Иллюзии красного - Солнцева Наталья - Страница 29

На постели лежала Александра, глаза ее, широко раскрытые, уставились в потолок, бледное до синевы лицо искажено гримасой страха. Мы подошли поближе. На ее шее отчетливо выделялись синяки, как будто бы ее душили.

– Что случилось? – спросила я, сама не слыша своего голоса. Возможно, я беззвучно произнесла это, одними губами.

– Она мертва.

– Что?

– Она мертва, – повторила Мария Федоровна негромко. – Мертва. Надо закрыть ей глаза.

Она подошла и провела рукой по лицу барышни сверху вниз. Веки опустились, и Александра стала выглядеть спящей, которой снится страшный сон.

– Что это у нее на шее?

Мы поднесли свечу, наклонились пониже.

– Может быть, у нее начался приступ удушья, и она сама…

– Сама себя задушила?

Мы стояли, пораженные, не зная, что делать, что говорить. Жуткое оцепенение сковало тело и мысли…

Не буду описывать, что происходило дальше. Невыносимо было смотреть на барыню и барина. Доктор, за которым немедленно послали, определил смерть от удушья. Происхождение странных пятен на шее вызвало у него такое же недоумение, как и у нас.

Лушка и молодые горничные, ночевавшие у дверей в спальню Александры, были строго допрошены. Они оказались на редкость бестолковыми, – рыдали, крестились, божились, ничего не могли объяснить. Все сходились в одном, что барышня боялась какого-то призрака, который, якобы, собирался ее задушить. Она неоднократно говорила об этом и доктору. Но все приписывали это больным нервам, расстройству сна и крайней возбудимости, вызванных болезнью.

Все происшедшие события произвели на меня гнетущее впечатление. Словно злой рок поразил эту семью, этот большой, богатый и гостеприимный дом. Мария Федоровна велела мне ничего никому не говорить ни о ночном происшествии с кровавым пятном, ни о наших ночных дежурствах и подозрениях.

– Теперь это уж ни к чему ворошить. Бесполезно. Только душу несчастных родителей терзать.

Каждый думал что-то свое, все ходили, как в воду опущенные, не решаясь смотреть друг другу в глаза, обсуждать происшедшее. Для посторонних смерть Александры не была ни странной, ни неожиданной. Она давно болела, все это знали, никто не удивлялся. Жалели только, что молодая – жить бы да жить. Но это все в руках Господа.

Покойную положили в большой зале, на возвышении, сплошь усыпанном алыми цветами, – в белоснежном пышном наряде, надели и ее любимые серьги. Какое-то багрово-розовое сияние, призрачное и неуловимое, разливалось возле гроба, окрашивая бледные щеки покойницы жутковатым румянцем.

Я приходила попрощаться с барышней, которая, словно живая, лежала среди цветов и свеч. Ноги мои словно приклеились к полу, и я не смогла подойти к гробу. Так, постояла у входа, – слез уже не было. Мысленно попросила прощения у мертвой, как это принято у русских, сама простила ей все, и вышла.

Надо ли говорить, что с этой самой минуты мной овладело непреодолимое желание как можно скорее покинуть это место и этот дом.

Я вижу из окна освещенную солнцем липовую аллею, – девки ощипывают кур для поминок, прохаживаются приехавшие помещики, курят сигары, женщины в черном нелепо выглядят на фоне голубого яркого неба и зелени, Савелий готовит экипаж. Вот он идет за моим багажом. Последняя страница моей повести закрывается. Будет ли у нее продолжение? Бог весть!

КОНЕЦ ДНЕВНИКА ГУВЕРНАНТКИ.

ГЛАВА 9

Вален оперся об открытую дверцу машины и стоял, задумавшись. Папаша Ника давал им автомобиль без разговоров, когда угодно. Никто не догадывался о том, где приятели проводят ночи. Лунный свет делал все вокруг призрачным и нереальным. Незаметно для себя самого, Вален перенял привычку Ника принимать эффектные позы. Загадочный мужской силуэт, – вылитый лорд Байрон – грозный и величественный на черном фоне ночи, приводил его самого в восторг. Не верилось, что этот отважный искатель приключений, совсем недавно сидел, съежившись от холода, под старым клетчатым одеялом, и рисовал себе жуткую перспективу бомжа и попрошайки. Как переменчива бывает судьба настоящего мужчины!

