Черная жемчужина императора - Солнцева Наталья - Страница 32

Лена растерянно хлопала красными от подступивших слез глазами.

– Мы с Альбиной заранее договорились встретиться и…

– Они заранее договорились! – возмущенно перебил Треусов. – Так почему ты не поставила меня в известность? Зачем надо было прикрываться презентацией и прочей чепухой?

– Ты бы не понял, – оправдывалась Лена. – Я не хотела обманывать, но… твое болезненное самолюбие, твоя придирчивость, твои вечные обиды вынуждают меня так поступать. Скажи я правду, ты устроил бы скандал или затаил недовольство, надулся! Ты ведешь себя, как хочешь, – приходишь и уходишь, когда вздумается; встречаешься с друзьями; посещаешь вечеринки; ездишь на пикники… а меня с собой не берешь.

– Чтобы не компрометировать тебя. Я берегу твою репутацию, прошу заметить!

– Какую репутацию? Я не замужем, монашеского сана не принимала, обета целомудрия не давала, – пошла в атаку Лена. – Да и ты теперь разведенный мужчина.

– Если бы ты уважала меня, – я уже не говорю о любви, – ты бы использовала любую возможность провести время со мной! Но ты пренебрегла моим вниманием, моим желанием побыть вместе, и поскакала ни свет ни заря в чайную, на дурацкие посиделки с Альбиной! О чем это вам приспичило поболтать? Небось кости мужикам перемывали да обменивались грязными сплетнями?

– Почему же обязательно «грязными»? – вспыхнула Лена.

– Чем, по-твоему, занимаются бабы за чаем? Чешут языками!

– Как ты груб.

– Я оскорблен! – взмахнул руками Треусов. – Мне не до церемоний! Почему ты выбираешь не меня, а Эрман? Она что, умнее, опытнее?

– Она женщина. Есть вещи, которые мы можем обсудить только между собой.

– Какие, позволь узнать?

Лена, потупившись, молчала.

– Вот! – торжествующе завопил Треусов. – Тебе нечего сказать! Не-че-го! Мы дали друг другу слово, что будем предельно откровенны… что не станем ничего скрывать. Как я могу связать свою жизнь с женщиной, у которой есть от меня тайны? Я уже обжегся и не собираюсь повторять ошибку!

– Я не могу отказаться от всех подруг и общаться только с тобой.

– Не отказывайся! Кто тебя об этом просит?

– Тебе не нравится Альбина? – спросила Лена.

– Мне не нравится, когда меня бросают ради глупой бабской болтовни… или еще чего похуже.

Лену бросило в жар от появившейся мысли.

– Откуда ты знал, что мы в чайной? – дернулась она. – Следил?

– Допустим. И что с того? Пару раз я случайно проезжал мимо и заметил, как вы с Эрман выходите оттуда. Я очень ревнив, Лена! Притом ревнив не как мужчина, а как человек. Я не прощаю, когда предпочтение отдают не мне.

Лена искала выход из создавшегося положения и не находила. Порвать с Альбиной она не могла, расстаться с Павлом тоже. Как быть?

– Давай… проводить время вместе, – неуверенно предложила она. – Эрман встречается с Ростовцевым, мы могли бы собраться вчетвером, поужинать или… сходить в театр. Ты не против? Кстати, познакомишься с Альбертом поближе.

– Не вижу смысла, – отрезал Треусов. На его лицо легла тень усталости, он явно расслабился, выплеснув свой гнев, стих. – Хотя… ладно. Почему бы не попробовать?

Лика оплакивала кончину Стефи. С ней оборвалась последняя ниточка, связывающая молодую женщину с прошлым, каким бы оно ни было. Ее все покидают! Сначала мама… потом Аркадий, а теперь Красновская.

– Я осталась совсем одна, Чань! – жаловалась Лика кукле. – Совсем одинешенька! Даже Альбине не могу позвонить: она, вероятно, злится на меня из-за Ростовцева. Но он ведь просто пришел мне на помощь в трудную минуту. Эрманы истолкуют это по-другому! Они подумают, что я отбиваю у их дочери жениха. Никто нас с тобой не понимает, правда, Чань?

Кукла улыбалась яркими губками, смотрела холодно, равнодушно. Ее гладкое личико блестело от света настольной лампы. После похорон Лика зажигала все люстры и светильники по всей квартире, – смерть Стефи вызвала у нее безотчетный страх. Темнота комнат, темнота за окнами таила угрозу… словно там витал кто-то непостижимый, враждебный, несущий гибель.

