Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 38

А следующим номером программы – во время завтрака – стал звонок Юльки. Трубку снял сам Редькин и растерялся, словно школьник. Неужели эта дурочка решила узнать, как он себя чувствует? Или уже соскучилась и мечтает о встрече? Все это промелькнуло в мозгу и в явном виде отразилось на лице. Хорошо, Маринки рядом не было. А звонок-то оказался деловой. Павел Игнатьевич, полковник милиции из отдела по борьбе с экономическими преступлениями наконец-то соблаговолили дать аудиенцию господину Редькину с супругой. Следом за Юлькой Пал Игнатич сам взял трубку и назначил встречу у себя дома в восемь вечера.

Начинались шпионские страсти, ну, прямо «Операция «Ы», новелла «Наваждение», только наоборот. Придется изображать человека, который якобы впервые пришел в уже знакомую ему на самом деле квартиру, и держаться предельно индифферентно.

Сумбурное утро плавно перетекло в еще более сумбурный день, наполненный дурацкими звонками по работе, в большинстве своем никаких денег не сулящими. Среди них особо выделялся один:

– Я бы хотел разместить заказ у вас в типографии.

– У меня? – удивился Редькин. – У меня нет своей полиграфбазы. Есть издательская фирма, а с типографиями мы работаем с самыми разными. Вам, собственно, кто дал этот телефон?

– Не помню, – последовал странный и нехороший ответ. – Но у меня где-то записано. А вообще-то я помощник депутата Хвалевской…

«Вот черт! – подумал Редькин. – Давно тихо было! (Он поклялся бы на чем угодно, что в прошлый раз разговаривал с другим помощником, память на голоса у Тимофея была отменная.) Что они там, все с ума посходили?»

Ответил резко:

– Вот вспомните, от кого звоните, тогда и будет разговор! Я со случайными людьми не работаю.

Очень хотелось верить, что это еще одно дурацкое совпадение. Но ни во что хорошее давно уже не верилось, и Редькин решил настроить себя по-другому: они меня давят, а я только сильнее от этого становлюсь. И такой аутотреннинг неожиданно подействовал. Особенно в сочетании с пол-литровой банкой «Туборга» под селедочку. Запах утреннего коньяка Маринка так и не заметила в круговерти домашних несчастий, а теперь он был благополучно закамуфлирован пивом. Тимофей почувствовал новый прилив сил, и рабочий день плавно перешел в приятное ожидание вечерней встречи. Разговор с Соловьевым представлялся необременительным – просто даже интересным, ну а про встречу с дочкой Соловьева – и говорить не стоило. Тимофей предвкушал удивительную игру взглядов, убеждал себя, что все будет хорошо, что они ничем друг друга не выдадут, а если еще потом удастся выйти на бульвар без Маринки – существует такой шанс, теща-то болеет, Маринка дома нужнее…

Этот поток цинично радужных мыслей был прерван за полчаса до визита к Юльке междугородним звонком.

Контактов за пределами Москвы у Редькиных было немного, да и родственников в других городах совсем мало, поэтому длинно звенящие сигналы всегда пугали. По крайней мере, настораживали, и на этот раз вовсе не зря. Трубку взяла Маринка и, пожав плечами, мол, не знаю, кто это, передала Тимофею. И за то короткое время, пока абонент говорил «Добрый вечер!», покашливал и переспрашивал для верности: «Вы – Тимофей Редькин?», голос идентифицировать не удалось.

Потом незнакомец представился.

В таких случаях вообще-то полагается за что-то держаться. Редькина реально качнуло. Все-таки пиво за обедом в итоге не бодрит, а расслабляет. Эх, коньячку бы сейчас!

– С вами говорит Михаил Разгонов. Времени очень мало. Выслушайте меня внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Обязательно сохраните мои рукописи, если вы понимаете, о чем я говорю. Если нет, Бог вам в помощь. И простите меня. Но главное: не отдавайте эти бумаги никому. Слышите? Ни единой живой душе! Если будете покидать квартиру надолго, берите с собой. Понятно? Вас найдут. Счастье для всех.

Последние слова добили Редькина. Он был достаточно эрудирован по части литературы. А это же финал «Пикника на обочине» Стругацких. Хотелось сразу добавить: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» Может, это был пароль, и требовался именно такой отзыв? Господи, что за чушь! Да и связь прервалась мгновенно.

– Кто это? – спросила Маринка.

– Михаил Разгонов, – спокойно ответил Тимофей.

– Издеваешься?

– Нисколько.

Обстановку разрядили оказавшиеся рядом Верунчик и Никита. Они не знали, что Разгонов мертв, им было проще.

