Ненормальная планета (сборник) - Скаландис Ант - Страница 18

А однажды утром за завтраком, когда он, дожевывая бутерброд с осетриной, рассеянно разглядывал шикарный календарь с натюрмортом, привезенный из Франции, взгляд его вдруг зацепился за одну мелочь. «Во, французы, – подумал Егор Иваныч, – тоже халтурить начали, вроде нас. Цифра не пропечатана.» В марте месяце на календаре не было пятого числа. Потом Егор Иваныч скользнул глазами вправо, влево… и обмер.

Пятого числа не было ни в одном месяце.

«Дурацкие же шутки у кого-то!» – сказал он про себя. Но почему-то ему совсем не хотелось думать, кто же это способен так шутить.

На маленьком календаре в бумажнике (как и на всех прочих календарях, кстати) тоже не было пятых чисел, и на работе Егор Иваныч как бы между делом показал его заму.

– Глянь, как делают, сволочи. Кругом брак.

– Какой брак? – не понял тот.

– Ну, смотри, пятерки не пропечатаны.

– Егор Иваныч, тебе, наверно, очки нужны новые. Вот же пятерка, и вот… – зам говорил и тыкал пальцем в пустые места.

Страшно сделалось Егору Иванычу.

А в феврале история в точности повторилась. Заснув четвертого, он проснулся шестого. И на работе все благодарили его за какие-то улаженные проблемы, поздравляли с какими-то успешными договорами, уточняли какие-то данные накануне и очень дельные поручения. В курилке он ненароком подслушал фразу: «Шефа-то нашего словно подменили вчера: всю показуху побоку, сколько дел переделал! Расскажешь кому – не поверят.»

Болезнь – если это была болезнь – представлялась все более странной. И к врачам обращаться не хотелось – хотелось самому во всем разобраться. Тем более, что денег, получаемых в аванс, двадцатого (ставка у Егора Иваныча была высокая – пятьсот рублей), вполне хватало на жизнь.

И в сберкассу он опять не пошел. Почему-то. В марте он понял, почему.

В марте он специально не лег спать вечером четвертого и ровно в полночь наблюдал, как на табло электронных часов цифра «4» сменилась цифрой «6». И тогда он понял, что никакая это не болезнь. Что просто он живет теперь в мире, где для него не существует пятых чисел, потому что пятые числа забрал у него какой-то другой Егор Иваныч, его двойник из иного мира, где как раз наоборот существуют только пятые числа. Это был ужасный бред, о котором никому невозможно было рассказать, но Егор Иваныч знал, что все именно так. И он снова не пошел в сберкассу. Даже в книжку не заглянул. Потому что понял: боится. Боится увидеть: счет закрыт, и рядом – его подпись, поставленная тем, из пятых чисел.

К апрелю Егор Иваныч вполне смирился с отсутствием пятого. К маю начал находить преимущества в своем новом положении. В июне окончательно пришел к выводу, что при такой работе и отпуск ни к чему. Он жил теперь ожиданием двадцатого числа, которое было для него настоящим праздником, а в остальные дни, как и раньше подписывал уйму бумаг, звонил во все концы, принимал вереницы посетителей. Он только перестал нервничать, он знал, что все самое главное будет наверняка сделано без него, пятого числа, и для себя выбирал лишь те дела, которые были попроще, понесерьезней. Разумеется, иногда не удавалось отвертеться от решения важных практических вопросов, но Егор Иваныч совершенствовался в своем мастерстве, и случаев таких становилось все меньше и меньше.

Так и прошла вторая половина года. В декабре Егор Иваныч получил повышение. Аванс его вырос. После банкета в отличном настроении он позвонил старому другу, кончавшему вместе с ним институт, а ныне работавшему начальником главка, и спьяну разболтал ему всю свою историю. Друг почему-то совсем не удивился. Спросил только:

– Ну и как ты теперь? Работаешь?

– Да уж, конечно, стараюсь, – соврал зачем-то Егор Иваныч.

– А у меня вот не получилось, – грустно ответил друг. – Ты извини, я тороплюсь.

– Куда? – удивился Егор Иваныч. – На ночь глядя?

– Да на вокзал, вагоны разгружать, – серьезно пояснил друг. – Но ты не беспокойся, если действительно начал работать – все будет хорошо. Ты календарь на новый год купи, – каким-то странным голосом посоветовал он напоследок.

Егор Иваныч из этого разговора толком ничего не понял, но идея с календарем ему понравилась. Утром же на следующий день он еще до работы завернул к газетному киоску и спросил календарик. Заплатил, достал очки, посмотрел и тут же, у киоска рухнул навзничь.

