Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья - Страница 42

Они проговорили до часу ночи. Уже засыпая, Смирнов подумал о кирпичах. Где Олег их взял? В каком-нибудь подземелье? Но не в Симоновом монастыре, иначе Мальцев был бы в курсе событий. А не скрывает ли что-то этот патриот памятников старины? Надо бы еще раз встретиться с Уваровой.

Глава 17

Рябинки. Пять месяцев тому назад

Феодора и Владимир жили как любовники, которые то охладевали друг к другу, то пылали от страсти. Последнее случалось все реже и реже. Царившая в доме атмосфера затаенного страха обостряла или притупляла любовное влечение, в зависимости от обстоятельств. Жена Корнеева подозревала, что Матильда подмешивает ей снотворное в кофе и чай.

– Пустое, – укоряла она себя в беспочвенной неприязни к домработнице. – Зачем этой глухонемой женщине нужно заниматься столь сомнительными вещами?

Загорался прежней страстью в основном Владимир – но периоды пауз между сексуальными приливами становились длиннее. Феодора тщетно искала в своем сердце отголоски интереса к мужу, ее либидо угасало стремительнее, чем таял от лучей солнца последний снег. Прошлогодняя листва тлела за заборами деревенских усадеб, и так же уныло тлели надежды Феодоры на продолжение любовной игры. Ставки были сделаны, а что дальше?

Она так и не почувствовала себя полноправной хозяйкой поместья, а Владимир старательно избегал людей. Корнеевы перестали выезжать из Рябинок, даже редкие посещения столичных театров, концертных залов и званых вечеринок прекратились. Странно, что Феодора совершенно не сожалела об этом.

С каждым днем отношения молодых Корнеевых становились все больше похожими на совместное проживание мужчины и женщины, не связанных никакими узами, кроме денежных обязательств и общего пространства обитания. Феодора ни на шаг не приблизилась к корнеевским миллионам, зато свекор сумел вызвать в ней искреннюю симпатию. Владимир явно уступал своему отцу по всем статьям. Петр Данилович оказался человеком по-настоящему умным, благородным, проницательным и смелым; в нем прослеживались истинно мужская сила, недюжинный талант игрока и авантюрная жилка, милые Феодоре. Сын же представлял собой жалкую искривленную тень сего могучего дерева. Даже возраст не составлял его преимущества. В шестьдесят лет Петр Данилович при желании мог горы свернуть, тогда как его красавец сын влачил существование полумонаха или полузатворника, в которое он привносил порой дикие, невообразимые причуды.

Чего стоили, например, его круглосуточные бдения за закрытыми дверями кабинета или «лунные прогулки», как он называл сидение на скамейке в саду и созерцание лунного диска. От его глаз, блестевших в лунном свете, у Феодоры мороз шел по коже. Ее тянуло прочь из Рябинок, в суету и многолюдье Москвы, в такие понятные ей типовые квартиры, торговые залы магазинов, салоны троллейбусов и вагоны метро. Ей нравились встречи с Петром Даниловичем, которые заставляли сильнее биться ее холодноватое сердце. Их неторопливые, степенные беседы – с изюминкой, незаметно и эффектно преподнесенной господином Корнеевым, его подчеркнутая любезность и скрытое восхищение, которого он не показывал, но которое Феодора ощущала всеми фибрами своей пробуждающейся души, волновали ее.

– У тебя в груди вовсе не камень, невестушка, – усмехался пожилой джентльмен. – Только ты еще об этом не знаешь. Недаром я подарил тебе опал «Жар любви»: драгоценные камни просто так не переходят из рук в руки – они отыскивают своего владельца мистическим путем и стремятся к нему. Носи опал, доставь старику удовольствие!

«Какой же ты старик? – думала Феодора. – Это сын у тебя состарился раньше срока, усох, как больная ветка».

– Вы мне льстите, – говорила она вслух, пряча глаза. – Но почему-то не хочется вас разочаровывать.

Она начала надевать ожерелье с опалом каждый день, а потом просто перестала снимать его. Камень словно согревал, оберегал ее, успокаивал во время приступов страха, накатывающих без видимой причины.

Однажды во время совместного ужина, ставшего редкостью, Владимир и Феодора сидели в столовой. Они пили подогретое красное вино, закусывали цыпленком, приготовленным Матильдой по французскому рецепту, и лениво перебрасывались фразами. Вдруг Владимир напрягся, перестал жевать и уставился на лестницу, ведущую на второй этаж...

