Черная жемчужина императора - Солнцева Наталья - Страница 60

Он перебрал в уме причастных к расследованию мужчин, у которых мог бы отсутствовать мизинец левой руки, – и пришел к неутешительному выводу. Ростовцев и Треусов сразу выбыли из этого списка в силу молодости и наличия на обеих руках всех пальцев; отец Засекина тоже оказался при целых мизинцах, как и профессор кардиологии Эрман. Впрочем, образ жизни перечисленных господ, их биография и семейное положение говорили против того, что кто-то из них мог быть ближайшим помощником и доверенным лицом Шершина. Оставался Селезнев – самый подходящий претендент на роль Клеща. О состоянии его мизинцев может сообщить только Лика… если они не ведут одну игру. Последнее исключить нельзя.

«А зачем мне нужен Клещ? – спрашивал себя Всеслав. – У него нет оснований для мести, потому как он сам и есть злодей и предатель».

Скорее всего, Савин не ошибается: на смертном одре люди иногда становятся провидцами. Да, Валерий Клещев мог воспылать страстью к Катеньке Ермолаевой… мог во имя своей любви пойти на измену и грабеж, как ни дико это звучит. Такие случаи не редкость, когда из-за женщины мужчины предают и даже убивают друг друга, совершают растраты не только казенных, но и криминальных денег. Чего не сделаешь из-за милых глаз, добиваясь благосклонности своей избранницы? Вот еще одно противоречие, горячий, больной жизненный узел, который увязывает любовь и преступление.

Допустим, Селезнев и Клещ – одно и то же лицо. Опытному бандиту ничего не стоило убить егеря и воспользоваться его документами. В тайге избавиться от трупа – пустячное дело. Естественно, «пропавший» егерь вместе с женщиной и ребенком поселился в глуши, вдалеке от всех, дабы обеспечить свою безопасность. Переменив место жительства, он выжидал долгие годы, пока забудется происшествие с настоящим Селезневым. Катерина могла не знать истинных обстоятельств, а перемену фамилии и необходимость скрываться Клещев объяснил просто: на них охотятся, чтобы выследить и отправить за решетку. Она верила, привыкала к новому образу жизни, к таежной обособленности, к единственному мужчине-защитнику и кормильцу, на которого могла уповать. Как, на каком этапе этих вынужденных взаимоотношений зародилось в ней ответное чувство? Или она свыклась, смирилась с неизбежным? Подчинилась судьбе? Сдалась?

Теперь хоть понятно, откуда у Селезнева средства: это собственные накопления от преступной деятельности и прихваченная часть «имперской» казны. Но только в том случае, если Лика подтвердит отсутствие мизинца на левой руке Аркадия Николаевича. А если опровергнет?

Он вспомнил слова умирающего: «У Шершина в Москве было лежбище…» Интересно, где, у кого? Уж не у Красновской ли? Клещ мог это знать, потому и явился к Стефании Кондратьевне, заручился ее поддержкой, поселил в купленной на всякий случай квартире. Чего он боялся? Мести Шершина? Но ведь Черный Дракон погиб. Выходит, мнимый Селезнев сомневался в его смерти? Или он опасался мести бывших дружков?

«Стоп, стоп, – остановил себя сыщик. – Так я окажусь в тупике. Допустим, Клещ-Селезнев поплатился за измену, и поделом ему. Допустим, Красновская отправилась в мир иной за пособничество изменнику. А Стелла? Она-то какое отношение имеет к этой истории? Можно расценить ее смерть как совпадение, – просто события случайно объединились во времени. Если бы не отстриженная у потерпевшей прядь волос! Она прямо указывает на Дракона. Но почему, зачем ему убивать бывшую жену Треусова? Чтобы отвести от себя подозрения? Нелепо… ибо Дракон и без того призрак. Его как бы не существует! А Борис Засекин? Почему предупреждением для него послужила рукавная стрела?

Не складывается. Не хватает главного, все объясняющего данного, которое соединит множество разных фрагментов воедино. А оно непременно есть… и буквально «валяется под ногами», «висит перед носом».