Приятные грезы сменились необходимостью браться за лопату. Все-таки жизнь может быть такой прозаической! Ну, ничего. Эдмон Дантес [13] тоже раздобыл свои сокровища ценой жертв и страданий. Зато потом…

Спина противно ныла, а ладони нестерпимо болели, растертые в кровь. Вален отметил это, как бы между прочим. Такие мелочи не могли помешать ему идти к своей цели. Придется сегодня немного умерить пыл. Он достал из багажника бутылку водки, пластиковые стаканчики и банку с огурцами.

От огромной, богатой бывшей усадьбы Баскаковых практически ничего не осталось. Время сровняло с землей прекрасный дом с колоннами, балконами и террасами. Лишь фундамент и остатки кирпичной кладки кое-где выступали наружу, заросшие кустарником и высокой травой. Вика говорила, что на этом месте собирались строить молочную ферму. Но, по непонятным причинам, так ничего и не стали делать. Пустырь поражал заброшенностью и мрачным видом. Огромные пыльные лопухи завладели брошенной, одичавшей землей. От разбитого в английском стиле сада с тенистыми аллеями, фонтанами и беседками, не осталось и следа. Просто счастье, что в архиве музея уцелел план усадьбы. Что бы они без него делали?

Где-то вдалеке тоскливо закричала ночная птица. Ник продолжал начатую работу. Прочитав дневник, он пришел в ужас, и долго отговаривал Валена искать злополучные серьги. Вален же нисколько не сомневался в том, что Александра, избалованная и капризная барышня, просто маялась от безделья и скуки, а посему и выдумывала всякие страхи. Ему стоило немалых трудов убедить в этом Ника. Приятель скулил от ужаса и умолял оставить его в покое. Что было невозможно, так как посвящать еще кого-то в тайну серег Вален считал недопустимым. Поэтому он пустил в ход весь свой драматический талант, чтобы заставить Ника довести дело до конца.

– Подумаешь, умерла? Заболела, вот и умерла. Все умирают. Что в этом особенного? Почему это тебя так пугает?

– А как же призрак? – скулил Ник.

– Это все выдумки! Чтобы навести тень на плетень. Не должны такие чудесные вещи пропадать в гробу! Какая глупость!

– С чего ты взял, что они в гробу? – зубы Ника стучали от страха.

– А где им еще быть, по-твоему?

Постепенно Валену удалось до поры до времени успокоить напарника.

Вален чертыхнулся, – в траве то и дело попадались кочки и пеньки. Несколько раз он с трудом удержался на ногах, едва не разбив бутылку с водкой.

– Несимпатичное место, – подумал он.

Только старые ветвистые деревья у дороги скрашивали однообразный пейзаж. Ник и Вален копали тут уже не первую ночь, и каждый раз пустырь выглядел как-то по-другому. Но одно было неизменно: здесь они чувствовали себя по-дурацки.

– Пустырь, конечно, не райский сад… Но дело даже не в этом. Есть еще что-то, неуловимое… – Вален никак не мог додумать эту мысль до конца.

В непроглядной темноте шла своя жизнь. Раздавались непонятные шорохи, осыпалась разрытая ими земля, слышались вздохи и писк. Ник старался ни о чем не думать. Ширк, ширк, – лопата врезалась в землю, которая на глубине стала сырой и мягкой. Несколько раз раздавался неприятный металлический скрип. Так скрипеть тут было нечему. Он представлял себе зажженный фонарь на металлическом тросе, раскачиваемый ветром. Или железную незапертую калитку. Ни фонаря, ни калитки поблизости не было. А скрип был.

Звук шагов не испугал Ника, а наоборот, обрадовал. Это Вален.

– Ну как, принес? – ему было не по себе, хотелось выпить.

– Принес.

Вален разлил водку по стаканчикам. Пили молча. По телу разливалось приятное тепло, снимая напряжение и боль в мышцах.

– Ты когда копал вчера, ничего подозрительного не слышал? – не удержался Ник.

– Слышал. Шорохи всякие, писк мышей. А что?

– Мне кажется, как будто калитка железная скрипит…