Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 39

– Что ты хочешь сказать?

Маша пристально посмотрела на Ивана, но тот молчал.

– Ты хочешь сказать, что мы паразиты и пьем чужие соки?

– Может быть. Ведь нас же подселили в чужие души. Мы чужие для этого мира и ничего не можем дать ему, поэтому только берем.

– Ты не прав, Ваня.

– Дай Бог, если так… Хочешь, расскажу, чем закончился твой сон? Это же очевидно. Король Марк обиделся на твою дурацкую шутку, послал очень далеко всех нас и лично товарища Артура, обнажил свой меч, и началась, как это принято у них, жуткая беспорядочная мочиловка. Но меч-то у меня заговоренный, да и сам я не прост. В общем, Маша, убил я их всех до единого к чертовой бабушке. Вот и остались мы с тобой вдвоем.

– Нет, все было не так, – раздался голос у них над головой, как будто кто-то разговаривал прямо с неба. – Марк согласился с решением Артура, признал ошибку своего выбора и покорно удалился. Такова логика этого мира.

В траве рядом с ними сидел Мырддин и улыбался, как обычно, всеми морщинками загорелого лица и глубокими изумрудными глазами.

Иван даже не вздрогнул, он сразу узнал голос и теперь, приподнявшись на одном локте, смотрел в глаза вершителю их судеб.

– А вы-то откуда знаете, что Маша видела во сне?

– Я откуда знаю? – задумчиво переспросил Мырддин и вздохнул. – Ах, молодой человек. Во-первых, я знаю все. Пора это запомнить. А во-вторых, это был не сон.

– Да?! – оживилась Маша. – Так, значит, Марк больше не будет домогаться меня?

– Ну как же не будет! Конечно, будет. Куда он денется? Он ведь тоже любит тебя. И потом… Вы все трое – клятвопреступники. Постоянно обещаете что-то друг другу и не выполняете. Да и как выполнить, когда все так перепуталось? Вы бы хоть не обещали. Впрочем, этого вы тоже не можете. Любовь сильнее вас.

– А Бригитта действительно вышла замуж за Куя Длинного? – неожиданно для самого себя спросил Тристан.

Ему вдруг показалось, что это очень важно.

– Ах, за кого только не выходила замуж Бригитта! – улыбнулся Мырддин. – Там, в монастыре… Впрочем, вернемся к нашим баранам, то есть, извините, к вам и к Марку. Это важнее. Итак, повторяю: любовь сильнее вас. Так что, поверьте, уже через месяц, если не раньше, король забудет, что уступил жену своему племяннику здесь, в лесу Мюррей, при свидетелях.

– Значит, мы все-таки в Мюррейском лесу… – полувопросительно прошептала Маша.

Мырддин странно посмотрел на нее и счел нужным затвердить:

– Да, ребята, вы не на подмосковной даче, вы все еще в Корнуолле десятого века.

– А на дачу когда? – словно бы шутя, но на самом деле очень серьезно спросил Иван.

– Как же вы все-таки торопитесь с вопросами, на которые даже Предвечный не умеет порою дать ответ сразу! Терпение! Терпение, дорогие мои, прекрасные человечки!

В этот момент Мырддин, сидевший на корточках, как будто случайно неловко повернулся и, теряя равновесие, взмахнул руками. И тогда из широченного рукава его плаща – грубого, словно изжеванного и застиранного до неопределенного белесого цвета – выкатился апельсин. Странный это был апельсин – очень круглый, очень гладкий и как бы подсвеченный изнутри. Апельсин остановился в воздухе, повисел, зябко вздрагивая, точно живой, и укатился в другой рукав.

Мырддин никак не прокомментировал свои магические действия, наоборот, чтобы отвлечь от них, спросил:

– Вы хоть помните, как дошли до жизни такой?

– В смысле? – не понял Иван.

– Ну, с какой радости в лесу-то болтаетесь, а не у себя в замке?

– Не-а, – немного удивленно проговорил Иван. – Я не помню.

И Маша молчала. Она тоже утратила память об этом.

– Так вот. Сегодня, – со значением в голосе начал Мырддин, – у вас уже гораздо больше шансов вернуться.