Вчера Лика ходила в булочную за хлебом и на обратном пути, во дворе ее догнал соседский мальчик, Дориан. Он поднял на нее серьезные карие глаза и спросил:

– Тетя Лика, а правда, что ваша бабуля умерла?

По своей детской наивности Дорик принимал Стефи за ее бабушку.

Лика опустилась на корточки и взяла в руку горячую ладошку мальчика.

– Правда, – сказала она. – Стефи болела, а сейчас ей хорошо. Ты умеешь молиться?

Ребенок отрицательно помотал головой.

– Я тоже… – вздохнула Лика.

Дорик потянулся к ее уху и прошептал:

– Ее дракон унес!

Лике стало нечем дышать.

– Какой… дракон? – едва сумела выдавить она.

– Я не вру! – обиженно засопел ребенок. – Я в мультике видел, как змей с тремя головами уносит мертвых на своей колеснице в подземное царство!

– Ах, в мультике…

– И за вашей бабулей он прилетал, – торопливо пробормотал Дорик. – Огромный, черный, во-о-от с такущими крыльями! – подняв руки, показал малыш. – Я в глазок смотрел…

– В… в дверной?

У Лики в груди что-то оборвалось и ухнуло вниз, руки задрожали.

– Ага. Все думают, что я обманываю, а я сам видел! – настаивал Дорик.

– Драконы бывают только в сказках, – прошептала Лика. – Тебе показалось.

– И вы тоже не верите! – чуть не плача, выкрикнул Дорик и побежал прочь.

Лика не сразу пришла в себя. Она заметила, что пакет с булочками каким-то образом выпал из ее рук и валяется рядом, на рыхлом, сером от грязи сугробе… Лика машинально подняла его и побрела к подъезду. Дракон? Здесь? Прилетал за Стефи? В глазах потемнело…

– Я схожу с ума! – простонала она, не попадая ключом в скважину. – Помогите!

К кому она обращалась? Наверное, к великому и вездесущему Высшему, к которому взывает человек в минуты отчаяния.

В квартире, закрыв за собой дверь на все замки, Лика, не раздеваясь, рухнула на пуфик в прихожей и закрыла руками лицо. Куда ей бежать? Возвращаться в Ушум? Невозможно. Звонить Смирнову? Но что она ему скажет? Что за Стефи прилетал дракон и унес ее в подземное царство? Бред…

Ночь прошла без сна; серое, унылое утро не принесло облегчения. Теперь, когда Стефи умерла, у Лики осталась только Чань. Кукла без сердца, без чувств… но и без недобрых помыслов. Они долго беседовали, – вернее, Лика говорила, а Чань слушала. В ее неподвижных зрачках застыл немой вопрос: «Чего ты ждешь от меня, маленькая хозяйка?»

Для Чань Лика продолжала быть ребенком, – девочкой с косичками и веснушками на носу, – наивной и по-детски непосредственной.

«Позвони ему», – сказала Чань. Или Лика создала слова куклы в своем воображении, которым ее бог не обделил? Все, чего не хватает в жизни, можно получить в мечтах. Лика давно мечтала, чтобы Чань научилась говорить, стала ее верной, надежной подругой.

– Хорошо, Чань, – кивнула она кукле. – Я так и сделаю. Я знаю, ты плохого не посоветуешь.

Дрожащими пальцами она набрала номер телефона Ростовцева, – его визитка лежала на тумбочке, рядом с очками Стефи. Лика положила трубку на рычаг, взяла очки, отнесла их на кухню и выбросила в мусорное ведро. Стефи они больше не понадобятся. Потом повторила набор.

– Слушаю, – твердо, деловым тоном произнес Ростовцев.

– А-альберт Юрьевич? Это Лика. Вы… можете приехать? Мне очень, очень страшно!

– Вы где? Дома?

– Да…

– Сейчас буду.

Она взяла куклу под мышку и поплелась в гостиную. Что угодно лучше, чем сидеть одной в этой пустой, гулкой квартире… где недавно стоял гроб, окруженный венками, и витал удушливый запах смерти. Пусть приезжает хоть Ростовцев, хоть сам черт с рогами! Лишь бы не смотрела изо всех углов пустота, не отзывалось отовсюду безликое эхо…

Лика налила себе в рюмку коньяка, залпом выпила, поперхнулась, долго кашляла, вытирая выступившие слезы. Опьянения не наступило, и она снова налила и выпила.

Ростовцеву пришлось несколько раз звонить, ждать, пока она доберется до двери и откроет. Он опешил, увидев ее состояние. Лика была не просто пьяна, она была совершенно невменяема, – покачнулась и упала бы, не подхвати он ее вовремя.