Испанские шахматы - Солнцева Наталья - Страница 30

Грёза, вне себя от тревожных предчувствий, торопливо смешала фигурки.

Глинский терпеть не мог запаха лекарств, болезни и смерти, поэтому с удовольствием вышел во двор, где вовсю звенела апрельская капель.

Потеплело. Мелкие сосульки свисали с крыш, сверкали на солнце. В воздухе стоял свежий и горький аромат весны. Черные ветки деревьев были мокрыми, по тротуарам бежали ручейки. Дети Курочкиных пускали в луже бумажные кораблики. Дворовая собака восторженно носилась за голубями. А мрачные подозрения и догадки насчет убийства Варвары Игнатьевны показались Жоржу наваждением, навеянным тоскливой атмосферой старого дома, который доживал свой век.

«Ничего, скоро тебя ждет праздник, – подумал он о доме. – Ты станешь еще лучше, чем был. Твои двери гостеприимно раскроются, впуская разодетую публику. Ты услышишь звуки музыки и хлопки открывающихся бутылок с шампанским, смех женщин и шутки мужчин. Твои люстры вновь загорятся, заблестит новый паркет, и легко, торжественно заскользят по нему танцующие пары… »

Высокий, как жердь, молодой парень в джинсах и черной куртке помешал Глинскому закончить сентиментальный внутренний монолог. Парень приблизился к дверям парадного, покачнулся и нырнул внутрь. Подчиняясь внутреннему импульсу, директор агентства «Перун» поспешил следом. В коридоре он схватил парня за рукав и не очень вежливо спросил:

– Эй, ты к кому?

– Какое т-тебе дело? – пьяно огрызнулся тот и дернул локтем. – Пу-усти!

Глинскому пришлось импровизировать.

– Дом в аварийном состоянии, – заговорил он, не особенно заботясь о правдоподобии своих объяснений. Главное – ошеломить собеседника обилием слов и громкой речью. – Здесь провода оголены и лестница вот-вот рухнет! Тебя покалечит, а мне потом отвечать? Под суд идти? Бродят такие где попало, а с меня потом начальство премию снимает. Не пущу!

– Ты… чего? – выпучил глаза парень. – З-здесь мой друг живет.

– Какой еще друг? Всех выселили!

– Как – вы… выселили? А Витька… Лопаткин? Где мне его и-искать?

– Лопаткин, говоришь? – Глинский ослабил захват, и парень выдернул рукав из его цепких пальцев. – Лопаткин еще, кажется, не переехал. Только его дома нет. Он на работе!

На сей раз Жорж говорил чистую правду. Приятель Лопаткина выглядел помятым, под глазами висели мешки. От него несло перегаром. «Алкаш! – констатировал Глинский. – С утра лыка не вяжет».

– В-вот облом! – расстроился парень. – Что же делать? Он мне д-денег обещал дать, вз…взаймы. Я ч-через весь го…го-род ехал. Н-нутро горит!

– Пойдем ко мне, – Глинский вежливо, но крепко взял парня под руку, и тот, не сопротивляясь, дал отвести себя на второй этаж, где в одной из пустых квартир уже нанятая Ирбелиным ремонтная бригада держала спецодежду, провода, доски и кое-какие инструменты.

Покупка дома была делом решенным, и строителям надлежало определить, что и как можно переделать, и составить предварительную смету.

Глинский толкнул запертую дверь, обрадовался отсутствию рабочих, открыл ее своим ключом и увлек внутрь приятеля Виктора Лопаткина. Не отдавал себе отчета в том, зачем он это делает, директор агентства «Перун» провел парня в холодную разоренную кухню. Там стояли колченогий стол и сбитые из досок на скорую руку лавки. Глинский еще вчера привез сюда несколько бутылок водки и спрятал в шкафчик под окном. На всякий случай. «Как знал, что понадобится, – похвалил он себя. – Ай да Жора!»

Водка произвела на парня магическое действие – он оживился, без разговоров плюхнулся на грязную лавку и вожделенно уставился на бутылку. Глинский поискал глазами одноразовые стаканчики, выбрал один почище и поставил на стол. Парень судорожно сглотнул слюну.

– Хочешь опохмелиться?

Парень кивнул и потянулся к бутылке.

– Э-э, нет, не так сразу! – охладил его пыл Георгий Иванович. – Я посторонним не наливаю. Сначала познакомимся, а потом выпьем! Усек?

– Угу… – промычал тот. – М-меня Костей зовут. С-синицын я!

– А я – инженер Петров. Давно вы с Виктором дружите?