– Так он к нам в гости придет за своей рукописью? – умилялся Верунчик. – Я же говорила, что это по правде. А салат будем делать с крабовыми палочками? А шампанское пить?

Тимофей на все вопросы тупо угукал, а Никита заметил:

– Надо мне с работы его книжку принести, валяется где-то в мастерской, пусть автограф поставит, перед мужиками похвастаюсь…

Редькин не слушал всей этой трескотни – он вдруг понял, почему совершенно не расстроился неделю (или сколько там?) назад, ведь он чувствовал через свою астральную материю, что жив Разгонов, жив! Потому и печалиться не мог! И это вдруг так его обрадовало, что уже никакого значения не имели все остальные навороты. Понять происходящее невозможно. Факт. Он должен, наконец, с этим смириться и просто доверять своей интуиции. Вот только башка раскалывалась. Добавить, что ли, втихаря? Нет, не успеть уже, и кухня полна народу, и в комнату забежать незаметно от Маринки не выйдет. Беда. Он же будет никакой там, у Юльки…

Выручил полковник милиции. Только сели сразу спросил:

– Тимофей, выпить хотите?

– Не откажусь!

Радость была столь неприкрытой, что Павел Игнатьевич даже рассмеялся беззлобно, а Маринка зашипела:

– И как только не стыдно! Первый раз к человеку пришел!

А Редькин от этой фразы окончательно развеселился. К человеку-то, пожалуй, и впрямь – первый раз. А вот в дом к нему – уже второй.

Павел Игнатьевич меж тем объявил:

– Мы с вашим мужем, чай, не водку хлестать будем. Может, и вы с нами продегустируете, Марина?

С этими словами на свет Божий извлечена была фигурная бутылка французского коньяка «Гастон де Лягранж» весьма изрядной выдержки и три грамотных фужера «а ля тюльпан». Редькин вопросительно кивнул в сторону Юльки, но Пал Игнатич помотал головой:

– Она у меня таких крепких напитков не употребляет.

На этой фразе Редькины дружно спрятали глаза, а папаша спросил:

– Может, винца, дочка?

– Да нет, па, мне еще заниматься сегодня.

Вот какая образцовая девочка!

На папу Юлька была совсем не похожа, наверно, в маму целиком пошла. Пал Игнатич – росточка небольшого, коренастый круглолицый, русоволосый, нос картошкой, губы пухлые, и щеки, как шарики, глаза небольшие и светло-светло-серые. Откуда ж Юлька с такой библейской внешностью получилась, такая высокая, хрупкая, смуглая. Всяко выходило – от матери. А мать ее погибла в авиакатастрофе пять лет назад. Такие вот грустные дела. Мачехе на девчонку по большому счету наплевать было. Отец чуть больше заботился, но именно, что чуть. Особенно после того, как у новой пары родилась славная дочурка Сашенька, которой шел теперь уже четвертый год. И вся эта команда обитала на роскошной даче, а Юлька была фактически предоставлена сама себе. Периодически к ней наведывалась тетя – сорокапятилетняя сестра отца, да сам Павел Игнатьевич непредсказуемо появлялся днем или вечером – вроде как с проверками. Ночевал редко, и только если мачеха почему-либо решала остаться в городе. При таком образе жизни не то что крепкие напитки пьют, но как правило и очень быстро переходят на «колеса», а с «колес» – на иглу. Наблюдая отца и дочь рядом, Тимофей вдруг особенно остро осознал грозящую Юльке опасность и почувствовал свою личную, прямо-таки отцовскую ответственность за нее. Это было ново.

А сам разговор, как и следовало ожидать, вышел достаточно бестолковым. Пока полковник Соловьев раскачивался, Тимофей с Маринкой успели многие подробности той летней истории подзабыть. Злость и досаду растратили, машину починили, возврата денег всерьез ждали только от Вербицкого, о чем полковнику говорить, конечно, не следовало. Ну, и что они могли сегодня хорошего сделать за компанию с представителем власти? Проанализировали причины аварии. Уточнили свои права и обязанности. Провентилировали официальные пути давления на оставшихся в живых владельцев той «Волги». Де юре и де факто теперь за все отвечала фирма, и чисто теоретически как раз с фирмы получить деньги по суду было вполне реально. Ибо суд, как правило, отдает предпочтение физическим лицам. В общем, Павел Игнатьевич позвонил при них в несколько мест – и своим знакомым, и просто дежурным офицерам – в управлении ГАИ, в отделении, в РУВД, даже на Петровку, кажется, обращался. И несколько раз полковник Соловьев повторил, что сам он не по этой части. Экономического характера в совершенном преступлении, на его взгляд, не просматривалась, а Редькины благоразумно решили не переубеждать в этом опытного специалиста. На том и закончили. Только Юлька еще спросила вдруг: