Иллюзии красного - Солнцева Наталья - Страница 48

– Лерочка, – говорила она жалобным голосом, – ты подменяешь цели средствами. Нельзя жить ради средств. Деньги, они хороши, когда есть на что их тратить с удовольствием. Посмотри, какие красивые цветы растут у нас на балконе! Все люди идут и оглядываются, они поднимают головы и смотрят. Я каждый день поливаю эти растения. Но зачем? Подумай! Это нужно для того, чтобы появились бутоны, которые распустятся и превратятся в большие красные цветы. Я поливаю их, чтобы любоваться. А ты, деточка, живешь для того, чтобы поливать. У тебя ложные цели… Это страшно.

Кое-что из сказанного мамой Валерия приняла к сведению, но главного, пожалуй, так и не уловила. Только теперь, после гибели Евгения, после всего того невероятного, что произошло с ней, она начинала в полной мере осознавать, что пыталась объяснить ей мама. Что-то в ее жизни пошло не так. Или все было неправильно с самого начала?

Мысли ее смешались, ушли в сторону, затем вновь вернулись к исходному пункту. Итак, она уронила пасхальное яйцо… О, нет! Как у нее оказалась эта серьга? Как Евгений мог поступить так с ней? Он же любил ее! Скорее всего, он не ожидал настолько трагического исхода. Страх закрался в его очень рациональное сердце, но практический подход к жизни взял верх. Может быть, именно это их объединяло – холодная рассудочность, житейская практичность прежде всего? Евгений решил на время оставить опасную вещь у нее, а потом, когда все успокоится, забрать. Так же незаметно. Да и зачем посвящать ее в такие мелочи? Расстраивать, беспокоить? Это лишнее. Валерия с ужасом подумала, что и сама, вероятнее всего, поступила бы так же, будь она на месте Евгения.

Однако, проклятая серьга преследует ее! Кажется, в том прекрасном сне, где белокурый офицер скакал с ней рядом на лошади по диким, заросшим цветами и травами полям, она тоже видела серьги… Или даже они были надеты на ней? Боже мой! Впрочем, нет. Та женщина, из сна, она была гораздо красивее, чем Валерия. Гораздо красивее. Колдовская женщина… яркая, и смертельно опасная, как остро отточенный клинок. А она, Валерия, не такая. Она обычная москвичка, болеющая бронхитом…

Стоило только подумать об этом, как тут же начался кашель. Валерия натянула коротенькое махровое платьице, которое носила дома вместо халата и отправилась на кухню за ментоловым сиропом. Она не стеснялась своих несколько полноватых ног, охотно носила короткое, вообще не старалась скрыть пышные формы, любя свое тело именно таким, какое оно у нее было.

Валерия включила чайник, села и задумалась. Соседка советовала от кашля подогретое пиво. Может, попробовать? В холодильнике осталось пару бутылок темного.

Горячее пиво оказалось очень невкусным. Все же она заставила себя выпить полстакана. Что же делать? Мысль о серьге не давала ей покоя. Оставить все, как есть? Нет, она не выдержит такого напряжения. Да и те, кто охотится за серьгой, скорее всего, просто так не успокоятся. Они не нашли драгоценность у Евгения, и будут продолжать поиски. Но что в этой рубиновой серьге такого? Почему из-за нее убивают?

Вряд ли ей удастся самой решить эту задачу. Нужно начать с чего-нибудь другого, попроще. Хотя бы привести в порядок бронхи. Валерия вспомнила о Борисе Ивановиче.

– Пожалуй, не стоит откладывать. Сегодня же и пойду к нему. Наверняка, он сможет справиться с обыкновенным бронхитом. Все-таки у него докторская степень…

Приняв, наконец, хоть какое-то решение, Валерия несколько приободрилась и отправилась в ванную мыть голову. Выглядеть нужно хорошо в любых обстоятельствах: это было ее твердое правило, и ничто, даже ночные кошмары и жуткий кашель, не могли поколебать его. Кстати, при свете дня, пусть и не такого солнечного, как вчера, ее страхи уже не казались такими зловещими и неразрешимыми.

Борис Иванович приходил на работу раньше всех. Доехать от его дома до Свиблово, где находилась недавно построенная платная поликлиника, в которой он вел прием и занимался научной деятельностью, было делом двадцати минут.

