Охота на эльфа - Скаландис Ант - Страница 10

– Давайте отойдем туда, к зоопарку, – предложил курьер. – Меня все в Берлине принимают за турка. А я на самом деле азербайджанец, по старым временам сказали бы русский, советских граждан всех русскими звали…

«Зачем он говорит так много? – недоумевал Франц. – Меня об этом не предупреждали. Я жду короткого делового сообщения, которое во избежание разночтений и искажений должно быть записано на пленку».

Азербайджанец трещал без умолку на очень приличном, кстати, немецком языке. Он поведал Францу обо всех своих друзьях и родственниках, при этом несколько раз затравленно оглядывался по сторонам. И только около ограды зоопарка, метрах в пятидесяти от входа, примерно напротив вольера, где, если Франц правильно помнил, обитали экзотические двухцветные тапиры, курьер остановился. Здесь было относительно темно и пусто. Азербайджанец сделал по-дилетантски большую паузу в своем словесном потоке и быстро выпалил:

– А вообще все идет по плану. Акция состоялась. Контакты объекта пресечены, фигурант нейтрализован. Вот только у Фарида есть особые соображения.

А дальше Франц облился холодным потом, потому что особые соображения некого Фарида этот сумасшедший излагал на своем родном турецком или азербайджанском языке – какая разница? Кто-то объяснял однажды Францу, что это в действительности один и тот же язык с очень незначительными различиями. Но Швиммер не понимал ни слова по-турецки и это мгновенно обозначилось у него на лице, однако азербайджанец продолжал говорить быстро, с жаром, и даже схватил Франца за руку, чтобы тот, не дай Бог, не убежал раньше времени. Неужели он знал, что все идет на запись? Этот кошмар продолжался, казалось, минуты три. Потом курьер иссяк, и Швиммер рискнул спросить:

– Это все?

– Теперь все, – кивнул азербайджанец, и добавил небрежно, как настоящий немец. – Чус!

Иностранцы норовят сказать длинно – «ауф видер зейн», да еще и легкий поклон изобразят, а этот повернулся резко и зашагал прочь.

Вот только недалеко он ушел.

Франц и сам торопился покинуть неприятное место, но что-то заставило его обернуться, и как раз вовремя (или наоборот не вовремя?)… Выстрел не выстрел – словно какой-то зверь хрюкнул или чавкнул из-за кустов зоопарка, и в тот же миг у парня-азербайджанца не стало головы.

Если бы потом Франц обнаружил на своем костюме прилипшие частички костной ткани или мозгов, он бы даже не удивился – расстояние-то было несерьезным, Но в том-то и дело, что ничего ему на пиджак не попало. Голова курьера словно испарилась за один миг в адском пламени. О современном оружии Швиммер знал много – увлекался этим одно время, но о таком… даже не слышал никогда.

Он не помнил, как оказался в своей машине. Он только твердил себе, что уже прямо завтра возьмет у Линдеманна расчет и улетит в родной Иллинойс. Хватит! Никаких денег ему больше не надо. Жизнь дороже. Дитмар не посвящает его почти ни во что. А вокруг уже начинают убивать людей из каких-то инопланетных бластеров. О, Боже!

Диктофон казался ему раскаленным угольным брикетом, вынутым из камина. Сильнее всего на свете хотелось избавиться от вставленной внутрь кассеты и никогда, никогда не знать перевода на английский или немецкий этих чертовых фраз, произнесенных человеком за несколько секунд до собственной смерти.

Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ)

Пинягин Игорь Валерьевич, рост 157 см, вес 56 кг. 1971 года рождения, русский, кличка – Пиндрик. Холост. Родился в Москве. Отец – Хуснутдинов Валерий Рафикович, татарин, инженер-электронщик, мать – русская, Пинягина Мария Степановна, бухгалтер. Закончил среднюю школу, работал штамповщиком на заводе АЗЛК. С 1989-го года на срочной службе в танковых войсках. Завербован в 1990-м. В 1994-м закончил спецучилище ЧГУ. Присвоено звание – лейтенант. С 1995-го по 1997-й – Чечня, работа в группе спецназа под командованием капитана Большакова. Сентябрь 1997-го – вместе с группой Большакова выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально – в розыске.

Особая характеристика : прыгучесть (в состоянии аффекта до трех метров снизу вверх, до десяти метров сверху вниз), реакция на выстрел (менее 0,02 с), уникальные акробатические способности, коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности – 0,85.

Вон там, совсем близко дышит прохладой огромный и тихий Измайловский парк, как говорится, первый в Европе, второй в мире. Хороший парк, действительно, легкие мегаполиса. Но здесь, на продуктовом рынке в летний день шумно, жарко и суетно. И все тебя толкают, и надо терпеть, потому что толкают беззлобно, вынужденно, вот только за карманами следить строго необходимо. Базар он и есть базар, как его не назови – раздолье для кидал и щипачей.

Игорь Пинягин по кличке Пиндрик никогда не любил рынков, ни скромных колхозных времен развитого социализма, ни сказочно красивых восточных с изобилием всяческой экзотики – в Баку, например, – ни безобразно переполненных народом барахолок типа знаменитого одесского Толчка, ни вот этого порождения нового времени – более или менее причесанных рядов из киосков или контейнеров – современных оптовых рынков, палочки-выручалочки для москвичей, да и жителей многих других крупных городов. На овощные базары Пинягин захаживал, конечно, но быстро, по-деловому, никогда не торговался, потому как не умел и не любил этого. А на оптовых рынках просто и не бывал раньше. Зачем, если денег на жизнь хватает?

Помнится, однажды, когда вернулись из очередной «цивилизованной» страны, Циркач грустно пошутил: «Вот у нас все пытаются создать рыночную экономику, а надо супермаркетную создавать, базарно-барахолочная у нас и так есть». Крошка как всегда за державу обиделся: «А, по-моему, как раз вся беда от этих гребаных супермаркетов. Терпеть не могу дурацкого засилья иностранщины. Такси в желтый цвет перекрасили, на аптеках зеленых крестов понавешали – спрашивается: зачем? А надо не подражать им во всем, а свою, российскую экономику создавать». Крошка тоже был прав, но Игорь согласился про себя с Циркачом. Тот ведь не о словах говорил – о сути. Чистый, аккуратный магазин для любой страны лучше грязного базара. И опять же, ну не любил Игорь рынков. Ну, не любил.