Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 20

Тимофей напряг извилины, на раз не вспомнил и решил уточнить:

– А он кто?

– Журналист, – сказал Валька, – бизнесмен, вроде даже писатель, в общем из ваших кругов – это точно.

На сервисе Бурцева любили клиентов из мира творческой интеллигенции, со вниманием выслушивали всякие байки о знаменитостях, задавали массу вопросов, пытались понять, чем живут люди искусства, изобретали всем клички, которые, поизносились с теплотой и гордостью. Бурцева посещали, например, Скульптор, Переводчик, Циркач (на самом деле администратор в цирке), Режиссер (в действительности помреж с «Мосфильма»), и вот теперь появился Издатель, то есть Редькин. А у пресловутого Маревича кличка была – Писатель. Но Тимофей так и не сумел вспомнить никакого Давида.

– Думаю, мы с ним все-таки не знакомы, – заключил он.

– Странно, – сказал Бурцев. – Я был уверен что ты его знаешь. Вы даже похожи чем-то…

«Ну и логика!» – удивился Редькин.

И тут Валька неожиданно сообщил:

– Его убили в девяносто первом. Говорят, гэбэшники…

Тимофей вздрогнул: опять накатывала шиза. Кто ж это о мертвых в настоящем времени расспрашивает? А потом лепит две фразы рядом: «вы похожи» и «его убили». Спасибо на добром слове, Валя!

Но он, конечно, смолчал. Проговорил только:

– Поеду я. Пока.

И услышал в ответ:

– Ладно, бывай здоров.

Вот такой нелепый разговор. Ну, а по дороге домой мысли опять переключились на проблемы чисто автомобильные.

Внешний вид как ни вылизывай, а после удара машина все равно будет ржаветь быстрее. Года на три бы хватило – и хорошо, а там они обязательно на новую денег наскребут, не зря же пашут, как бобики, да еще и квартиру сдают, теснятся тут всем кагалом…

Впрочем, когда Редькин заглядывал вперед именно на этот срок – три года – и получался ровно 2000-й – магия немыслимо круглого числа вызывала странное ощущение: то ли все у них будет прекрасно, как в сказке, разбогатеют, миллионщиками станут непонятно с какой радости, то ли… То ли вообще ничего не будет. В каком смысле ничего, Редькин объяснить не мог, но ощущение возникало очень яркое, стоило лишь закрыть глаза и увидеть в ночном небе огромные полыхающие цифры. В каком-то давнем фильме он видел, как встречали подобным образом наступление двадцатого века. Тогда, между прочим, тоже хватало идиотов, считавших первым годом века 1900-й и радовавшихся круглому числу больше, чем действительному началу столетия.

Да, не случайно занялся Редькин эзотерической литературой, не случайно любил авангардную прозу, тянуло его, постоянно тянуло на всякую чертовщину, но в жизни-то, в быту был он полнейшим прагматиком и циником: женился вполне буднично, хоть и рано, институт закончил технический без всякой романтики, работал на скучном ящике как все, комсомольцем был и голосовал как все, в итоге бизнесом занялся – тоже как все. За что же ему именно такая чертовщина на голову свалилась?

Вопрос не переставал мучить. И его, и Маринку. Маринка ведь тоже не семи пядей во лбу была, скромно мечтала о благополучии, спокойной жизни, иногда – нескромно – о богатстве, о красивой жизни. Но это же не грех! Так за что?

Но поскольку на подобные вопросы ответов, похоже, не существовало в принципе, Редькин попытался найти разгадку некоторых тайн попроще. Деньги – понятно – это забота Вербицкого, решили уже, но простое человеческое любопытство тоже ведь куда подальше не засунешь. Даже если их, редькинским жизням ничего не угрожает (хотя и это сомнительно), нераскрытые секреты, к которым ненароком прикоснулся, очень и очень мешают жить.

Поэтому Тимофей, не спрашивая позволения у Майкла, попытался выяснить по своим каналам, какое же серьезное дело заставило Меукова искать Редькина за день, а то и за час до смерти. Выяснил. Через Беню Калькиса и его друзей на книжном рынке. Беня, кстати, все простил Тимофею. Деловое сотрудничество выше всякой фигни! Ну, еще бы: он же надеялся с Редькина новых денег слупить. И не зря надеялся. Под обещание интересной рукописи Тимофей ему пересчитал коэффициент трудового участия, и разошлись компаньоны полюбовно, а заодно как бы невзначай поговорили о старом наезде и новых звонках Бурнашова и Меукова, о дурацкой гибели последнего.