– С детства. Мы н-на одной улице ж-жили. Потом Ви…Витька переехал.

– А работаешь где, Костя Синицын?

– Г-грузчиком… в магазине. Работал…

– Уволили, значит?

– За пьянку, – тряхнув головой, признался Костя. – Вся б-бригада бухает, а отдуваться пришлось мне о-одному!

Глинский сочувственно хмыкнул:

– Беда!

– В-выпить не на что! – пожаловался парень. – Жена у-ушла. Взаймы никто не д-дает. Я бутылки со…собирал, да бомжи прогнали. Это и-их… промысел. Слышь, дай глотнуть, а?

Он судорожно икнул. Глинский с выразительным вздохом налил ему неполный стаканчик. После водки Косте полегчало, язык перестал заплетаться, глаза его чуть прояснились, но все его внимание по-прежнему поглощала бутылка.

– Почему пить начал? – спросил «инженер». – Жизнь тяжелая?

– Да так, – махнул рукой Синицын. – Я хотел в шахматы играть, ну, это… профес-сионально. Не вышло. Ума не хватило! А кроме шахмат, мне все… по барабану.

«Опять шахматы! – отметил Глинский. – Это неспроста». И решил прощупать почву:

– А Виктор тоже любит играть в шахматы?

– Не-а… я его учил, учил, да без толку. Не каждому это дано. Зря я ему шахматы подарил… Он их все равно забросил.

– Я тоже шахматами увлекаюсь, – соврал Глинский. – Забава интеллектуалов!

– Во! А я что говорю? – оживился Костя. – Для шахмат мозги надо иметь. Это тебе не д-домино!

– И часто вы с Виктором играли?

– Иногда. А потом перестали. Мы на рыбалку ездили и Витькины шахматы с собой брали. Ну, один раз повезло нам: поймали щуку, уху сварили на костре… Как не выпить? Под хмельком решили сыграть партию – кто проиграет, тот будет котелок мыть. Не помню, чем рыбалка закончилась… – Он протянул «инженеру» стаканчик. – Налей еще!

Костя выпил водку одним глотком и замолчал.

– А в шахматы кто выиграл? – спросил Глинский.

– Не помню… как отшибло. Больше мы не играли.

– Поссорились, что ли?

– Не-а… просто мы тогда несколько фигур того… потеряли на речке.

– А твои шахматы? – удивился Глинский. – Тоже потерялись?

– Мои? – Парень долго смотрел на «инженера», пытаясь сообразить, чего тот от него хочет. – Так… я только и ездил к Витьке. А он ко мне – ни ногой. Они с моей женой не поладили, друг друга терпеть не могли. П-прямо как кошка с собакой!

Костя налил себе еще, Глинский не возражал. Вот и выяснилась тайна исчезновения шахматных фигур Виктора: он их потерял на рыбалке, будучи в подпитии. Никакого колдовства! И все же не мешает уточнить.

– Значит, с тех пор вы в шахматы не играли? – спросил Жорж.

Костя поднял на него припухшие глаза.

– Нет. Хотя… постой, кажется… один раз было…

То, что услышал дальше Глинский, заставило его глубоко задуматься. Он дал Косте пятьсот рублей, бутылку – с собой – и проводил его до автобуса.

В каждом жесте и действии краснощекой сиделки чувствовались сноровка и богатый опыт. Она сама знала, что требуется больной, и умело справлялась со своими обязанностями.

– Учитесь, деточка, – говорила она Грёзе. – Вдруг понадобится?

После смерти Варвары девушка все внимание переключила на Полину Прокофьевну. Та находилась в полузабытьи, один глаз у нее перестал открываться, губы свело, вряд ли она была в состоянии кого-либо узнать.

«Неужели это она… убила? – подумала Грёза и тут же устыдилась. – Человек тяжело болен, а мне черт знает что лезет в голову!»

Сиделка считала выздоровление Полины маловероятным и спокойно, обыденно поделилась своим мнением с девушкой.

– Вряд ли старушка встанет, – заявила она. – Организм изношенный, воля к жизни утеряна. Видишь, какое у нее лицо тусклое? Верный признак скорой смерти. Уж я-то знаю, у меня глаз наметанный.

Грёза заплакала.

– Ты что горюешь? – удивилась сиделка. – Для нее смерть – желанное избавление! Поверь. Каково так-то – бревном лежать да под себя ходить? – Она понимающе закивала, когда Грёза зажала уши: молодая еще, горячая и глупая – птенчик желторотый. И добавила: – Господь милостив к праведникам!