Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 16

И это как раз тогда он посвятил Маше свое последнее стихотворение – «Письмо с того света»: «И будет тихо падать снег…»

Оно и получилось с того света. Потому что он уже ничего не успел отправить.

А теперь Иван открыл глаза и увидел ее – Машу. Обстановка была немножко непривычной. Мягко говоря. Огненный сноп воспоминаний ворвался в голову и расколол ее пополам.

Когда он вновь открыл глаза, прекрасное женское лицо склонилось над ним совсем близко. И он уже почувствовал тончайший, но отчетливый привкус фальши. Какой-то вселенский шутник подсовывал ему Одиллию вместо Одетты.

– Маша, это ты? – спросил он безнадежным голосом и, разумеется, по-русски.

– Он снова бредит, – сказала «Маша» по-ирландски, оборачиваясь к кому-то, стоящему позади.

Больше он не терял сознания, просто прикрыл глаза, чтобы подумать, не обжигаясь об эту ее красоту.

Сказать, что он влюбился в племянницу убитого им Моральта, было бы глупо. С другой стороны, если попробовать отвлечься от той, прежней жизни, она, безусловно, симпатична ему, то есть, по здешним понятиям, у них мог бы быть счастливый брак. И наконец, в ее поразительном сходстве с Машей есть некий знак. Безусловно, это как-то связано со всеми предыдущими чудесами: путешествие во времени, двойная жизнь, вторая смерть, зеленые глаза пророка. Он должен понять, пусть не сразу. Очевидно, получится не сразу. Тем более когда все так перепуталось и в этом, и в том мире. Он и Изольда – враги, враги кровные, они же – потенциальные любовники, и вдобавок ко всему – хитрая система отношений: врач и пациент, ученица и наставник.

«Успокойся! Неужели тебя не учили владеть собой? Учили, да еще как! И здесь, и там. Так возьми себя в руки и пойми, вдолби в свою башку: сейчас, сегодня самое главное – ваши простые человеческие, если угодно, профессиональные отношения. Все. С остальным нельзя торопиться. До поры».

И он сумел вдолбить это себе в голову. И чем здоровее становился, тем спокойнее относился к Изольде. Он уже видел массу различий между ней и своей настоящей возлюбленной. Но еще важнее – он вспомнил: прикосновения рук. Просто мягкие, просто нежные прикосновения. Просто. С Машей всегда и все было по-особенному. Потому что общались их души. А у этой точной копии не было Машиной души, а значит, и любви между ними быть не могло. Но тогда что? Неспроста же этот, с зелеными глазами, затеял такую странную карусель времен. Неспроста. Так слушай его внимательней, Иванушка!

Однако слушать пришлось не того, который с зелеными глазами, а того, который с красными волосами. Тристан уже вставал и ходил, когда однажды ему довелось случайно услышать разговор сенешаля Гхамарндрила Красного с любимой служанкой Изольды Бригиттой.

Красный на вид был мерзок: волосы его все, от макушки до подбородка, да, наверное, и ниже, имели жуткий медно-красный цвет и жесткость металлической проволоки. Нос был длинный и тонкий, глаза маленькие, глубоко посаженные, а голосом сенешаль обладал скрипучим, словно у старика. Не мог он не понимать, что родился уродом, из-за того, наверное, и зол был на весь мир. А злость до хорошего не доведет.

И сейчас праведный гнев его на Тантриса, который оказался тем самым рыцарем Тристаном – убийцею Моральта, любимого шурина короля, – этот праведный гнев был обильно приправлен кипящей неуправляемой злобой. Злоба-то и помешала сенешалю Гхамарндрилу совершить быстрый и правильный поступок в сложившейся ситуации. Пока он шипел с миловидной служанкою Изольды где-то там за ширмой, Тристан, не долго думая, в чем был одет, а был он в исподнем, прыгнул из окна и был таков.

После такого поспешного бегства недоучившего учителя и недолечившегося пациента принцессы Изольды многие согласились с догадкой сенешаля Красного. Однако были и другие мнения. Мол, не совсем здоров на голову этот юноша, вот и сбежал, окончательно помутившись рассудком. Да и возможно ли, чтобы доблестный рыцарь из Корнуолла под видом какого-то чудака-менестреля целый месяц скрывался в цитадели своих же врагов. Оскорбительно для короля Гормона подумать такое, ну а сенешаль Гхамарндрил Красный – известный любитель сгустить краски и изобразить муравьишку гигантским лесным вепрем.

