Николай Емельяныч? – поздоровавшись, окликнула его Феодора.

– Ну, я.

– Мне дали ваш адрес в сельсовете, – сказала она. – Вы когда-то создавали отряды следопытов?

Старик выпрямился, положил секатор в карман ватника и подошел ближе.

– Было такое дело.

– Можно с вами поговорить?

Он пригласил гостью в холодную горницу, предложил сесть.

– Я летом не топлю, дрова экономлю, – оправдывался он, ощущая неловкость за свой неприкаянный быт. – Но чаек сейчас поставлю, согреемся. И самогоночка у меня есть. Хотите?

Феодора вежливо отказалась. Старик, кряхтя, подбросил в почерневшую печь пару поленьев.

– Печку вот побелить бы надо, – жаловался он. – Сад привести в порядок, огород обработать. Да здоровье не позволяет. Мне уже за восемьдесят, суставы болят, спина ноет. А лекарства-то нынче недешевы, вот и спасаюсь самогонкой – она у меня и для внутреннего, и для наружного применения.

Закопченный чайник закипал медленно, и Феодора принялась расспрашивать Николая Емельяныча о прошлом, об истории Рябинок, исподволь подбираясь к занимавшему ее факту. Старик охотно вспоминал ребят-следопытов, походы, раскопки и прочие приключения.

– Мальчишек нельзя без присмотра оставлять! Им наставник требуется, дело увлекательное, романтика, тогда они ни к водке, ни к наркоте не потянутся. А сейчас ребятишки никому не нужны, даже собственным родителям.

Бывший предводитель следопытов показывал гостье источенные временем наконечники стрел, пряжки, детали конской сбруи.

– Татарские, – объяснял он. – Со времен нашествия Девлет-Гирея в нашей земле остались. Мы с ребятами много подобных вещиц откапывали, в музей сдавать возили.

У Феодоры крутился на языке вопрос о сыне Николая Емельяныча – чего ж, мол, он своего парня недосмотрел? – но она сдержалась, промолчала. Есть категория людей, которые любят учить других, вместо того чтобы улаживать свои собственные проблемы. Потому они и выбирают профессию педагога.

– Я недавно живу в Рябинках, – сказала Феодора. – У нас с мужем дом на холме, у леса. Говорят, при строительстве, когда рыли котлован под фундамент, наткнулись на старинную кладку. Что это могло бы быть?

Старик подумал, пожевал губами. Щетина на его квадратном подбородке уже совершенно побелела, походила на изморозь. Белые волосы были подстрижены ежиком.

– Леший холм, так его исстари называли, – вздохнул он. – Худое место для дома выбрали.

– Почему худое?

– Лешие его облюбовали, там у них под землей свои хоромы. Когда я пацаненком бегал, ребятишки деревенские, да и взрослые, вкруг холма ни ягод, ни орехов не собирали – боялись. Там орешник рос – загляденье! А рвать не моги. Если на тебя леший рассердится – несдобровать: или в речке утонешь, или в избе угоришь, или хворь какая прицепится. Так наши деды думали, передавали из уст в уста.

– Вы в это верите? – усмехнулась Феодора.

– Дитём верил, а когда вырос, стал интересоваться, расспрашивать всех, что за Леший холм такой. Оказалось, не простое местечко, в давние времена там какие-то палаты стояли. Я сам в Москву ездил, по библиотекам ходил, по архивам, выяснил – те палаты принадлежали опричнику, потом они сгорели. А место было до того, или после, вотчиной Стрешневых. Точно уже и не припомню.

– Кто такие Стрешневы?

– Один из Стрешневых приходился тестем царю Михаилу Федоровичу, он заведовал чуть ли не Приказом золотых дел. Так что на месте сгоревших палат построили новые, и были под ними глубокие подвалы, до шести метров, а из тех подвалов вел ход в нижние подземелья. Но и это строение сгорело, разрушилось, потому как бояре с лешими не договорились. С тех пор холм орешником порос, деревьями, настоящий лес вокруг поднялся. А теперь вы на нем решили дом соорудить и поселиться.

