Иллюзии красного - Солнцева Наталья - Страница 41

– Как ты себя чувствуешь?

– Спала плохо. Вялость… Ты знаешь, похоже, я простудилась. Немного кашляю. Это грипп.

– Вызвать тебе врача?

– Думаю, не стоит. На работе я взяла отпуск на неделю. Да и не так уж плохо я себя чувствую. Вчера было намного хуже. Наверное, поэтому и плохо стало.

– Привезти тебе чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

Ее голос звучал устало. Евгений подумал о поездке: сможет ли Валерия в таком состоянии отправиться в дорогу? Но спрашивать ничего не стал. Возможно, завтра у нее все пройдет.

Он позавтракал, полежал немного на диване, погулял с Рембо. Делать было совершенно нечего. Ему захотелось посмотреть на рубин. Этот камень – словно наркотик!

При дневном свете рубин выглядел по-другому. Как странно он сделан: вроде бы огранен, но так плавно, что кажется гладким. Гладкость эта казалась Евгению неестественной. Утратив контроль над собой, он не удержался и сильно царапнул рубин остро отточенным скальпелем, который всегда лежал у него на столе.

– Что за чертовщина происходит в последнее время? – вышел из себя Евгений. – Испортить такую вещь! Неужели, это из-за Валерии я потерял здравый смысл?

Пришлось признаться, что в некоторой степени это так и есть. Он схватил лупу и стал рассматривать царапину. Ее было видно и невооруженным глазом. Что ж это, он сходит с ума? Ему предложили за рубин баснословные деньги, даже не видя камня, а только узнав его размеры и вид огранки, а он берет скальпель и… Нет, это уж слишком! У него тоже нервы не на шутку разгулялись. Евгений швырнул серьгу с ящик стола и вышел на балкон. Захотелось курить. Пять лет прошло с тех пор, как он бросил, но подаренная мамой серебряная шкатулка для сигарет всегда была полна: для гостей, да и Валерия любила иногда под настроение выкурить хорошую дорогую сигарету… Против этого он не возражал, ему это даже нравилось.

Евгений вернулся в комнату. «Дорогому Женечке от мамы» было выгравировано на гладкой поверхности шкатулки. Он открыл крышку и взял сигарету. На балкон не пошел и закурил прямо в комнате. Рембо несколько раз недовольно чихнул, сердито поглядывая на хозяина.

Ялта встретила сухой, солнечной погодой. В воздухе стоял запах южных растений, роскошно цвели олеандры и азалии. Где-то далеко осталась Москва, с ее пыльными бульварами и потоками транспорта, жаркая, пахнущая асфальтом и выхлопными газами машин.

– Пойдем к морю! – попросила Валерия.

Евгений на нее уже не сердился. Она действительно немного кашляла, была бледна и растеряна.

– Не переживай ни о чем, – сказал он ей перед отъездом. – Давай м-мм… побудем безрассудными! У нас есть деньги, и ты можешь просить все, что захочешь.

Они поселились в хорошем отеле, с балкона которого было видно море и верхушки зеленых деревьев. Внизу росли кипарисы, и их запах, смешанный с йодистым запахом моря, кружил с непривычки голову.

Они купались в холодном море, обедали в крохотном ресторанчике, где вся пища была очень острая и приправленная травами, а потом допоздна гуляли, любуясь каменистыми берегами, выветренными скалами, красивыми и четкими пейзажами Крыма, утопающими в прозрачном воздухе, чистом, как слеза.

Ослепительно синее море сливалось с горизонтом, сверкая в дали солнечными бликами. Валерия показывала рукой на далекие белые корабли, смеялась, пила вместо воды белое вино и дразнила Евгения. Ей понравилось бродить по побережью, карабкаясь по крутым полуразрушенным лестницам, заглядывать в тесные дворы белых рыбачьих домиков, где сушились зеленоватые сети, собирать какие-то дикие цветы, которые она ставила на стол в номере и подолгу любовалась ими.

– Посмотри, какие они необычные, – говорила она Евгению, лениво потягиваясь и зевая. – Это не то, что розы, которые ты мне даришь. Если бы там собрал их для меня, это было бы совсем, совсем другое…

Утром она немного загорала, потом тащила Евгения на узкие приморские улочки, выложенные камнем, по которому ветер гонял сухую листву платанов, требовала есть пельмени в открытом кафе, заходила в мелкие магазинчики, накупая раковины, странные украшения, сушеный эвкалипт, розовое масло и Бог знает, что еще.

