Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 41

Итак, четвертый день финального безумия. Начался он неважно.

Не было еще восьми утра, когда ему позвонил тесчим.

«Вот и еще один оживший мертвец», – спокойно констатировал Тимофей. Голос старого разведчика перепутать было не с кем, если, конечно, актер Безруков не решил переквалифицироваться с Бориса Ельцина на Петра Чуханова.

– Здравствуй, Тим. Мы давно не виделись, но сейчас послушай меня внимательно.

– Здравствуйте, Петр Васильевич. Почему в такую рань звоните?

Это, конечно, был самый главный вопрос в подобной ситуации. Но тесчим нашел и на него достойный ответ:

– А у меня тут уже девять.

– Где – у вас?

Теперь уже сработало элементарное любопытство, а вовсе не попытка выведать военную тайну. Но тесчим не попался:

– В другом часовом поясе, – сообщил он деловито.

«В Самаре? – подумал Тимофей. – В Грозном? В Баку? Какая разница?!»

На Йемен, Мадагаскар или Антарктиду фантазии явно не хватало, хотя это было бы ближе к истине.

– Вообще, у меня времени мало, – пожаловался Петр Васильевич. – Мне очень важно, чтобы ты подъехал в Шереметьево-2. Сумеешь?

– В общем-то… сумею, конечно, – чуть замялся Редькин. – А когда?

– Скоро. Я еще позвоню тебе. Главное, чтобы ты был готов.

– А я, как пионер, всегда готов, – неуместно и глупо пошутил Тимофей.

– Вот и славно, Тим. Жди.

И связь прервалась.

Абсолютно идиотский разговор. Но главное – ни слова о Пахомыче и даже о рукописи! Значит, и про тесчима Мурашенко врал. Сволочь в квадрате! Оба они, выходит, из ГРУ, но каждый ведет свою игру. Неожиданно вышел стишок – простенький, как на детском утреннике.

Заснуть уже не получилось. Он включил компьютер, пострелял монстров в мрачном подземелье, посмотрел электронную почту, нового ничего не поступило. Долго думал обо всем сразу и неожиданно додумался до очень странной мысли: все-таки надо рассказать Вербицкому о Разгонове. Очередной, уже пятый по счету инструктор ему особенно не понравился. Редькин хотел играть только с Разгоновым и Вербицким. Значит, пора их познакомить…

Ну, разумеется, эти двое тоже оказались давно и хорошо знакомы.

–…твою мать! – заорал в трубку Майкл, узнав голос и посмотрев на часы, но еще громче и разнообразнее заорал он, когда Тимофей рассказал, почему звонит.

– А раньше ты не мог мне всего этого рассказать? – к такому вопросу сводилась суть долгой и абсолютно нецензурной тирады.

– Почему-то не мог, – тихим растерянным голосом откликнулся Редькин.

Совершенно искренне, между прочим. И Майкл враз успокоился.

– А ведь наверно, ты прав. Если б я раньше узнал, все бы только запуталось. А теперь очень многое вырисовывается.

Потом печально добавил:

– Эх, зря мы с тобой об этом по телефону говорим. Впрочем, уже все равно.

Редькину тем более было все равно. Гораздо больше увлекали биографические подробности.

Оказалось, что Майкл Вербицкий и Мишка Разгонов стали друзьями и деловыми партнерами уже лет десять с лишним назад. И о таинственной истории якобы убийства молодого писателя-фантаста Вербицкий знал больше, чем кто-нибудь, он специально занимался ею тогда. Впрочем, без особого успеха. Что ж, пошла вторая попытка. На подробности размениваться было некогда. Майкл обещал звонить вечером в любом случае: во-первых, деньги будут именно сегодня. А во-вторых, он как раз успеет осмыслить новую информацию.

Вот и все. Потом Редькин выключил компьютер и, кажется, все же немного подремал, решив, что к часу дня должен быть в хорошей форме. Потом был завтрак и прогулка с Лаймой. Юльке он звонил из автомата рядом с домом, но такого, чтоб из окна не видать. Конспиратор хренов! Одной рукой накручивал диск, другой удерживал туго натянутый поводок. Лайма не любила подобных остановок.

– Все нормально! – зашептала Юлька со сладострастными вздохами, дурашливо копируя голоса девушек из службы «Секс по телефону». – Приходи ко мне! И я разрешу тебе… ВСЕ!