– Что там такое? – холодея, спросила Феодора.

Она подняла голову, но ничего не увидела.

– Показалось, – отмахнулся супруг. – Не обращай внимания. – Он принудил себя перевести взгляд на бутылку с вином, налил полный стакан. Спросил жену: – Выпьешь?

– Нет.

– А я, пожалуй, выпью!

Корнеев осушил стакан до дна, на его скулах ходили желваки. Вести себя как ни в чем не бывало стоило ему огромных усилий. На лбу и над верхней губой выступили бисеринки пота.

– Что-то было на лестнице? – невинным тоном поинтересовалась Феодора.

Владимир молчал, борясь с собой.

– А... ты ничего не видишь? – наконец выдавил он.

– В смысле? – прикинулась непонимающей она. – Вижу стену, светильник, ступеньки, перила...

Молодой человек с шумом выдохнул воздух.

– И все?

– Все...

Феодора ощутила поднимающуюся в груди волну страха.

– Я пойду к себе, – произнес сквозь зубы Владимир. – Устал.

Он поднялся и пошел к лестнице, опустив голову. Старательно держась ближе к перилам, неуклюже, бочком, он обогнул воображаемое препятствие и скрылся в коридоре. Через мгновение хлопнула дверь его кабинета. У Феодоры пропал аппетит: она кое-как дожевала поджаристое цыплячье крылышко, глотнула вина. Вкус напитка был совсем не тот, что десять минут тому назад, когда она наслаждалась его изысканной терпкостью и ароматом, – горечь, кислота, оттенок брожения. Страх искажал все, к чему прикасался, в том числе и удовольствие от еды.

– Тьфу, тьфу! – прошептала Феодора, избегая смотреть на лестницу. – Сгинь! Пропади!

К кому она обращалась? Тело сотрясала мелкая дрожь, а надо было подниматься наверх, в спальню, ложиться в широкую пустую постель, попытаться уснуть.

Месяц тому назад Владимир вдруг решил изменить внутреннее убранство дома, захотел купить новую мебель, шторы, люстры и ковры, обставить жилые комнаты как-то иначе. Феодора не вмешивалась, ей было все равно. Пользуясь тем, что супруг ездил по магазинам и салонам, она украдкой обследовала запертые комнаты. Складывалось впечатление, словно кто-то время от времени появляется там, чуть-чуть сдвигает вещи с привычных мест, задевает предметы, нарушает накопившийся слой пыли. Едва заметно... слегка.

«Может, это все нервы? – спрашивала себя Феодора. – Мой мозг начинает сдавать, придумывать несуществующее? Так люди и доходят до сумасшествия».

Проникнуть в интересующую ее дверку цокольного этажа все не удавалось. Замок не хотел открываться, хоть тресни! Среди дубликатов ключей были и такие, что не подходили ни к одному замку в доме. Шли дни. По утрам сад и двор, молодая трава покрывались росой; охранник лениво выгребал пожухлые листья, складывал в кучи у забора. Сырые, они не хотели гореть, дымили, окутывая территорию поместья сизым туманом.

Наконец переделка интерьера подошла к концу: дом приобрел иное качество. Какое? Феодора пока не могла определить. Стали преобладать яркие, контрастные цвета: черная мебель, красные шторы, большие напольные вазы синей расцветки, золоченые бра, карнизы, бронзовые статуэтки. Много свечей, много гобеленовой обивки. Тюли и капрон уступили место бархату и плюшу, тяжелому шелку; стеклянную посуду заменили керамика и металл. Повсюду в глиняных горшках росли крокусы и лаванда. Пространство жилых помещений было перенасыщено красным и черным, свечами, металлом, густыми цветочными запахами, все это и действовало на психику.

Феодора не позволила ничего менять в своей спальне, дело дошло до скандала. Владимир вспылил, но быстро успокоился.

– Как знаешь, – сказал он.

После очередной неудачной попытки забраться в заветную дверку нижнего этажа жена Корнеева решила пойти на хитрость. Она прикрепила свой волос внизу, на плотно пригнанный зазор между полом и дверным полотном. Потом объявила мужу и Матильде, что уезжает на пару дней к родителям. Старый прием разведчиков и конспираторов сработал. Возвращаться раньше времени Феодора не рискнула, приехала, как и обещала, на третьи сутки, улучила момент и проверила волос. Его не было! Значит, дверь открывали. Кто? Зачем? И почему тайком?