Они ездили на Ай-Петри [24] по канатной дороге, где Евгений попытался осторожно завести разговор на интересующую его тему. Но Валерия не то нарочно, не то действительно не понимая, что он хочет узнать, показывала ему на позолоченные верхушки соснового леса, на оставшийся внизу белый пух облаков, на желтое солнце на расстоянии вытянутой руки, и смеялась. Она отключилась от всех забот и радовалась, как ребенок, новым впечатлениям.

Вечером, сидя на открытой террасе кафе с видом на море, он снова завел речь о серьге с рубином. Валерия долго молчала, любуясь, как отражает морская гладь алые краски заката. На набережной продавали креветки, мидии, маленькую копченую рыбку. Она покупала все это в невообразимых количествах и щелкала, как семечки. Вот и сейчас, за пивом и креветками, когда Евгений уже решил, что Валерия забыла его вопрос, она вдруг сказала:

– Этот твой рубин произвел на меня ужасное впечатление. Наверное, у меня аллергия.

– На драгоценные камни не бывает аллергии, – удивленно возразил Евгений.

– А у меня есть! – она отпила пива и продолжала. – Больше никогда мне его не показывай! Может быть, он отравлен?

– Отравлен?! Но ведь я м-мм… десятки раз держал его в руках, а ты даже не прикоснулась! Что ты говоришь!

– Не знаю, но с тех пор у меня кашель. И даже здесь, на море, он не прошел.

– Мы слишком мало пробыли тут. Если хочешь, можешь остаться, я мм-м… пришлю тебе денег. А мне пора возвращаться в Москву, – дела!

– О да, конечно, дела прежде всего! – ответила она с неожиданным сарказмом. – Всегда только дела!

Они впервые поссорились. Вернее, это скорее была не ссора, а так… размолвка. Тем более странная, что видимого повода никакого не было. Валерия надулась и не разговаривала. В гостиницу возвращались молча, шагая мимо старых домов с каменными террасами и колоннами, увитыми диким виноградом, маленькими окошками. Ветер приносил с моря запах соли и водорослей.

Евгений клял себя за то, что связался со слишком красивой и заметной женщиной. На нее оглядывались; он то и дело ловил направленные на нее восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин. Валерия, казалось, не придавала никакого значения тому впечатлению, которое она производила на людей. Но Евгений ей не верил.

– Это все игра, – решил он. – У этой женщины темное прошлое, так же как и у той драгоценности, которую он недавно приобрел на свою беду у Пантелеймона Аркадьевича. Они обе опасны. Сколько я потратил на них сил, энергии и денег, наконец, и вот – одна со мной поссорилась, а вторую я сам безнадежно испортил!

Евгений неплохо держал себя в руках, стараясь, чтобы Валерия не заметила перемену в его настроении, и это ему почти удалось.

На следующий день они вернулись в Москву.

Вален изучал письма Марго. Он пропадал в архивах, проверяя данные и стараясь разузнать адрес особняка, о котором шла речь. Подвал – это то, что нужно! Боярин Темный заворожил Валена. Такой мужик дребедень всякую прятать не станет, уж его-то сокровищница почище пещеры Али-Бабы будет!

Попутно Валену попадались такие сведения о московских недрах, что он потерял покой и сон. Да это же Клондайк [25]! Ежели с умом подойти, конечно. Ну, ума-то ему не занимать, он не то, что Ник. Надо же, каким слабаком оказался друг детства! А так не подумаешь. Папаша нормальный, квартира, бабки опять же… Чего он таким хлипким вырос?

После теоретической подготовки Вален занялся оснащением: веревки, фонари, ножи, лопатки, металлические крючки. Некоторый опыт у него уже был, – теперь он не ударит в грязь лицом. Подвал – дело серьезное, маху дать никак нельзя.

Ник каждый день ходил в церковь, молился, заказывал службу. Ему стало немного легче. В храме к нему все привыкли, считали за своего, давали советы, которые он тщательно запоминал, – иногда даже записывал, – и выполнял. Каждый вечер он заваривал себе успокоительный сбор, выпивал по полстакана, и ему удавалось спать более-менее спокойно. Александра приходила все реже – видно, поняла, что серьги у них уже нет… А раз так, то и призрак от них отстанет.