– Чепуха! – возмущенно воскликнула Феодора. – Неужели вы серьезно... про леших? Это же смешно!

– Как вам живется в этом доме? – хитро прищурился Николай Емельяныч.

Феодора молча опустила глаза.

– То-то! – поднял он вверх указательный палец. – Не зря же вы ко мне пришли? Век тому назад никто в Рябинках не считал слухи о Лешем холме чепухой. Там дорога мимо проходит, так по ней днем боялись ездить, не то что ночью. Крюк делали в два километра, чтоб дурное место обогнуть.

Мурашки страха побежали по телу Феодоры. Она вспомнила, что и теперь мало кто проезжает мимо корнеевского поместья, расположенного в стороне от деревни, особняком.

– Почему же? – ощущая образовавшийся в горле комок, выдавила она.

– Когда лешие под землей гульбище устраивали, жуткие звуки вокруг холма были слышны – стоны, завывания разные, плач и смех, вопли, бормотание. Боязно становилось одинокому путнику или ездоку, да и компания не спасала. Страх заразителен, быстро передается от человека к человеку.

– Что ж, прямо-таки завывания из-под земли раздавались? Вы сами слышали?

– Самому не приходилось, слава богу, – мелко перекрестился старик. – Люди рассказывали, они зря врать не будут. – Он помялся. – Перед войной, в сороковом году, такая оказия случилась: председателю колхоза вся эта нечистая сила надоела, вызвал он из райцентра милицию, послал туда разбираться. Оказалось, что кто-то у подножия Лешего холма ход проделал внутрь, в подземелье, значит, замаскировал его и устроил молельню. Секта какая-то, раскольники или хлысты, я в религиозных течениях не знаток. Открыто они исповедовать свою веру не могли, вот и нашли пристанище в подвалах бывших палат. Тогда их разогнали, ход засыпали, чтоб другим неповадно было, и все.

– Выходит, лешие тут ни при чем, – вздохнула с облегчением Феодора. – Шутите вы со мной, Николай Емельяныч! А я уже почти поверила.

– В каждой шутке есть доля истины, – улыбнулся бывший директор школы. – Странное место вы для своего дома выбрали. Я бы сказал, зловещее! Как это принято нынче называть, с плохой энергетикой. Ведь неспроста там пожары случались, и пришло оно в запустение не без причины...

– И хлысты его облюбовали благодаря худой славе, – продолжила Феодора. – Так?

– Похоже.

– А теперь мы поселились!

Старик развел руками,

– О вас пока судить не могу. Рано! Время покажет.

* * *

Москва. Октябрь

– Давай я поговорю с матерью Хованина, – предложила Ева. – У меня это лучше получится.

Они со Славкой прогуливались в больничном дворике.

– Я Эдика не предупредил.

– И не надо. В его интересах тебя путать и держать в неведении.

– Думаю, ты все-таки ошибаешься, – возразил Смирнов. – Чем он тебе не приглянулся? Тем, что оружием торгует?

– Отчасти.

– Это ведь только бизнес!

– Род бизнеса тоже характеризует человека. Хотя ты прав, я предвзято отношусь к Проскурову. Наверное, он напоминает мне бывшего мужа.

– Вот так так! Интересно, что между ними общего?

– Подход к женщинам, – угрюмо сказала Ева. – Почему Проскуров долго не женился, перебирал? Он искал идеальную жену – скромную, строгую, умную, с высшим образованием, порядочную, неприступную, хорошо воспитанную, из добродетельной семьи, красивую, молодую, девственную. Еще перечислять?

– Считаешь, правильно жениться с бухты-барахты, как я на Жанне когда-то? – не согласился Смирнов. – Не успел опериться, погоны получить, как обзавелся законной супругой. Потом после недолгого счастья – разочарование, развод, пустота в душе.