– Почему? – спросила Маша.

Но никто не ответил, потому что никого уже и не было рядом с ними.

И тогда они посмотрели друг на друга и разом вспомнили, как именно попали сюда, в лес Мюррей, протянувшийся от северных берегов Корнуолла через весь Уэльс до южных земель Альбы.

Часть вторая

Глава десятая,

Тристан невыносимо страдал от отсутствия зубной щетки. Вроде сколько лет уже провел в этом дремучем средневековье, а все никак не мог привыкнуть. И теперь, когда жизнь сделалась вроде бы поспокойнее, смертельные схватки и даже любовные безумства остались позади, он решил помаленечку, в рамках возможного, заняться благоустройством быта. Этакая робинзоновщина. И оказалось, что при достаточной смекалке из британских подручных материалов десятого века многое можно сделать. В том числе и зубную щетку. Он выстругал изящную, хорошо ложащуюся в ладонь рукоятку из куска доброго старого вяза, на конце изобразил углубление под собственно щеточку, густо натыкал свиной щетины в специально сделанные прорези и залил хорошо твердеющей смолой. Ну конечно, не «Колгейт-плас» и даже не воспетая Марком Твеном профилактическая зубная щетка Петерсона, но удовольствие во время утреннего туалета получить можно. Труднее оказалось с пастой. Твеновский янки, помнится, с удивительной, можно сказать, небрежной легкостью начал производить в раннем средневековье свой замечательный «Нойодонт». Но то ли хваленая американская паста девятнадцатого столетия была на самом деле откровенным дерьмом в сравнении с нынешними шедеврами фармакологии и парфюмерии, то ли все эти рассказы о производстве – наглая ложь. Ведь Тристан над проблемой пасты попотел изрядно. Сушеные листья мяты ментоловый вкус так-сяк обеспечили, мел тоже камнем преткновения не стал, и получился зубной порошок. А вот достойного пластификатора – чтоб и не вредно, и для десен приятно – он так и не сумел найти, хотя искал долго. Сначала в Изольдиной ирландской аптеке, потом в ее же косметике.

А косметики у молодой королевы было уже к тому времени немерено, заметно больше, чем у Маши в Москве. Можно сказать, косметика стала здесь ее увлечением. К ирландским мазям и пудрам добавилась теперь еще одна коллекция. Изольда покупала новейшие средства у купцов, прибывающих с Востока, и с радостным удивлением открыла для себя, что там, в далекой Индии и еще более далеком Китае, делают уже практически все: и тушь для ресниц, и румяна, и тени, и помаду для губ, и даже лак для ногтей. В общем, жить можно.

Если что и угнетало Изольду всерьез, так это отсутствие водопровода, и однажды, когда она в очередной раз пожаловалась Тристану на дискомфорт, он вдруг сказал:

– Погоди, а помнишь, у Маяковского: «…как в наши дни вошел водопровод, сработанный еще рабами Рима». Мы-то вроде уже после Рима живем.

– Конечно, после, – сказала Изольда.

– Ну так и кликни своих рабов. Что они, хуже римских? Пущай сработают!

– Ванька, да ты же гений!

Ну и на следующий день строительные работы закипели. Руководил проектом, разумеется, Тристан, а прорабами были у него два смышленых карлика, которые схватывали все на лету и даже свои идеи выдвигали. Непосредственные же физические нагрузки легли действительно на рабов. Тристан, бывало, глядел, как споро и ловко работают эти здоровенные ребята, как радуются они доброму слову хозяина, хорошей погоде, вареному мясу с пивом, и начинал подвергать сомнению известный марксистский тезис о непроизводительности рабского труда. И так, с шуточками и песнями, за какую-нибудь неделю небольшой ручей, рушившийся веселым водопадиком неподалеку от стен замка, был запружен, взят в плен и направлен куда положено, то есть в покои королевы. Такая роскошь, как герметичные заслонки или тем более вентили, конечно, не предусматривалась. Но зато по ходу строительства они придумали, как сделать воду теплой – соорудили отстойник из темного камня и накрыли его черным железным листом, так что в солнечные дни вода там только что не вскипала.