Доктор вежливо поздоровался с вахтером, сидевшим за отгороженной стеклом стойкой, на которой стояли несколько телефонов. Он считал, что к простым людям надо относиться с уважением, так как это является неотъемлемым признаком интеллигентности. Будучи сам из провинции, он комплексовал по этому поводу, тщательно скрывая само наличие такого комплекса. Если бы кто-нибудь, не дай Бог, вздумал сказать ему об этом, то Борис Иванович стал бы горячо и взволнованно отрицать сей факт, доказывая, что он, напротив, гордится своим происхождением и своими родителями, которые люди хоть и простые, но очень мудрые, терпимые и религиозные, что именно они привили ему трудолюбие и способность самому пробиваться в жизни. Только благодаря этим качествам он смог без всякой помощи, блата и финансовой поддержки, выучиться, получить научную степень и достигнуть того положения и общественного статуса, который у него сейчас есть.

Борис Иванович и в самом деле гордился своими медицинскими познаниями, умением ставить правильный диагноз почти безо всяких анализов и прочих рентгенов, которыми так увлекались его коллеги. Кроме того, будучи человеком «из народа», богобоязненным и очень умным, как он сам думал, он имел необыкновенную в медицинской среде широту взглядов, уважал народную медицину, траволечение, всякие нетрадиционные методы, и подходил к каждому больному строго индивидуально.

Начинал он работу с пациентом всегда с неторопливой, задушевной беседы о его житье-бытье, располагая человека к себе как будто искренней заинтересованностью в его судьбе. Все проблемы со здоровьем он всегда ловко увязывал с проблемами жизненными и духовными, которые и привели пациента к такому вот печальному итогу. Борис Иванович, как никто, умел показать каждому человеку, что он своими неразумными действиями, чрезмерным стремлением к материальному, к деньгам и роскоши, к сомнительным удовольствиям, предаваясь недуховным интересам, сам привел себя в то плачевное состояние, в котором оказался.

Пациент выходил из уютного, уставленного цветами, чисто убранного кабинета, полностью осознающим свое ничтожество и ту грязь, в которой он барахтался, являясь создателем всех своих бед и болезней. Где же выход? Доктор вроде что-то говорил об этом… Но вот что? В аптеку идти бесполезно: лекарства не помогают, а, напротив, разрушают. Напившись лекарств и почувствовав временное облегчение, человек снова начнет предаваться грехам, и все вернется на круги своя. Осознавая весь ужас своего положения, пациент надеялся только на участие и духовную помощь доктора. Только в беседе с ним он мог рассказать обо всех своих невзгодах и только вместе с ним наметить пути их преодоления.

Борис Иванович, действительно, был один из немногих представителей официальной медицины, который подходил к каждому человеку особым способом, принимая в нем участие, а не просто выписывая рецепты и направления на анализы. Почти все, кто к нему обращался, становились его постоянными пациентами, время от времени приходили к нему, советовались, приводили своих родственников и знакомых.

Несмотря на медицинскую специализацию невропатолога, Борис Иванович лечил любые заболевания, к нему можно было обращаться по любому поводу, даже просто «выплакаться в жилетку». Особенно это его качество ценили женщины, которые ходили к нему табунами, жаловались на своих мужей, на нехватку денег, непослушных детей и вообще на все-все. И каждую он терпеливо выслушивал, проникновенно рассказывал о высших ценностях, для каждой находил хороший совет, доброе слово, демонстрировал полное понимание и участие, давал надежду. Одним словом, возвращал интерес к жизни, который оказывался самым тесным образом связанным с интересом к самому Борису Ивановичу, не только как к личности, но и как к мужчине.

Доктор поднялся на третий этаж, открыл кабинет. Застоявшийся воздух непроветренного помещения заставил его поморщиться. Он был ярым сторонником здорового образа жизни и непримиримым, беспощадным врагом вредных привычек. Воду он предпочитал пить только колодезную или родниковую. В Москве раздобыть ее было делом нелегким, но на что не пойдешь ради чистоты тела и духа. Воздух тоже должен быть свежим. Поэтому Борис Иванович первым делом открыл настежь окно, в которое сразу ворвался шум большого города, утренняя сырость, крики грузчиков из магазина напротив, стук деревянной тары и бутылок.