Меж тем Тристан в многолюдном и шумном порту Темры изображал юродивого. Натерев лицо специальными травами, измазав себя с ног до головы глиною, выпрашивал милостыню и на одежду какую-никакую монеток наклянчил. А потом, уже одетый, исполнял песни по тавернам и базарам и заработал денег на оружие, ибо нельзя без оружия в путь отправляться, а украсть его считал для себя Тристан недостойным, даже в той, прежней жизни. Вот и получил он кинжал и лук со стрелами простым, честным способом. А оптический прицел к луку, состряпанный им от нечего делать еще давно, в Корнуолле, был тем единственным талисманом, который он, следуя интуитивному чувству, уволок с собой, спасаясь бегством.

На вторые сутки, идя через лес, Тристан повстречал разбойников. Те вознамерились сразу взять себе в рабство крепкого молодого человека. И Тристан сказал:

– Что ж, господа хорошие, раз такая моя судьба, видно, не миновать ее, я сдамся, вас ведь много здесь, а я один. Отчаянность – не храбрость, любили говаривать мои предки.

Улыбнулись лесные разбойники доводам молодого человека. Но продолжил Тристан:

– Однако дайте и вы мне шанс. Давайте состязаться. Пошлем вон в то дерево по десять стрел: десять я и по одной – каждый из вас. Кто точнее в итоге окажется, тому и выбирать судьбу. Идет?

На мгновение задумались разбойники, а потом главарь их смекнул, что положение их выгоднее, и согласился.

Да только не знали они, каким был Тристан виртуозным стрелком и что за лук имел при себе. В родном Корнуолле его оружие со спецоптикой так и называли – лук «Без промаха». Все стрелы практически одна в одну легли, только щепки в разные стороны летели. Разбойники и стрелять перестали, раз такое дело – все равно уже проигрыш, что зря стрелы пропадать будут. Лучше просто на чудо поглазеть.

Однако не отпустили они Тристана с миром, как договаривались. Разбойники есть разбойники, им неведомы понятия о чести, это наивный рыцарь корнуолльский по молодости лет всех еще по себе мерил.

Ну, разоружили его, руки связали, примотали к седлу и повели в глубь леса. На что надеялись дикие лесные жители? На то, что станет ни с того ни с сего покорным благородный рыцарь? Впрочем, уж если при дворе Гормона не разглядели в чужеземном барде особу королевского рода, где там было чумазым уголовникам догадаться о происхождении загадочного стрелка, одетого в рубище! Силу его они видели, умения оценили и мечтали все это использовать, но по-своему, по-разбойничьи.

– Бог вас накажет, – сказал им Тристан просто.

Разбойники посмеялись. Но еще и стемнеть не успело, когда сбылось пророчество нашего героя.

Из лесной чащобы со всех сторон появились всадники, одетые скромно, но добротно, а вот кони их были поистине роскошны, и мечи и копья ясной сталью сияли и золотой отделкой. Разбойники побросали оружие и пытались бежать, но каждого из них настигла карающая рука одного из гордых бойцов, так бесшумно и быстро окруживших банду злодеев. Тристан стоял теперь один внутри круга плотно сошедшихся людей. Передние спешились, а задние, подняв забрала, смотрели на него сверху вниз.

– Кто ты, несчастный пленник? – спросил командир отряда. – Куда путь держал?

– Я – бродячий музыкант Тантрис… – начал было Тристан, но командир прервал его тут же одним коротким словом:

– Достаточно. Я – Финн Гуммал, или Финн Благородный, вождь фенниев, и знаю обо всем, что творится под небом Эрина. Шотландцы зовут меня Мак-Гуммал, но ты можешь называть просто Финном…

«Какой еще финн, – ошалело подумал Тристан. – Что он мне голову морочит, мы же в Ирландии. И вспомнилось вдруг не к месту из «классики», из Владимира Вольфовича Жириновского: «Кто такие финны? Финны – разве ж это нация?!» Ну а действительно, поди и не было еще в те времена никаких финнов».