Смирнов съехал на обочину, усыпанную прелой прошлогодней листвой, – захотелось покурить, подумать в тишине и покое. Стояло ясное безветрие. В низине текла полная талых вод речка, на другом берегу горела на солнце золотая маковка сельского храма. В этом великом умиротворении кощунственной показалась посетившая сыщика мысль: «Уж не дочь ли мстит за отца, за ужасную гибель бабушки и безвременную смерть матери? Лика! Это она… плоть от плоти Дракона, его карающая тень, его причудливое отражение в зеркале бытия. Инь, восполняющее ян».

– Что за дурацкая у меня работа? – прошептал Смирнов, не отрывая взгляда от блестящей полосы на реке. – Куда я вмешиваюсь? Великое Единство само о себе позаботится!

Он вдруг ощутил себя маленьким, ничтожным винтиком в недоступной пониманию машине, осуществляющей вечное течение Тай Цзы… каплей в этом необозримом океане. Мысли его сделали мистический круг и вернулись к неразрешенной проблеме.

«Если недостающее звено – Лика, тогда кое-что становится на свои места, – подумал сыщик. – Но зачем ей понадобились мои услуги? Чтобы я помог? Чем?»

Он прикинул подобный расклад и засомневался, – опять более-менее обоснована расправа с Селезневым и Красновской, но в последнем случае у Лики алиби. Она была в «Триаде» с Альбиной и Ростовцевым, который провожал ее до двери. И снова выпадает из логического ряда Стелла.

Пора ехать, – приказал себе сыщик, сел в свою «Мазду» и вырулил на дорогу. – Здесь пахнет грандиозной мистификацией.

Смутная догадка, мелькнувшая во время разговора с Савиным беспокоила его… ускользая и не желая показываться, раскрываться. Казалось, бывший букмекер сказал все, что могло бы расставить точки в этом расследовании… оставалось лишь «отделить зерна от плевел».

– Я тебя одолею, – неизвестно, кого имея в виду, твердил сыщик. – Одолею!

Его не покидало предчувствие крутого поворота и в ходе поиска истины, и в ходе жизни. Надвигалось завершение. Вот только чего? Очередного дела, какого-то этапа судьбы или…

Смирнов ехал в Москву, а его мысли текли двумя потоками, то переплетаясь, то далеко расходясь друг от друга, они ныряли из прошлого в настоящее, из сиюминутного в будущее…

– Надо позволить Дракону осуществить желаемое, – посоветовал восточный маг Огулов.

В этом случае мало догадаться, кто преступник. Он словно дразнит, заигрывает с преследователем, путает следы и оставляет улики, которые ничего не стоят. Он орудует в тени, выставляя напоказ кончики своих когтей. Он дьявольски хитер…

– Чего ты добиваешься? – спросил сыщик невидимого противника. – Будь ты хоть трижды Дракон, в этом мире на кону всегда одно и то же: женщины, деньги, слава и власть. И все те же причины порождают убийство себе подобных: алчность, ревность, месть и страх. Желание выиграть любой ценой!

– Ты не маньяк, – обратился к воображаемому образу Смирнов. – У тебя есть его признаки, но это не твое. Это проявление Дракона. Похоже, я разгадал, что тебе нужно. Но я пока не знаю, кто ты.

Он краем глаза заметил, как на встречную полосу, нарушая правила обгона, вылетает темный «Ниссан»…

Опомнился Всеслав уже на обочине, куда успел интуитивно свернуть, до того, как ум проанализирует ситуацию и подаст сигнал к действию. «Он меня предупредил», – пришла в голову ничем не обоснованная мысль. Но сыщик знал, что она правильная.

Смирнов въехал в город, когда солнце уже садилось. По дороге связался с майором, спросил, нет ли новостей по делу об убийстве Стеллы Треусовой.

– Какое убийство? – притворно удивился тот. – Что ты выдумал? Улик никаких, мотива тоже. Из ресторана Стелла уехала живой, остатки еды и напитков обслуга убрала, всю посуду вымыли. По словам людей из ее ближайшего окружения, транквилизаторы дамочка принимала регулярно, и клофелин тоже могла сама выпить, – от давления. Не рассчитала! Типичный случай передозировки лекарств.

– А если нет? У потерпевшей в сумочке или в домашней аптечке обнаружили таблетки клофелина?

– В сумочке нет, а вообще дома валялась полупустая упаковка клофелина. Сын подтвердил, что у мамы прыгало давление, лечащий врач тоже. Адвокаты разобьют доводы обвинения, которые базируются на смутных предположениях, в пух и прах!