Сердце Тимофея забилось в сладостном предвкушении.

А возле подъезда стоял одетый не по погоде кришнаит – в этакой легкой ярко-оранжевой тунике, в сандалиях на босу ногу, очень смуглый, лысый и с красным кружочком во лбу. А рожа у него была до смешного русская. Ну, прямо тебе Александр Остужев в роли венецианского мавра – забыл грим стереть и вышел на улицу.

– Здравствуйте, – повинуясь неведомому чувству, решил поприветствовать кришнаита Тимофей.

А Лайма принюхалась к экзотическим ароматам и вопреки всем ожиданиям приветливо завиляла хвостом.

– Здравствуйте, – ответил кришнаит на чистом русском без малейшего акцента. – Меня зовут гуру Свами Шактивенанда.

– А меня просто Тимофей Редькин.

– Очень приятно, Тимофей. Вы главное, работайте, работайте. Вам же на работу пора. Правильно?

– Правильно, – не возражал Тимофей. – А вы из тибетской мафии?

– Ну да, – спокойно согласился кришнаит.

Или кто он там был? Далай-лама? Дзэн-буддист? Раз из тибетской… тьфу! Редькин же опять сказал «мафия» вместо «секта», а этот, с непроизносимым именем даже не поправил.

Лайма настоятельно тянула в дом. Юлька ждала у себя. Маринка в чудовищной спешке собиралась в больницу. Некогда было разговоры разговаривать. Тимофей только оглянулся и поймал еще на какую-то секунду таинственный взгляд пришельца – мудрый, добрый, ласковый, даже страстный, как у Юльки – во, какое идиотское сравнение получилось!

Артему перезванивать не стал – все потом! Только Маринка за дверь – и он туда же. Кришнаита перед подъездом и след простыл. Может, не было его вовсе. В сущности, уже вполне пора появляться глюкам. И все это не страшно, не страшно! Все это весело!!

Юлька встретила его в тонком шелковом халатике, очевидно, накинутом на голое тело и подпоясанном скользкой шелковой ленточкой, которая так легко спадает. Тимофей обнял, прижал к себе, впился губами в губы. Нет, не угадал – трусики все-таки обтягивали ее плотную круглую попку. И в этом она была права – так романтичнее. На столике в комнате уже стояли давешние фужеры с давешним, надо полагать, коньяком, а рядом – два узких бокала с шампанским. Бульварная любовь к коктейлям оказалась неистребима. Но этим не назюзюкаешься – не страшно. От такой благородной смеси только заведешься, как дикий зверь. Редькин знал наверняка. И нисколько не сомневался в своих возможностях.

Пили медленно, вдумчиво, и в меру – по бокалу игристого и граммов по сто божественного коньяка. Столь символической дозы хватило за глаза, и пока пили, Юлька без особого мастерства, но все же очень изящно приспускала с плеч халатик и гладила себе груди, пощипывая соски, и облизывала губы, с томительной неторопливостью двигая языком. Тимофею не позволяла даже притрагиваться к себе. И, наконец, опрокинув последний глоток, заявила:

– А теперь я хочу сделать тебе это.

И встала перед ним на колени.

– Нет, – решительно возразил Тимофей на правах старшего, – я уже слишком возбужден. Не сейчас. Будет просто не интересно.

– Тогда ты меня! – застонала Юлька, отбрасывая в сторону халат, усаживаясь на диван, медленно стаскивая кружевные белые трусики и, наконец, раскрываясь перед ним, как розовый бутон, снятый цейтраферной камерой.

Глаза девчонки закатились в экстазе, она их прикрыла, чтобы не так кружилась голова, и перестала видеть, что там делает партнер, ей было уже неважно, она только пальчиками, пальчиками показывала, куда следует целовать, и пальчики работали…

– Нет, – еще решительнее сказал Тимофей, – тебя, милая, тоже целовать поздно.

А может быть, он только подумал об этом, всякая грань между словами и мыслями, между фантазией и реальностью как будто растворилась, и уже в следующую секунду они соединились.

Тимофею показалось, будто дом задрожал от гигантского взрыва, а с неба сквозь дневную голубизну и все перекрытия посыпались звезды. Такого чувства он не испытывал еще ни разу в жизни. Сладчайшая дрожь началась почти мгновенно. Но длилась долго-долго, накатывая и накатывая вновь мощными волнами…