Калькис знал немного, питался слухами. Но говорили повсюду упорно, что Эдмонд в своем эзотерическом рвении наступил на хвост некой тибетской секте, пострашнее всякой аум-сенрикё. Убирали его по заказу оттуда, однако руками местных дешевеньких шалопаев. Шалопаи, понятное дело, давно уже где-нибудь на свалке валяются, и птички их доедают. А на заказчиков милиция никогда в жизни не выйдет, потому что, во-первых, Меуков для МВД никто, а во-вторых, тибетские ламы московскому ОМОНу явно не по зубам. Редькин посмеялся доброй шутке и мысленно поделил это все на восемь, зато слово за слово выяснил, что аккурат в день убийства Меукова переполошившийся Бурнашов обзванивал всех близких и дальних знакомых, так как шеф еще накануне пропал бесследно.

Вот и выяснилось главное для Тимофея – без всякой мистики. А на квартире у Меукова сидела в тот день его постоянная пассия – девка абсолютно чеколдырнутая, она еще и не такое по телефону сказануть могла, так что Редькин почти угадал в тот раз. Она Меукова и обнаружила первая, выйдя на минутку за сигаретами. Ведь Эдмонда убили в подъезде собственного дома днем, а где он ночь провел, для всей безумной тусовки осталось полнейшей тайной. Редькин подозревал почему-то, что у Серафимы или, во всяком случае, та должна была знать, но вслух при Калькисе имя Кругловой называть не стоило. Этот свой контакт Редькин нигде светить не хотел.

Прямо скажем, к воротилам автосервиса, угонщикам и перекупщикам машин история с Меуковым никакого отношения не имела. И слава Богу: эту чепуху пора уже было выбрасывать из головы, но как отдельная тайна и она не давала покоя несчастным пострадавшим супругам.

Вербицкий, конечно, продолжал отрабатывать свою версию, даже денег обещал, хотя странная затянутость сроков и порождала некое ощущение эфемерности. В любом случае, Редькин вдруг решил, что имеет смысл покрутить еще какой-нибудь вариант расследования. Что, у них знакомых мало? Правда, конкретно в ментуре, как назло, никого. Проще на КГБ и ГРУ выруливать, но, пардон, кому в этих серьезных конторах может быть интересно автомобильное жулье, пусть даже безжалостно убирающее друг друга с дороги из-за достаточно мелких денег? Эх, да это теперь и для милиции не событие! Люди обнищали и озверели, иные готовы идти на убийство за полштуки баксов, иные просто ради удовольствия…

И все-таки милицейские дела надо крутить через милицию. Тут же вспомнился Юлькин отец. Вместе с ним вспомнилась и Юлька.

И вот, когда всплыл в памяти чудный девичий образ, Тимофей сразу понял, что безумно соскучился. Ведь обитает где-то рядом – почему они не встречаются? Непорядок! Ритм жизни, что ли, не совпадает? Так ведь у Маринки же телефон записан. Он тогда пытался запомнить, запомнил даже, но вылетело, конечно, из головы. Однако у Маринки точно записан…

– Мариш! А чего ты Юльке все никак не позвонишь?

– Какой Юльке? – искренне не поняла жена.

– Ну, этой, с ирландским сеттером и полковником милиции.

– А-а! Так ты же сам сказал, что это все фигня. Еще тогда. А теперь – тем более ни к чему. Ты чего же, хочешь деньги с двух сторон получать: пусть и бандиты и менты одновременно вышибают? Так не получится.

– Ну, во-первых, еще неизвестно, что нам Майкл вышибет и когда. А во-вторых, я просто справки собираюсь навести. Ну, интересно мне, что за ерунда такая происходит! Можем мы воспользоваться случайным знакомством и пополнить свой жизненный опыт?

– По-моему, это глупость ужасная, но если хочешь, сам и позвони.

– А это не будет выглядеть по-дурацки, ты же с ней разговаривала?

– А ты где был?

–Я рядом стоял, но я был в шоке и ничего не слышал.

– Тимка, но я же так не люблю звонить малознакомым людям! Я не знаю, кто там подойдет… Ну тебя с этой Юлькой, не порть мне настроение.