В календаре на новый год не было ни пятых, ни двадцатых чисел.

Капуста без кочерыжки

Как-то вечером ко мне зашел за сигаретами сосед из квартиры напротив Вася Трубицын. Вася – инженер, но в студенческие годы писал фантастические рассказы, даже пытался, хотя и безуспешно, печатать их, и со мной он любит поговорить о литературе. Я как-то похвалил один его рассказ, и он, видно, решил, что мы теперь с ним коллеги. Сам я писатель. Не великий, конечно, и даже не крупный, но, можно сказать, преуспевающий. Меня печатают. Вышло уже три книги, четвертая готовится, а некоторые журналы так просто ждут моих рассказов. Зовут меня Алексей Ерохин, но мало кто знает эту фамилию. Печатаюсь я всегда под псевдонимом.

– Алексей Семеныч, – сказал Вася, поблагодарив за сигареты. – А вы не могли бы опубликовать мой рассказ?

– Ну вы же знаете, Вася, я не издатель. Я, конечно, могу поговорить с кем-нибудь. А что за рассказ?

– Новый. Совсем новый.

– Дайте почитать.

– Разумеется. Но, знаете что, Алексей Семеныч, – Вася посмотрел на меня долгим пристальным взглядом. – Опубликуйте его как свой. Я не гордый, и вам легче будет. А рассказ увидит свет – вот что важно.

Его уверенность в себе и его странная просьба несколько обескуражили меня, но я сказал:

– Хорошо, Вася, я почитаю.

И рассказ понравился мне, а еще больше понравилась идея напечатать его под своей фамилией. Почему? Вы это поймете из текста. Рассказ перед вами, читатель.

Ровно в 23:59, словно стремясь в последнюю минуту удрать от новых суток, опускающихся на столицу из необъятной черноты, скорый поезд Москва-Ереван с большими медными буквами, составляющими на вагонах слово «дружба», тихо тронулся и, проталкиваясь через метель и ночь, как проталкивается червяк сквозь рыхлую землю, набрал скорость.

Я докурил сигарету в тускло освещенном тамбуре и вернулся в купе. Там было не менее тускло. Мой попутчик, парень лет тридцати с усталым грустным лицом, опустил и защелкнул глухую серую штору.

– Чтобы не поддувало, – объяснил он.

Без белых сполохов придорожных огней в купе стало совсем мрачно. А мне не терпелось дочитать начатый в метро увлекательный рассказ. Я люблю фантастику, и у меня был с собой великолепный новый сборник Рогалевского. Я вышел в коридор, там было светлее, и сел на откидной стульчик. Недочитанный рассказ зудел, как шелушащаяся кожа на губах, которая не дает покоя, пока не обкусаешь ее всю, до последнего розового от крови кусочка. И совершая насилие над своими глазами, я погрузился в чтение.

А когда вернулся, мой попутчик, держа в левой руке большой неуклюжий бутерброд с колбасой, наливал чай из термоса в пластмассовый стаканчик. Увидев название книжки, которую я положил на стол, он вдруг как-то загадочно улыбнулся и спросил:

– Можно посмотреть?

– Разумеется, – сказал я.

Книжку он смотрел, прямо скажем, странно: чуть откинувшись назад и наклонив голову, долго вертел ее в руках, не раскрывая, словно это была картина. Потом положил обратно на стол и снова улыбнулся.

– Вы, наверно, очень удивитесь, – произнес он, – если я скажу, что эту книгу написал я.

«Вот те на! – мне даже стало чуть-чуть не по себе. – Маньяк. Самозванец. Лжерогалевский.»

– Простите, – сказал я, – но вы совсем не похожи на Рогалевского.

– А я и не говорю, что похож, – он был невозмутим. – Моя фамилия Ветров. Сергей Ветров.

– Ну и что? – спросил было я и осекся.

Это был оригинальный маньяк. Он вообразил себя не автором, а героем книги. Сборник назывался «Миры Сергея Ветрова», и в предисловии Рогалевский писал: «Эта книга составлена из рассказов удивительного человека. Случай свел меня с ним, и случай разлучил. Но рукописи его у меня остались, и по ряду причин я счел возможным опубликовать их. Кто он, Сергей Ветров? – вопрошал Рогалевский. – Гениальный фантаст? Или участник первого в истории контакта с иным разумом? А может быть, он сам пришелец?..» И все в таком же духе.